Меня словно слегка огрели по голове клюшкой для гольфа. «Это – она! – вспыхнула догадкой радостная мысль. – Та самая «итальянка» из казино!» Не раздумывая, я развернулся и, расправив плечи, ринулся на зов судьбы. Разве джентльмен может медлить, когда дама взывает о помощи?

– Извините, – улыбнулся я, изображая легкое смущение, – но я невольно подслушал. Могу я чем-то помочь?

– Разве мы знакомы? – чуть нахмурилась женщина, пристально заглянув мне в глаза.

– Нет. Но это легко исправить. Роберт Ганн. К вашим услугам! – и я, чуть ли не прищелкнув каблуками в ответ на ее смущенный взгляд, тут же с грозной решимостью обернулся к администратору.

– У мадам небольшие проблемы, – забормотал он виновато, отступив на шаг и сделавшись как-то сразу меньше ростом. – Но мы постараемся их решить.

– Вот как? Значит, вы все же соизволите позвонить в аэропорт? – нервно воскликнула женщина.

– Я сделаю это сейчас же, мадам! – заверил здоровяк с синей «бабочкой» и, отступив еще на пару шагов в почтительном полупоклоне, развернулся и широко зашагал к офисной конторке.

– Что все-таки произошло, мадам? – спросил я, любуясь ее тонким профилем.

– Ничего. Пустяки, – холодно ответила она, продолжая нетерпеливо следить за действиями администратора, который уже возился с телефоном.

– И все же. Я был бы рад помочь.

– Спасибо. Вы мне уже помогли.

– Что-то с вашим другом? – осторожно предположил я.

Она снова пристально глянула на меня и отвернулась, упрямо поджав губы. Что ж, иногда самое благоразумное – просто помолчать и подождать. Я так и сделал. Стоял, заложив руки за спину, и терпеливо ждал, чем все это закончится. И почему-то был абсолютно уверен, что все закончится для меня очень даже хорошо.

– Мне очень жаль, мадам! – сказал администратор, вернувшись. – Герр Дитрих двадцать минут назад вылетел из аэропорта Велиабада рейсом на Гамбург.

– Подлец! – с чувством отчеканила, словно влепила пощечину, «итальянка», демонстративно отвернулась к окну, полезла в маленькую красную сумочку, вытащила платок и артистично зашмыгала носиком.

«Идите! Идите!» – замахал я пальцами на администратора и сразу пристроился за спиной женщины, благородно намереваясь оградить ее горе от любопытных взоров. Несколько минут я счел возможным молча созерцать ее стройную фигурку со спины, любовался золотистой нежной кожей тонкой шейки, изящно вылепленными ушками под высокой замысловатой прической шелковисто блестящих каштановых волос, выжидательно прислушивался к утихающим всхлипываниям, а потом участливо спросил:

– Этот Дитрих был вашим спутником, мадам?

Женщина в ответ лишь зябко передернула плечами.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, – глухо ответила она. – Если не считать того, что этот негодяй бросил меня.

– Бросил?

– Именно – бросил! Как бросают нежелательных котят, увозя их подальше от дома в какой-нибудь глухой парк.

– Но как это возможно?! – воскликнул я, изображая удивленное негодование.

– Ах, перестаньте! Обычное дело! – женщина резко развернулась. – Вы хотите сказать, что никогда не бросали женщин?

– Я?!.. Я бы никогда не позволил себе такого, уверяю вас!

– Все вы так говорите, – жалко усмехнулась она. – Хотя… Я вас совсем не знаю.

Она снова отвернула в сторону свою прелестную головку и тяжко вздохнула.

– Мне действительно хотелось бы вам как-то помочь, – сказал я вкрадчиво.

– Чем? Чем вы мне можете помочь? Да и не нужна мне ваша помощь. Просто все это ужасно несправедливо! И – пошло! Фи, как пошло!.. Извините, я пойду к себе.

– Но, разве вы не будете ужинать? – выпалил я глупость, испугавшись, что она уйдет.

– Что? – удивилась она очень естественно. – Ужинать? Это поразительно! Неужели вы думаете?..

– Но почему бы вам и не поесть? – ухватился я за возможность. – Не собираетесь же вы морить себя голодом из-за этого… Дитриха?

– Нет, конечно! Еще чего! Но…

– Вот и отлично! Я как раз шел в ресторан. Не будет с моей стороны большой дерзостью пригласить вас разделить со мной скромный ужин и бутылочку доброго бургундского?

– Даже не знаю, – робко улыбнулась женщина. – Предлагаете напиться?

– Обязательно! Назло этому глупому Дитриху! Как вы, кстати, относитесь к французской кухне?

– Положительно, – гораздо смелее улыбнулась она.

– Вот видите – наши вкусы совпадают! – многозначительно воскликнул я.

Проснулся я в оглушительно звенящей тишине.

Звенело, а точнее тонко и пронзительно пищало в моем собственном черепке, словно в нем поселился металлический комарик со своим клювом-дудочкой. Тела я при этом почти не чувствовал, как если бы его отвинтили за ночь от головы. Но голова, превозмогая несносный вибрирующий писк, все же работала. Сухо, бесстрастно и четко – как патентованные швейцарские часы. Я легко и в мельчайших подробностях вспомнил все – с того момента, когда, торжествуя и предвкушая, ввел свою скоропостижно обретенную подругу в зал ресторана, и до того мига, когда, сунув этой потаскухе несколько купюр, отправил досыпать в ее номер. Никаких провалов памяти. Никаких западаний клавиш, смазанных кадров и безвозвратно стертых файлов. Феномен – обратный обычному, когда я, бывало, вот так же безобразно напивался, поддавшись титаническому порыву вздыбить над собой этот гребаный голубой шарик и запустить им в ближайшую звезду, а после обнаруживался неизвестно где в виде расползшейся в пространстве-времени дурно пахнущей бессознательной слизи.

Неожиданно перед глазами всплыл и высветился с преувеличенной иллюзорной яркостью наш «firewatch» – заброшенный двухэтажный домик спасателей с круглой минаретовидной каланчой, вбитой бетонным колом в желтовато-бурую известняковую плиту над буйно заросшей тростником лагуной. Это был едва ли не единственный участок пляжа от Санта-Барбары до Лонг-Бич, к которому дошлые калифорнийские инвесторы не проявляли интереса – слишком много кровососущей твари водилось в местных тростниковых джунглях. По причине безхозности место это неумолимо превратилось в стихийную свалку, куда тайно свозили всякую дрянь с ближайших курортных местечек и частных вилл бойкие обладатели грузовичков – «basureros», как мы их презрительно называли. Днем и ночью над пустынными окрестностями царила все та же оглушительно звенящая тишина. Даже брезгливое фырканье океанского прибоя не заглушало гиблого звона. Лишь утробный хохот чаек да ошалелый вой одичавших собак, рыскающих по мусорным кучам, изредка пронзал эту плотоядную тишину зловещими нотами. Но как раз эта отверженная безлюдность и привлекала сюда бродяг со всего побережья, оседавших в местной «коммуне», словно жуки на навозной куче, кто на пару дней, кто на месяц, а кто на долгие тупые годы.

Травка, пиво, кокс, секс. Безотказные девочки «санитарки» и навязчивые толстозадые мальчики губошлепы. Длинноволосые бородатые парни с гитарами на широких ремнях и с кнопочными ножами в специально подшитых поясных карманах застиранных джинсов. Ежедневные шастанья пьяными компаниями по океанским пляжам в поисках сомнительных приключений и случайной поживы. Пальмы, ослепительное солнце, смачная синева на горизонте, шикарные виллы у самого берега, видевшиеся с высоких дюн бумажными японскими фонариками, плывущими по золотисто-сизым предзакатным волнам в блаженной нирване. Редкие наезды в город, на «работу», в надежде обчистить намеченный заранее пустующий домик или настрелять немного деньжат с прохожих на оживленном перекрестке «приличного» квартала. Попрошайничество, нагло замаскированное хоровым пением под гитару и распродажей красочных томиков кришнаитской литературы…

Я прожил среди этих мелких воришек, наркоманов и педерастов больше двух лет. И если бы не вспоротые в пьяной драке кишки, когда меня прежде милосердно повезли в город, к врачу, а после, испугавшись, выпихнули из машины в полной отключке подыхать в придорожной канаве, неизвестно еще чем бы я кончил. Вернее, очень даже известно: я к тому времени был уже одним из них – законченным придурком без прошлого и будущего. А так – судьба мне подарила еще один шанс.