– Люблю.
– Люблю.
И мы с улыбкой посмотрели друг на друга, шутливо салютую ей чашкой чая.
– Давай доедай, а то одним чаем не наешься
Роберта с уморительным видом паиньки принялась за яичницу с беконом и салат. Их нам приготовил сжалившийся повар, когда мы, наконец, спустились вниз около одиннадцати утра, проспав завтрак.
– Ты тоже ешь, любимый, устал ведь не меньше меня и даже…
Берта осеклась, заметив мою усмешку, щеки ее предательски заалели, она смущённо улыбнулась.
– Клайд, ну что ты… Перестань так на меня смотреть…
– А почему? Тут и нет никого, вот сейчас как…
И я ну очень грозно протянул к ней руки, скроив весьма похотливую физиономию. Берта в наигранном ужасе округлила глаза и шлепнула по шаловливой руке, почти достигшей желанной цели.
– Перестань сейчас же, вот несносный какой, – она беспокойно оглянулась, нет ли кого.
– Берт…
Прошептал тихо.
– Ну что?
– Берта…
Драматизм шёпота нарастает. Она принимает игру и наклоняется ко мне ближе.
– Что?
Прозвучало так соблазнительно, что не удержался и прошептал ей в подставленное ушко.
– Я тебя хочу прямо здесь и сейчас.
Для Берты это оказалось слишком, она вздрогнула и резко выпрямилась с растерянным лицом, снова оглянулась, зачем-то оправила платье, хотя его пока никто не трогал.
– Клайд! Это… Это…
– Что? – спрашиваю с самым невозмутимым видом.
– Ну я не знаю… Так нельзя.
В ответ делаю такое несчастное лицо, что Берта, не выдержав серьезного тона, захихикала, стрельнув в меня глазками.
– Бедненький ты мой, несносный…
И мы рассмеялись оба, наш смех так по-домашнему прозвучал в тиши маленького зала, так стало хорошо… Мы вдвоем, смеемся, даже недоеденный завтрак на столе только добавляет уюта.
– Я несносный? А кто утром мне спать не дал, упрашивая встать и принести тебе…
Щеки бедняжки в который раз за последние сутки порозовели, уже вместе с ушами.
– Клайд, ну Клайд…
Жаркий шепот прямо в ухо вытащил меня из сна, задремал уже с рассветом, убаюканный воспоминаниями и тихим дыханием сладко спящей Роберты.
– Чего, что случилось?
Берта лежит рядом и тормошит меня, лицо ее очень озабоченное. Хм, интересно…
– Принеси мне мою рубашку, пожалуйста, она вон там…
Приподнимаюсь и озираюсь, ничего не понимая, ааа, вот оно что… И начинаю смеяться. Моя ладонь тут же убеждается, что Роберта абсолютно голая. Вторая ладонь подтвердила это, обнаруживая все новые и новые соблазнительные подробности.
– Ай! Стой… Ну перестань… Ну пожалуйста… Мне встать надо, очень-очень, а ты…
Чувствую ощутимый щипок, хватаю ее за руку и прижимаю к себе, положив сверху, волосы, рассыпавшись, укрывают нас обоих пушистым ароматным одеялом.
– Иди и возьми рубашку сама, она недалеко, всего лишь на шкафу, – шепчу ей на ухо.
– Как она там вообще оказалась, мистер Грифитс? – она пытается шептать серьезно, но получается не очень, улыбка так и светится.
– Очень просто, миссис Грифитс, я с вас ее стащил ночью, да и кинул назад, не глядя.
Услышав это, Берта просто молча уткнулась мне в грудь лицом и ее плечи затряслись от смеха. Я тоже рассмеялся, вспоминая, как пришлось постараться, уговаривая Роберту расстаться с длинным и ну очень мешающим одеянием…
– Вставай за рубашкой!
– Не буду, я стесняюсь! Ну принеси…
– А, может, я сам стесняюсь! Вот!
– Я отвернусь.
– Небось подглядывать будешь.
– Честно не буду.
– Так и я не буду.
– Врушка!
– Вместе пошли! А ну вставай!
– Ой! Клайд! Не смотри! Дай хоть одеяло!
Мы оба смеемся уже в голос, забыв о приличиях, я взъерошил Берте волосы.
– Ты почему просто тихо не вылезла, и не надела рубашку спокойно, пока я спал?
Она искоса посмотрела, испытанным способом спрятав лицо за чашку чая, одни глаза видны, с хитринкой, но и смущённые.
– Я хотела, а потом подумала, ты же спишь очень чутко, умеешь просыпаться когда надо.
– Ага…
– Я встану, а ты проснёшься…
– И?
Роберта замялась и посмотрела на меня с выражением «ну ты сам понимаешь». А я безжалостно произнес вслух.
– Проснусь по-тихому и буду подглядывать. A как такое пропустить?
– Гадкий, гадкий!
И я со смехом получаю ладошкой по лбу, перехватываю руку и целую… И тут идиллию прерывает тот самый повар, что любезно накормил нас. Он зашёл в зал, нарочито громко топая и кашляя, успел увидеть на его полном добродушном лице широкую улыбку. С подчёркнуто громким вздохом отпускаю руку жены, пора и честь знать, засиделись.
– Пошли, Берт?
– Идём.
– Дай мне письмо родителям, запечатай только.
Через несколько минут в почтовый ящик при гостинице опускается небольшой конверт, на котором аккуратным круглым почерком написано «Бильц. Элизабет Олден».
Городской парк занимал немаленькую территорию вдоль живописного берега реки. Там мы договорились с Ольгой и Сирилом встретиться, погулять вместе пару часов.
– Клайд, как замечательно, правда?
– Просто здорово, милая.
Мы не торопясь идём по дорожке между двумя рядами высоких сосен. Красивые, прохладный ветерок шелестит кронами, оттуда доносится бодрое птичье чирикание, лучи солнца веселыми зайчиками пробиваются через густую листву. Хорошо… Нам навстречу идут такие же парочки и просто одинокие отдыхающие. На зелёных травяных площадках уютно разместились компании побольше, принесшие с собой раскладные плетеные кресла. На ярких покрывалах, разложенных прямо на траве, стоит нехитрое угощение и напитки в оплетенных бутылках. Когда мы проходим мимо них, доносится весёлый смех, говор, вон кто-то рассказывает что-то забавное, его награждают шутливыми аплодисментами.
– Как хорошо, что мы сюда пришли…
Берта чинно держит меня под руку, вся излучает забавную серьезность на нашей первой прогулке в качестве мужа и жены. Искоса поглядываю на нее, жёлтое выходное платье, светло-голубая шелковая шляпка, задорно сдвинутая вбок, как берет, маленькие изящные руки в ажурных перчатках, живые блестящие глаза с любопытством смотрят по сторонам, простодушно получая удовольствие от увиденного. От голубого неба, прохладного воздуха, шумящих деревьев, яркого солнца и чистой зелёной травы. Улыбаюсь, какая она сейчас спокойная и безмятежная, гуляет с мужем по парку и все у нее замечательно. Незаметно вздохнул, подумав, что этот день закончится и впереди – Ликург. Отгоняю непрошенные мысли, потом. Все – потом. А сейчас – у нас праздник, и все, что не он – подождёт.
– Берта, не устала, может, тоже присядем?
Показываю на столики для пикников, стоящие на тихой полянке. В руке у меня небольшая корзинка, туда она заботливо положила несколько сэндвичей и бутылку лимонада.
– Давай, милый, только недолго, хочу ещё погулять.
– Конечно, погуляем, мы ещё и половины парка не обошли.
От сэндвичей мы пока дружно отказались, но отдали должное лимонаду. Роберта сняла шляпку и положила ее рядом на столик, ветер игривым порывом поднял ее длинные волосы, сегодня она не уложила их в прическу, а дала вольно упасть на плечи. Смотрю и вспоминаю… Глубокая ликургская ночь, неверный свет фонаря… Хрупкая беззащитная фигурка с развевающимися волосами, дорожки слез на щеках… И мои руки бережно обнимают ее, желая спрятать от тьмы и ветра враждебного мира. Так было. Всего несколько дней назад, совсем недавно… Быстрые образы сменяют друг друга. Камешек в стекло. Я влезаю в окно… Ночной костёр и наша клятва над огнем… И вот мы здесь, все позади, боль и отчаяние, сомнения и неизвестность. Мы – вместе. И все, что нам вскоре предстоит – мы преодолеем. Обещаю тебе, любимая. Роберта заметила, что я на нее смотрю и взяла меня за руку, заглянула в глаза.
