Он снова ненадолго замолчал и как-то сдулся. Мне даже стало чуть стыдно за свою несдержанность.

– Вы обратили внимание на арку в виде радуги при въезде в город? – спросил неожиданно Хариф. – Эта стела была установлена одновременно с закладкой фундамента Пирамиды Вождя.

– Разумеется, заметил. Она такая огромная. Кстати, в Библии радуга упоминается как символ завета, который бог-отец дал Ною после потопа в том, что не будет впредь устраивать глобальные катастрофы, – решил я почему-то блеснуть эрудицией.

– Даже так? – оживился обрадовано Хариф. – Я и не знал. А заметили вы также, что цвета радуги повторяются на плоскостях Пирамиды?

– Это тоже имеет какой-то скрытый смысл?

– А как же! Имеет! И очень глубокий! Практически – всеобъемлющий!

– Но ведь Пирамида восьмигранная? – возразил я в недоумении.

– Верно! Восьмая грань – черная – символизирует дух нашего усопшего Вождя, который продолжает жить и будет жить вечно в каждом кирпичике созданного им государства и в сердце каждого из граждан нашей страны!

– Черный? – неприятно удивился я. – Хотя, черный – цвет траура, как я понимаю?

– В некоторой степени. Но в сочетании с золотым – золотая статуя Вождя! – он символизирует мощь и нерушимость Династии. А Династия – это и есть государство и его народ!

– Вот как? Вы хотите сказать, очевидно, что и другие цвета имеют какой-то символический смысл? Очень интересно!

На самом деле, меня в это время интересовало другое: когда этот болтун уберется? Я вдруг почувствовал явные позывы облегчиться. По большому. Наверняка дело было в суши и остром соусе.

– Друг мой, ваш рассказ весьма занимателен, – добавил я торопливо, предупреждая его порыв продолжить свои сакральные откровения. – Но, может быть, в другой раз? Я согласен, что тема стоит обстоятельной беседы. Но в данный момент я не в том состояние, чтобы, так сказать, прочувствовать и проникнуться. Я немного устал, я рассеян. У меня даже слегка разболелась голова.

И я поспешил приложить руку ко лбу, который, к моему испугу, оказался вдруг мокрым и горячим.

– Так плохо? – спросил он встревожено.

– Ничего страшного, надеюсь. Сборы, перелет – сами понимаете.

– Может быть – врача? При отеле есть медицинская служба.

– Да нет, это лишнее. Мне просто надо полежать. Со мной такой бывает.

– Что ж, раз вы себя плохо чувствуете, – разочарованно пробормотал гид. – Отдыхайте. Поговорим завтра. Но вы мне должны кое-что обещать, мистер Ганн!

– Что еще? – скривил я болезненно физиономию, чтобы он видел, как мучает меня его назойливое присутствие.

– Пообещайте, что вы не выйдите сегодня из отеля! – сказал он строго, встав, наконец, с кресла.

– Да куда же я выйду? Вы разве не видите? Я даже в ресторан вряд ли сегодня сойду. Обойдусь как-нибудь.

– Но если все же пойдете, – он вдруг перешел на пугающий шепот. – Я вас очень прошу, Бобби, не приставайте к обслуживающему персоналу! И вообще, не вступайте пока в контакт с местными. Я имею в виду приватные разговоры и все такое. Только после того, как я вас проинструктирую! Или звоните мне, если у вас вдруг возникнут какие-то особые пожелания относительно развлечений на вечер.

– Я вас не понимаю! – вскричал я в отчаянии, и я действительно не понимал, чего хочет от меня этот толстяк и как можно быть столь беспардонно навязчивым. – Какие, к черту, развлечения? Мне бы доползти до кровати! Идите, идите себе спокойно. Спасибо вам и до встречи!

И мне пришлось встать, схватившись непритворно за живот, который уже угрожающе урчал, чтобы мягко, но недвусмысленно подвинуть этого мужлана к выходу.

Спуститься в ресторан я решил к половине девятого, рассчитывая, что к этому времени зал будет уже полон, и я смогу присмотреться к обитателям гостиницы.

Нет, я не собирался заводить интрижку с какой-нибудь аппетитной шведкой или вертлявой француженкой. С некоторых пор европейки меня не очень привлекают своей предсказуемостью. Разве что совсем уж исключительные особи. Но возможно, надеялся я вожделенно, среди гостей окажется одинокая эмансипированная индуска или даже арабка?

Для своего первого выхода в свет я выбрал скромный неприметный прикид: шелковый светло-коричневый костюм от Givenchy и шелковую же черную рубашку от Ицинь Инь. Строго оглядевшись в зеркале, нацепил очки. Для солидности. И для лучшего обзора – у меня незначительная близорукость. Легкомысленным девушкам почему-то нравятся мужчины в очках. Так говорят.

В коридоре было тихо и пустынно. Пройдя мимо двери лифта, я медленно начал спускаться по лестнице – всего-то пятый этаж. По правде говоря, не очень-то я доверяю лифтам с тех пор как однажды, в Гаване, застрял между 62-м и 63-м этажами на целых сорок минут с упитанным австралийским фермером, страдавшим, как оказалось, бронхиальной астмой. Как нам после объяснили, случилась авария на подстанции, и без электричества остался весь район. И автономный энергоблок отеля почему-то не завелся. Потом нас вызволяли из лифта спасатели. Но перед этим мне пришлось спасать от нервического удушья этого беднягу, решившего под старость лет прогуляться на Кубу и порезвиться с молоденькими мулатками. У него совсем некстати разрядился ингаляционный баллончик, за которым он и ехал в номер. А тут это. Представляете, что мне пришлось пережить? Старику я не дал помереть, а вот сам на всю жизнь заработал легкую форму клаустрофобии. С тех пор, когда есть возможность обойтись без лифта, я так и поступаю.

Внизу, как только снизошел, я наткнулся на заговорщический кивок метрдотеля, стоявшего с важным видом пингвина посреди пустынного холла. Меня неприятно укололи его угрюмо вопрошающие крошечные глазки – так смотрят орангутанги на людей в клетках зоопарков. Но у меня не было вопросов к этому пингвинообезъяну. Я и без него знал, куда идти – налево. Во всех отелях ресторан располагается слева от лестницы и, соответственно, справа от входной двери, уж не знаю почему. Если, конечно, это приличный отель, соблюдающий многовековые отельные традиции.

– Добрый вечер! Где изволите сесть? – услышал я за спиной почтительный полушепот, едва успев переступить порог заведения.

С тоской разочарования я оглядел большой полупустой зал. Несколько семейных пар, одинокие чопорные пожилые мужчины, на чьих лицах словно было крупными буквами написано «не подходи!», и три европейского вида девицы за одним из столов в самом темном и дальнем углу – наверняка лесбиянки.

– Пожалуй, там, под картиной, – указал я на один из сиротливо пустующих столов, расположенный равноудаленно от всех этих неинтересных мне людей.

Администратор послушной тенью выскользнул из-за моей спины и быстро прошел к указанному столу. Встал, что-то там поправил и командным кивком подозвал молоденького официанта. Я чинно присел. Ужинать совсем расхотелось. Но пришлось взять в руки красочный ресторанный каталог и углубиться в изучение меню, которое оказалось довольно обширным. Я нашел страничку с французскими блюдами и начал выбирать, что бы такое можно съесть без особых усилий? После придирчивых изысканий, выбрал буйабес, раклет и на десерт – фрез-о-ликер.

– Что будете пить? – спросил внешне невозмутимый прилизанный администратор, записав в книжечку заказ.

Я открыл карту вин и, недолго думая, выбрал бутылочку недорогого белого – Савари Шабли.

– Еще что-нибудь будете заказывать? – спросил администратор, уже не скрывая разочарования.

– Пока все, – подарил я ему наивную улыбку, от которой этот «красавчик» явно смутился, поспешил передать вырванный из блокнота листок мальчишке официанту и быстро ретировался.

Какие, однако, разные лица у этих гюлистанцев, – подумал я, оставшись один в ожидании заказа. Словно их собрали в эту страну со всех континентов, как на Ноев Ковчег. Встреть я Харифа где-нибудь в Аргентине, принял бы за неудачливого ковбоя, которого на излете молодости оседлала хозяйская дочка – некрасивая, но жутко любвеобильная. Этот администратор с приплюснутым черепом и изможденным вампирским лицом похож на румына из глухой карпатской деревушки, где на свет появляются исключительные ублюдки от невольных инцестных игрищ. А вот мальчишка официант – ничего. Есть в нем нечто утонченно-порочное. Видел я таких мальчиков, слоняющихся в затертых джинсах в обтяжку по площади Святого Марка в Венеции в поисках крепких англосакских каникулярных студентов или шаловливых японских домохозяек, сэкономивших немного деньжат на распродажах и решивших употребить их на употребления себя экзотичными европеоидными жигало…