– А не хотите поехать в отель? У вас ведь оплачено питание? Зачем тратиться?

– Нет, если я поеду в отель, то после обеда мне захочется поспать – и я потеряю несколько часов, которые мог бы использовать с большим удовольствием. Давайте сядем в каком-нибудь скромном кафе, прямо на улице, в тенечке?

– На улице? – недовольно хмыкнул Хариф, – Ладно, если вы еще не надышались.

И Хариф повел меня к центру. К тому времени я уже понял в целом схему города: она была радиальной. Центром всего была, конечно, Пирамида Вождя, от которой разбегались к кольцевой трассе, опоясывающей город, восемь широких проспектов. Один из них, самый широкий, упирался в серебряную Пирамиду Правителя – его резиденцию. И между двумя пирамидами ничего и не было, кроме самого проспекта, напоминавшего скорее огромный плац. Как оказалось впоследствии, этот проспект и являлся чем-то вроде плаца – на нем проводились военные парады и всякие шествия. За самой резиденцией был большой парк с различными увеселительными заведениями. На остальных проспектах высились фешенебельные гостиницы, банки, правительственные учреждения, массивные молы и офисные коробки – ни одного, как я понял, жилого дома. Мое первое сравнение с Манхеттеном, таким образом, почти полностью оправдывалось в части функциональности строений. Но архитектура была совершенно иная – более модерновая, но не слишком громоздкая. В самом высоком здании – отеле «Red Star» – я насчитал приблизительно 80 этажей. Здание представляло собой, впрочем, правильный восьмиугольник, а не звезду. Лишь позже, поздно вечером, когда я увидел это здание вновь, с вписанной во фронтон огромной восьмиконечной звездой, полыхающей дьявольским красным неоном, я понял, почему его так назвали. И хотя дома были не такими огромными, меня все же удивило, что некоторые из них были даже выше Пирамиды Вождя. Для меня было странно, что гюлистанцы, с их суеверным отношением ко всему, что связано с Вождем и государственной атрибутикой, решились построить в городе что-то более высокое, чем 152-метровая (до макушки вождя) Пирамида. Опять же позже, получив возможность посмотреть на город еще с нескольких верхних точек, я понял, что высотные здания ничуть не умоляют величественность Пирамиды, а даже напротив – заставляют зрителя сосредоточить внимание именно на ней. Во-первых, все небоскребы располагались достаточно далеко от Пирамиды, так что ни один из них не загораживал ее полностью. А во-вторых, этот круг пестрых и таких разнообразных по форме зданий лишь подчеркивал ее совершенные и строгие линии.

Так вот, мы шли к центру, возвращаясь из района молов, куда Хариф меня привел, чтобы я знал, где можно по случаю недорого прикупить всякого фирменного и откровенно контрафактного барахла, когда я вдруг увидел одну неприятную и совершенно нетипичную для столь респектабельного города, каким представлялся мне тогда Велиабад, сценку. На аллее, разделявшей проспект, я приметил полицая в белом кителе и кепи и в синих штанах. Перед ним стоял, низко опустив голову, какой-то тинэйджер в голубой футболке и в бейсболке, а рядом, на зеленом газоне, валялся велосипед. И полицейский этот что-то зло выговаривал мальчугану и при этом… бил по лицу ладонью! Не сильно, нет. Но – бил! И что меня особенно неприятно поразило, так это не то, что полицейский его бил, а то, что подросток даже не пытался как-то сопротивляться или просто убежать, а лишь все ниже опускал голову!

– Хариф! – дернул я за руку своего гида, который вроде как ничего не замечал и шел себе своей дорогой, – Хариф, посмотрите! Что это он делает?

– Где? Что? – наигранно встрепенулся он, – А, это? Не обращайте внимания, мистер Ганн. Этот мальчишка, скорее всего, нарушил правила дорожного движения.

– Какие правила? О чем вы говорите? Как можно?! – возмутился я еще больше.

– Да откуда я знаю? Здесь наверняка нельзя переходить дорогу. А этот дурень решил срезать путь. Я думаю, он курьер или развозит пиццу. Вот и поторопился на свою голову.

– Но как он смеет его бить?! Пусть оштрафует, заберет в участок, если у вас так строго караются нарушения дорожного движения. Но – бить!.. Это просто возмутительно! Посмел бы этот полицай распускать свои руки у нас, в Швейцарии, мигом вылетел бы с работы. А то и еще хуже – отдали бы под суд!

– Мы не в Швейцарии, мистер Ганн. Возможно, полицейский поступает, на ваш взгляд, не совсем этично, но я считаю пару подзатыльников гораздо более гуманным наказанием для этого шалопая, чем крупный штраф или привод в участок. Пойдемте, мистер Ганн, пойдемте! – чуть подтолкнул меня в спину Хариф. – Он нас заметил.

– Да что вы, в самом деле! С какой стати я должен бояться какого-то полицая? – пытался я вырваться.

– Бобби! – почти уже мне в ухо громко шептал Хариф. – Этот полицейский – офицер! Вы понимаете? Ему может не понравиться, что кто-то вот так остановился и смотрит на него.

– Да? – продолжал я хорохориться. – И что он мне сделает?

– Вам – ничего. А мне придется из-за вас объясняться. Вы этого хотите?

Он уже сдвинул меня с места и буквально уже тащил, взяв крепко под руку, но я все еще пылал негодованием и поминутно оглядывался.

– Он поцеловал ему руку! – к неудовольствию толстяка я резко остановился и вырвался из его цепких лапищ. – Этот мальчик поцеловал руку, которая его только что хлестала по щеке!

– Это он так его поблагодарил, мистер Ганн. Офицер его отпустил и даже разрешил перейти на другую сторону – разве не видите? У нас так принято. Вам не понять, – затараторил Хариф, схватил меня с еще пущей решительностью и потащил дальше.

– Принято целовать руки в знак благодарности? – оторопело спросил я, перестав сопротивляться.

– Это всего лишь знак уважения к старшим! – продолжал он вразумлять меня словно малое дитя. – Это такой местный обычай! Правда, анахронизм в наше время. Но, видно, мальчика воспитывали в семье со старыми традициями. Снимали же у вас раньше джентльмены друг перед другом шляпы при встречах? Вот и это так же!

– Не говорите чепухи! Я все понял: этот несчастный мальчик – «фиолетовый»! – воскликнул я с обвинительным пафосом.

– Ну, «фиолетовый». Ну и что? – согласился Хариф, ослабив хватку.

– А то! Он потому и не посмел пресечь безобразную выходку офицера! К какому классу относятся у вас офицеры полиции, не подскажете?

– К разным. Этот, возможно, «голубой», а может даже и «зеленый».

– А вы ведь тоже «зеленый»! – попытался я пристыдить своего гида. – Что ж вы испугались подойти и вступиться за юношу? Или избиение граждан полицейскими у вас считается законным?

– Не говорите глупости, мистер Ганн! – не выдержал атаки Хариф. – Нет у нас таких законов! Но этот офицер – при исполнении! Как я мог к нему подойти? Какое я имею право вмешиваться в работу правоохранительных органов?!

– Это черт знает что! Вы просто трус, Хариф! – бросил я в лицо толстяку, отмахнулся и пошел прочь.

Он плелся в трех шагах позади почти целый квартал, пока я не встал на транспортер эскалатора, ведущий в подземный переход. Здесь он пристроился за спиной и сказал:

– На той стороне есть как раз хорошее кафе. Я тоже что-то проголодался.

Обед несколько примирил нас. Мы расположились в небольшом скверике, разбитом в тени высотного здания банка. Это было нечто вроде кочующего кафе, столиков на семь и с кухней в новеньком синем домике на колесиках.

– Желаете отведать местной кухни? – спросил Хариф.

– Можно, – соизволил согласиться я. – Хотя у меня уже и аппетит пропал.

– Мы возьмем что-нибудь легкое, – пообещал он. – Только здесь не подают спиртное. Ничего?

К нам подошел пожилой официант и Хариф что-то стал ему наговаривать. Человек заискивающе улыбался и все кивал, пока слушал, а затем чуть не опрометью бросился к домику.

– Он «голубой» – этот повар? – спросил я. – У него голубой колпак.

– Нет, он «синий». У него синий камень в перстне, разве вы не заметили?

– Черт, я совсем запутался с вашими цветами!