— Я знаю, что твой муж еще не вернулся, но это ничего, я хотел переговорить как раз с тобою, — сказал Шардын. — Слышала ли ты, что я занялся скупкой кур? Я заключил условие с одним купцом, а у тебя много кур, но не куры мне нужны, а каплуны. Продай твоих каплунов, цену я дам тебе хорошую.

— Что ж, я тебе уступлю каплунов, раз ты покупаешь их всех вместе, — сказала хозяйка, пошла в курятник, выловила восемь каплунов, связала вместе и отдала Шардыну.

— Значит, эти каплуны мои? — спросил с деловитым видом Шардын.

— Да, твои.

— Вот что, дорогая, сейчас я не захватил с собой денег. Поэтому я в залог оставлю тебе четырех каплунов. Если денег не пришлю, они будут твоими, — заключил Шардын, взял остальных четырех каплунов и ушел.

На следующий день вернулся муж.

— Я вчера пошла на выгодную сделку, — стала хвастаться жена. — Был у нас Шардын и купил восемь каплунов. Но так как он не захватил денег, то в залог оставил четырех каплунов, и если он долга не пришлет, то оставленные в залог каплуны будут мои.

— Дура, ты оказалась глупее каплуна, — сердито оборвал ее муж. — Неужели ты не понимаешь, что не получишь никаких денег, также как никогда не увидишь отданных Шардыну каплунов?..

Шардын и гости

АСТУПИЛ знойный полдень. Люди, работавшие на полях, потянулись домой, чтобы отдохнуть.

В это время по дороге ехала толпа всадников. Приблизившись к дому Шардына, предводитель осадил коня, поднялся на стременах, повернулся к спутникам и сказал:

— Давайте подшутим над Шардыном — съедим его жирного барана, с которым он так возится.

— Хорошо! — ответили всадники.

Свернув с дороги, они въехали во двор Шардына, притворяясь грустными и озабоченными.

— Добро пожаловать, слезайте с коней! — приветствовал их подбежавший Шардын и стал усаживать гостей под тенистым ореховым деревом.

— Эх, Шардын, что нам усаживаться, когда завтра нас всех ожидает каамет[31], — печальным голосом сказал предводитель.

— Как так — каамет? Не может быть!.. — произнес пораженный Шардын, растерянно глядя на гостей.

— Не позже завтрашнего дня будет каамет. Стоит ли выхаживать тебе барана, если мы все завтра умрем? Лучше зарежь его сегодня и, пока мы живы, — съедим его, — стал убеждать хозяина обманщик.

— В самом деле, если будет каамет, то на что мне баран? Съедим его, устроив как бы собственные поминки, — опустив глаза, согласился Шардын. — Но пока я зарежу его и сварю, — прилягте, отдохните. А ваших лошадей я расседлаю и пущу пастись в загороженное место, — добавил заботливый хозяин.

Гости, перемигнувшись, расстегнули черкески, сняли пояса, пистолеты и легли спать под тенистым деревом. Пока они спали, Шардын зарезал барана, мясо положил в котел, повесил его над костром, собрал седла, одежду гостей и побросал все это в костер. Затем, спрятав оружие гостей, он подошел к лошадям и начал в них стрелять.

Сладко спавшие гости проснулись от выстрелов. Хватились одежды, но она исчезла, так же как оружие и седла. Они кинулись к коням и остолбенели — Шардын в упор расстреливал их.

— Ты что — с ума сошел?! Взбесился?! — завопили, гости.

— Не я взбесился, а вы! Вы же мне сказали, что завтра будет каамет. Так на что вам одежда, седла, лошади? Все равно завтра всем нам погибать! — ответил с ехидной улыбкой Шардын.

Небылицы

Табун

ЫЛ у меня большой табун. Раз в жаркий день я выгнал лошадей на водопой, а сам спокойно вернулся домой. Так, бывало, делал я каждый день летом, лошади сами возвращались домой. А на этот раз они не вернулись. Долго я ждал, когда появится табун, но не дождался. Кинулся к берегу — нет лошадей. Посмотрел туда, сюда, поискал кругом — не видать. Что тут делать?

Воткнул я свой посох-алабашу в землю, влез на него, осмотрел берег — нет табуна. Спрыгнул на землю, выхватил кинжал, воткнул в алабашу и взобрался на его рукоятку. Смотрел, смотрел, опять ничего не видать. Тогда я воткнул в рукоятку кинжала нож, встал на его черенок, смотрю вдаль — все напрасно, пропал мой табун! Тогда я воткнул в черенок ножа шило, взобрался на него, и только теперь увидел своих лошадей далеко на берегу моря.

Выдернул я шило из ножа, нож из кинжала, кинжал из алабаши, алабашу из земли и побежал к табуну. Вижу, мои лошади топчутся у берега на самом солнцепеке и, умирая от жажды, лижут лед. Попробовал я разбить лед ударами алабаши, но не мог. Тогда я сделал из своей головы деревянное било-аклакут, размахнулся им изо всех сил и пробил лед. В прорубь хлынула морская вода.

Напились лошади вдоволь, я погнал их домой. По дороге одна кобылица ожеребилась. Я сел на нее верхом, а жеребенка положил на шею матери, но она не смогла нас везти. Тогда я сел на жеребенка, взвалил на его шею кобылицу, и мы двинулись в путь.

Проезжаю мимо одного дома. На балконе сидят три сестры. Одна из них играет на ачамгуре, а другие поют. Увидев меня, они засуетились. Старшая говорит:

— Унан, какой красивый парень едет!

— Но ведь он без головы, — возразила средняя.

— Если бы у него была голова, я бы вышла за него замуж, — насмешливо сказала младшая.

— Как так — без головы?! — крикнул я, провел рукой по плечам и только тогда заметил, что головы-то у меня нет.

Повернул я обратно к морю. Подъехал к тому месту, где поил лошадей, смотрю: лежит моя голова по уши в проруби. Спрыгнул я с лошади, ухватился за уши, потянул изо всех сил, но голову вытащить не смог: она примерзла ко льду.

Тогда я обмотал голову цепью, впряг несколько пар буйволов и стал их понукать. Буйволы рванулись раз, другой, но голова не сдвинулась с места.

Вижу, над берегом летают два комара. Я поймал их, запряг вместо буйволов и погнал хворостиной. Комары взвились и так ловко потянули цепь, что затрещал лед, а моя голова очутилась на берегу-. Я приладил голову куда следует, вскочил на жеребенка, подхватил кобылицу и помчался за табуном.

Вдруг я заметил, что у пенька невыросшего орехового дерева сидит неродившийся заяц. Я выхватил незаряженное ружье и застрелил зайца. Подняв его, я поехал дальше. По дороге повстречался с человеком, а тот спрашивает:

— Что подаришь мне, если сообщу тебе приятную новость?

— Подарю тебе зайца, — ответил я.

— Сегодня родился твой отец! — сказал незнакомец.

Я отдал зайца и поспешил домой. Дома я увидел пищавшего в люльке отца и подарил ему ту кобылицу, которую привез на жеребенке.

Свадьба отца

ТЕЦ мой долго был вдовцом и, наконец, собрался жениться. Нужно было все заготовить для свадебной пирушки. Вот он послал меня на мельницу отвезти сорок пудов кукурузы и смолоть ее.

Выбрал я самого большого гуся из нашего птичника, взвалил на него кукурузу и погнал. Когда дошел до мельницы, разгрузил его и пустил пастись на полянку, хорошенько спутав лапы. Всю ночь я провозился с помолом.