Меня спасла болонка по кличке Ми-Ми, которой, в тот счастливый для меня и злополучный для ее хозяйки поздний вечер, приспичило пописать. Машина мчалась на скорости девяносто миль в час. Адриана Кейт, совсем молоденькая, но уже популярная на побережье стриптизерша спешила по вызову на виллу одного из своих богатых дружков. И вдруг Ми-Ми, ее неразлучная подружка, сидевшая до этого чинно на переднем сидении, начала скулить и вертеться. Сначала Эйди, решив, что подружку укачало, дала собачке пастилку, которую та неохотно лизнула и обиженно выплюнула, потом девушка попробовала взбодрить ее куском бисквита, но чистоплотной Ми-ми было уже невтерпеж – и она красноречиво заскреблась в стекло дверцы, встав на свои художественно стриженные белоснежные лапки. И как только дверца распахнулась, бросилась к ближайшей канаве, в которой я как раз исходил последней кровью.

И не смейте мне после этого доказывать, что чудес на свете не бывает, а все заранее расчислено божественным провидением! Бога, возможно, и нет вовсе. Но чудеса – случаются. Чудо и для Бога – чудо. Если он все же где-то как-то существует.

Разве мое спасение не было чудом? Ведь сообрази Эйди чуть раньше или чуть позже, что собачка хочет помочиться, она бы остановила свою «Субару» за много миль от той самой канавы – и я бы точно подох. А что девчонка не побоялась подобрать ночью на пустынной трассе окровавленного бездыханного мужика и решилась везти его в больницу, хотя ей необходимо было мчаться совсем в другую сторону, – на случку с грозным папиком, – разве это не чудо, которое невозможно объяснить естественными побуждениями? И как они с Ми-Ми вообще смогли втащить меня в автомобиль? Во мне ведь шесть с лишком фунтов роста, и для такой малышки как Эйди это наверняка стоило сверхчеловеческих усилий, даже учитывая мой тогдашний доходяшный вес.

Потом была больница, скромная палата на четверых, куда торжественно вкатили мою кровать – после трех дней проведенных в реанимации. Врач сказал, что я должен молиться за свою симпатичную спасительницу: привези она меня на полчаса позже – и мое окончательно обескровленное тело отправили бы прямохонько в морг. Но тогда я еще ничего не осознавал. Не было ни особой радости чудесного воскресения, ни трепетного чувства благодарности к моему ангелу-спасителю, о существовании которого я лишь смутно догадывался. Лишь невнятное чувство досады от произошедшей со мной радикальной перемены места и окружения. Глухая боль, беспомощность, страх неизвестности и дикое желание курить.

А на следующий день пришла Она: маленькая принцесса с осиной талией и высокой грудью. Яркий пляжный сарафан, стильное кепи из соломки, лихо сдвинутое на затылок, и огромный пластиковый пакет, в котором он притащила гостинцы. Смущенно улыбаясь, девушка подсела и сказала:

– Здравствуйте, Роберт! Я – Эйди. Вы меня помните?

Я не знал, что ей ответить – и просто удивленно рассматривал. И вдруг я понял, что со мной произошло нечто необыкновенное и даже чудесное – как это ангельское видение, явившееся мне из ниоткуда. И я благодарно расплакался.

Эйди оказалась ужасной болтушкой. Минут за десять непрекращающегося щебетания она умудрилась рассказать в мельчайших подробностях историю моего чудесного спасения. При этом речь ее была сбивчивой, непоследовательной, она перескакивала с одной темы на другую, словно опасаясь, что может упустить какую-нибудь особенно важную деталь, и получилось так, что выложила мне чуть ли не всю историю своей коротенькой жизни. Я узнал из рассказа своей спасительницы не только о выдающихся способностях Ми-Ми, ее редкой чувствительности и тонком уме, но и о том, где родилась сама Адриана, кто были ее родители, с кем она дружила в школе и почему и как приехала в Лос-Анджелес. Узнал также о детских мечтах, неожиданных разочарованиях, кое-что о подругах по цеху, подробно – о заманчивом предложении одного знакомого киношника и, под конец, что она твердо решила бросить курить и научиться играть на гитаре.

Я просто слушал и наслаждался звонкими трелями ее переливчатого тонкого голоска, невольно угадывая раскураженные чувства, обуревавшие ее маленькое сердечко. «Какая славная девушка! – умилялся я веснушкам на ее круглом личике. – Бывают же такие девушки!». А она все сокрушалась в который раз, что не смогла привести ко мне Ми-Ми, которая «очень этого хотела».

– Представляете, мне сказали, что собакам нельзя в больницу! – нешуточно возмущалась Эйди. – Но ведь Ми-Ми – такая маленькая и миленькая собачка! И я бы все время держала ее на руках. Правда она боится уколов, но зато никогда не ест с пола! Нет, это просто возмутительно, что ее не пустили!

А еще моя принцесса была огорчена, что мне пока ничего нельзя есть.

– Какая жалость! Я ведь накупила для вас столько разных вкусностей! И шоколад, и фисташки, и сырные чипсы, и йогурт!.. Неужели вам даже йогурта нельзя? Так ведь вы и с голоду помрете, типун мне на язык!

А потом она взяла мою руку, чуть наклонилась и придвинулась, так что у меня вдруг поплыла голова от дурмана ее молодого цветущего тела, а в свежезаштопанных кишках начал разгораться пожар, – она наклонилась и, чуть понизив голос, заговорщически зашептала:

– Роберт, вы можете ни о чем не беспокоиться! Тут меня спрашивали о вас – насчет страховки. Ну, вы понимаете: поскольку никто пока не объявился, и они особо не надеются… Но это все пустяки! У меня есть деньги! Ведь вы не будете возражать? Вы позволите? Я так горда, что мы с Ми-Ми вас спасли! Это – судьба, знак! Теперь я точно брошу курить – и вообще!..

И меня опять чуть не пробило на слезы. Но я справился кое-как и совершенно искренно сказал:

– Спасибо вам за все, Эйди! Вы самая чудесная девушка, которую я когда-либо встречал в своей жизни!

Она крепче сжала мою руку – и взгляд ее голубых очей чуть затуманился от удовольствия и мечтательного ожидания.

– Вы столько для меня сделали!.. Но я не могу вам позволить оплатить мое лечение. У меня есть родные. Сестра. Надо только сообщить. Вы поможете мне связаться?

– У вас есть родные? – словно чему-то невозможному разочарованно удивилась девушка и нехотя разжала мое запястье. – Да, конечно… Если вы так желаете…

И больше я ее не видел.

Лиз появилась в палате за пару дней до моей выписки. Еще раньше пришел чек и случился телефонный разговор между нами.

Она была не одна. На руках у сестры сидел рыжий малыш.

– Это Джос, – сказала она, подсев к кровати.

Джошуа – так звали нашего отца.

– Разве ты еще не ходишь? Мне сказали, что ты почти здоров, – проявила она участие.

– Я немного устал.

– Что собираешься делать?

– Еще не решил.

– Отец сильно сдал. Пришлось нанять сиделку. Не хочешь его навестить?

– Не сейчас.

– Ты так занят? Не нагулялся за три года?

Я промолчал.

– Роберт, мы никогда не были с тобой особо близки. Но ты мой брат, и должен знать правду. Отец все переписал на малыша.

– Поздравляю, – выдавил я.

– Спасибо, – неловко улыбнулась она. – Ты ведь понимаешь, что сам во всем виноват? Хотя я считаю это несправедливым.

– У меня нет претензий.

– Напрасно! – удивилась Лиз. – Если ты надеешься, что тебе что-то перепадет от мамы, то глубоко ошибаешься. Ему как-то удалось объединить завещания. Он оставил тебя без единого цента.

– Ты предлагаешь судиться?

– Это бессмысленно, пока отец жив. Но если ты вернешься, если будешь вести себя благоразумно…

– Элизабет, дорогая, – прервал я ее, – ты ведь знаешь, что я не вернусь, и что ничего уже нельзя изменить.

– Ты неправ, – возразила она. – Я, конечно, не могу требовать, чтобы ты изменил свои привычки. Я всего лишь прошу не губить себя окончательно. Ты не заслуживаешь такой жизни.

– А ты здорово изменилась, – сказал я, не желая продолжать неприятный для нас обоих разговор.

– Знаю. Растолстела как корова, – улыбнулась она грустно.

– Нет. Похорошела. И глаза у тебя стали синие – как у мамы. А в детстве были серыми, как у отца.