Он сказал:
— Пойдем отсюда. Здесь нам больше нечего делать.
Мы направились к выходу. Уже в тоннеле нас догнал веселый возглас Иштлильтона:
— Еще раз с удовольствием пью за здоровье Николая!
Девятая Глава
Великий наставник лазуритного храма
Мы вышли из пирамиды, и она закрылась за нами. Я понимал, что мое состояние очень тяжелое. Я так сильно привязался к грязи в себе, что она сама вернулась обратно. Что же делать с моими переживаниями, которые живут во мне своей жизнью, появляются и исчезают без спроса?
Анита нервничала:
— Дядя Эскулап, что же нам теперь делать?
Эскулап ответил:
— Мы попытаемся попасть к самому мудрому целителю всех времен и народов, великому наставнику Татхагата. Он живет в своем Храме Лазуритного Сияния. Пойдем туда. Это последняя надежда. Будем молиться, чтобы наставник Татхагата принял нас. У него служит моя любимая супруга Эпиона. Я попрошу у нее помощи.
Аните уже не терпелось:
— Дядя Эскулап, пойдем быстрее к наставнику!
Мы пошли в сторону Океана Страсти.
Лазуритный Храм стоял на самом берегу. Он величественно возвышался над городом и был украшен многочисленными статуэтками из всех индийских легенд и мифов. В волшебном сиянии луны все здесь было загадочно и красиво, хотя из-за недуга красоту я воспринимал с трудом.
Мы свободно прошли в пустой храм. Тусклый свет от горящих свечей и приглушенный звук, доносившегося издалека гонга, подействовали умиротворенно. Тревожные мысли притупились.
После долгого молчания Анита спросила шепотом:
— Дядя Эскулап, что будем делать?
Ее голос эхом отразился от стен несколько раз подряд и исчез в вышине купола.
Эскулап ответил тихо:
— Мы будем ждать. Надеюсь, что моя любимая супруга Эпиона выйдет к нам. Она должна почувствовать, что я здесь.
Вдруг Гигиея и Панацея напряженно зашевелились на его посохе, и тут мы заметили движение в одном из углов храма. Оттуда появилась огромная, красивая, радужная змея. Ее кожа переливалась всеми цветами радуги. Двигалась она медленно и грациозно, голову держала высоко, даже выше самого Эскулапа. Гигиея и Панацея сильно заволновались. Радужная змея приблизилась к нам, внимательно рассмотрела всех, и особенно пристально и долго смотрела мне в глаза. От ее взгляда мне существенно полегчало. Потом она изучила Аниту, которая вовсе не испугалась ее, даже, наоборот, улыбнулась необычной змее. Наконец, радужная змея обвила Гигиею и Панацею, которые быстро успокоились от ее прикосновений, и встала перед Эскулапом. Он ей поклонился, а она что-то прошипела. И вдруг Эскулап зашипел ей в ответ. Я понял, что они переговаривались на змеином языке. Когда супруги закончили шептаться, Эскулап обернулся и сказал нам:
— Познакомьтесь, это Эпиона, моя обожаемая жена.
Анита не сдержалась и воскликнула тихо:
— Ух, ты! Вот почему у тебя дочки — змеи.
Эскулап продолжил:
— Она согласна провести нас к настоятелю Татхагате. Это радует. Но помните, что надо быть очень осторожным перед ним, он видит всех насквозь.
Эпиона развернулась и повела нас по длинной лестнице вниз, в подземные кельи. Там зазвучали приглушенные звуки, которые непостижимым образом начали проникать в меня, вызывая приятное головокружение. Анита уверенно шла рядом со мной и ничуть не боялась темного спуска. Через какое-то время стены вокруг лестницы сузились, и стало темно, как в могиле. Единственный тусклый лучик исходил от сияющей кожи Эпионы. Она двигалась впереди, и мы следовали за этим слабым светом. Да, и дочери Эскулапа излучали легкое мерцание, освещающее каменные стены. Наконец, спуск закончился, и странные, проникающие во все тело звуки усилились настолько, что я уже слышал их всем телом. Они заставляли струны моей души вибрировать в унисон, и это успокаивало.
Анита прошептала:
— Как хорошо.
Мы вышли в огромную подземную пещеру, освещенную лишь несколькими свечками. В самом темном углу мы увидели каменное ложе, на котором, поджав под себя ноги, сидел юноша с закрытыми глазами. Он был совсем молодым и совсем не дышал.
Мы остановились у стены, и Эскулап сказал шепотом:
— Не двигайтесь, наставник Татхагата пока путешествует. Сама же Эпиона приблизилась к юноше, встала перед ним на почтительном расстоянии и застыла.
Так мы ждали долго, в полном безмолвии, которое нарушалось отдаленным биением гонга. Глубокий, насыщенный и тяжелый звук проникал прямо в душу, и там ложился бальзамом на больные места.
Потом звук неожиданно стих.
Юноша еле заметно зашевелился, глубоко вдохнул воздух и вдруг, не открывая глаз, пропел стихи:
Знай, Эскулап, и ты, Эпиона, знай!
Парил я над морем вечности сейчас.
Над волнами забвения я летал,
По облакам любви божественной витал.
Хотел найти я ангела вселенной нашей,
С белыми крылами, с божественною чашей,
Наполненным напитком просветления,
И видел я чудесное видение.
И понял неожиданно, что ясность мне дана,
Что ум мой просветлен, и вижу моря гладь,
Но знание себя я не могу объять,
Еще немало вечностей я должен облетать.
Скажите же, зачем я вышел к вам на сушу?
Гостя в пещере чувствую, потерянную душу.
Жизнь угасает в нем, страдает и зудит,
И некому помочь. Лишь смерть над ним гудит…
Слушая эту песню, все мое больное тело затрепетало. Анита стояла застывшая, как в гипнозе. Эскулап же упал на колени перед мальчиком и сказал:
— О великий Наставник Храма Лазуритного. Твоя мудрость и всепроницаемость достойна величайшего восхищения. Око твое всевидяще, но позволь мне озвучить имена гостей: Анита и Николай. Николай ищет твоей помощи. Научи эту душу твоему великому знанию самоисцеления. Может, он воспримет твой Свет?
Неожиданно веки наставника задвигались, и он открыл глаза.
Из них полился свет!
Лазуритное сияние осветило пещеру.
Он встал и, легко спрыгнув со своего каменного ложа, приветливо улыбнулся нам, потом остановился передо мной и спросил:
— Скажи мне, брат мой, кто ты?
Я понял, что его сияние просвечивает меня, выворачивая всю душу наизнанку. Чувствовал, что он знает обо мне даже то, что мне самому неизвестно.
Было странно слышать такой вопрос от него.
В течение нескольких мгновений какая-то непонятная сила сковывала меня, и я ничего не мог произнести.
Потом ударил гонг.
Я очнулся и сказал:
— Я врач.
Звук моих слов прогремел громом и наполнил всю пещеру молнией.
Анита даже подскочила от неожиданности.
Вдруг молния слилась со звонким, завораживающим, веселым смехом наставника. Смех оказался настолько чистым и заразительным, что захохотал и Эскулап, и Анита, и даже Эпиона с дочками задвигались в такт смеха. Я понял, что смех проникает в меня, растет во мне, и я тоже не смог сдержаться и расхохотался. Мы долго смеялись, и нам всем было очень хорошо! Я бы пожелал, чтобы этот смех никогда не кончался, но неожиданно наставник замолк, вытер слезы и спросил с лазуритной улыбкой на лице:
— И что ты врачуешь, врач?
Язык мой словно парализовало, и я с трудом сказал:
— Я врачую… Лечу нейро… В общем, мозги. Я нейрохирург. Врач мозгов…
Молодой Наставник кивнул и спросил:
— И чем же ты болен? Врач, врачующий мозги?
Я вспомнил свой диагноз и ответил:
— Инсульт. То есть кровоизлияние в мозг.
Наставник задумался, некоторое время размышлял над сказанным мной, а потом обратился к Эскулапу:
— Друг мой, Эскулап, ты облетел почти всю Вселенную. Объясни, что сказал нам сейчас Николай? Неужели он утверждает, что заболел тем, что сам врачует?
