Молчание.

Кто-то очень сильно пошутил, послав сюда, в тело этого… Этого… Именно меня. Кто ты, шутник? Смешно тебе сейчас? Очень смешно? Будь проклят. Слышишь? Проклят!

Все ещё стою возле зеркала, уперевшись руками в стену, лицом к лицу… Сверлю глазами ненавистное отражение, вот и свиделись. Сердце гулко стучит, отдаваясь в ушах, пальцы вдруг сжались в кулак, возникло неистовое желание ударить. Стереть это лицо, рассыпать градом осколков. В глазах потемнело. Cтоп! Стоять! Не надо… Ну что, спать ляжем? Вернёмся домой? Губы искривила усмешка, очень напоминающая хищный оскал. Хорошо, что никто не видит, выражение юношеского мягкого лица стало страшным… Так вот кто пытался меня не пустить сюда, вот кто шептал, уговаривал ничего не делать… Ты. Я ненавидел тебя всю жизнь, мразь. А теперь… Заснуть? Уйти? Уступить тебе? Нет. Нет!

Хватит. Нужно успокоиться и отдышаться. Устраиваюсь на стуле и прямо перед носом вижу кухонный уголок, чайник, примус, посуда какая-то. Да, выпить сейчас просто необходимо. Лучше, конечно, коньяк, но чай тоже сойдёт. Причем – покрепче, спать нельзя. Пора начинать хозяйничать, действовать, привязывать себя, проявлять. Стирать его отсюда… Вот и коробок спичек нашелся. О письмах на столе стараюсь пока просто не думать, не надо. Завариваю крепчайший «купеческий» чифир. И надо одеться, прохладно. Снова в шкаф. Так… Да, одежда в полном порядке, все разложено и развешано в цвет, комплектами. И я уже не удивляюсь трепетности в хранении и подборе вещей, другого и быть не могло, верно? С какой-то кривой, нехорошей улыбкой обвожу взглядом содержимое шкафа. Рубашка. Жилетка. Шарф. Я собрался выходить? Медленно цежу терпкий горячий напиток, глядя в темное окно. Морщусь и кошусь на помятую желтую жестянку с рассыпным ''липтоном''. Вкус непривычный, более насыщенный, рот вяжет куда сильнее. И сердце… Реагирует на кофеин, чувствую биение, отдается в ребра, но это неизбежно – мои привычки при мне, а тело, обмен веществ и вся биохимия – пока чужие. Так что с чифом аккуратнее, и – пить мне нельзя, вообще. Кстати, а который час? Часы тут где-то быть должны, хорошие такие, дорогие. Как визитница. И нахожу их на той самой прикроватной тумбе, о которую ударился коленом. Однако… Всего-то 22.50. А я думал, глубокая ночь на дворе… И что-то в голове начинает крутиться в этой связи, пока мелкими глотками допиваю густую черную жижу. 22.50… 22.50… Принимаю решение. Брюки… Поежился от прикосновения непривычной ткани к коже. Шерстяная… Фасон кажется слегка несуразным, слишком высоко расположена талия… А где тут… На внутренней стороне дверцы шкафа висят подтяжки, точно, это часть комплекта. Рубашка… Жилетка… Галстук? Нет. Ночь на дворе, не нужно. Все движения подчеркнуто неторопливы, спокойны. И – никаких мыслей, только действия, они заглушат ненавистный шепот. Слегка повел плечами, прошелся по комнате, костюм сидит как влитой, безукоризненно. Криво усмехнулся, а как же иначе, не правда ли? Готов? Еще не совсем. Тело слушается, явно осталась мышечная память, слишком легко я вписался в непривычную одежду. Это хорошо и мешать не надо, но стоит прямо сейчас прояснить вот что… В моей руке короткий кухонный ножик, взятый с подставки, задумчиво на него посмотрел, не решаясь… А вдруг… Лезвие вычертило «танжерский зигзаг» и через секунду с плотным стуком вошло в противоположную стену, метнул от бедра. В выбранную точку не попал, подвели связки, не довернул кисть. Движение отозвалось глухой болью, да, все – при мне. Кроме тела, но это – поправимо. Усмехнулся, выдернув нож и вернув его на место – эти умения мне тут точно будут не нужны.

Гашу свет в комнате и осторожно открываю окно, выглядываю наружу. Слегка поежился, на улице довольно прохладно, несмотря на апрель. Где расположен Ликург? Память, моя безжалостная память услужливо подсказывает – штат Нью-Йорк. Далеко… Глубоко вдохнул знобящий ночной воздух, словно пробуя этот мир на вкус. Налетевший порыв ветра вместе с шелестом крон принес запах влажной зелени, ещё что-то неуловимое. Чужое… Прищурился, вглядевшись в полумрак, все еще безлюдье… А вот кое-где всё-таки неярко светятся несколько окон, не разглядел их с первого раза. Свет теплый, жёлтый, в одном месте слегка дрожит, свеча? Керосинка? Слегка вздрогнул, кто-то прошёлся там по комнате, мелькнул женский силуэт. Невольно пригляделся, ей лет сорок пять. Исчезла… Первый человек, увиденный мной здесь. Словно этот мир приветствовал меня…

Здравствуй… Ты не один, тут есть живые. Ты теперь – один из них, не бойся.

Пора. Внезапно почувствовал какой-то подъем, страх ушел. Стало любопытно, а что там, за виднеющимся вдалеке перекрестком? А там? Захотелось шагнуть на тротуар, перейти мощеную мостовую, глотнуть воздуха тихой ночной улицы. Глаза вдруг широко раскрылись, я замер. Где-то там… Она. Ждет. Отчаянно и безнадежно ждет. Это ее тихий зов донёсся до меня всего несколько минут назад…

Не уходи, пожалуйста… Не бросай… Не оставляй меня здесь одну… Пожалуйста…

22.50… Резко отвернулся от окна, оборвав себя. На пачку писем, на стол – стараюсь не смотреть. Прочитать несколько? Отчётливо вздрогнул от этой мысли. Нет. Но хоть последние… Узнать конкретнее, что тут у них… У нас… Нет!

Надеваю пальто. Шляпу. Непривычное ощущение, не умею ее носить. Оставить? Нет, берем, лицо стоит прикрыть хоть как-то, меня тут знают, а к разговорам я ещё не готов. Не готов. Эти простые слова снова открыли дорогу смятению, мысли замелькали… Мне же на работу завтра. Какой день недели вообще? Сколько же проблем… Вопросов… И ни на один – нет ответа. Ну, пошли? А куда я собрался идти? Не знаю. Но больше не могу тут тупо сидеть. Хочу подышать. Походить. Осмотреться. Подумать. И, вот что… Пару баксов в карман, на всякий случай. Никогда не выхожу пустой. Где тут он деньги держит? Оглядываюсь… Стол. Ящик. Не хочу его открывать. Ну не хочу. Там еще пачка писем. Да хорош уже, так и до психиатра недалеко. Успокойся! Понял? Деньги в столе, иди и возьми. Время пошло!

Футлярчики… Карандаши… О, коробочка из-под леденцов. Открываю. Да, негусто. Полтинник в разнокалиберных бумажках. А портмоне или бумажник есть? Что-то не нахожу. Как интересно, роскошные визитница и часы имеются, а кошелька не наблюдаю. Хорошо, просто в карман. Перебираю мелочи в столе, невольно увлекшись. Старые ручки. Пока непонятные и неинтересные мне бумажки. Опять карандаши какие-то… И… О, черт… Сразу понял, что это. Небольшая плоская продолговатая коробочка, обтянутая серым тонким бархатом. Небрежно закинутая в угол ящика, в хлам. Запрокидываю голову и гляжу в потолок. Закрываю глаза. Открываю. Коробочка все еще тут. Медленно, очень медленно открываю, мне не по себе. Да. Самописка и вечный металлический карандаш. Ты что же, Клайд, так сразу и зашвырнул их сюда? Смотрю на них, на перо ручки, на острие карандашика. Ими не пользовались. Ни разу. Осторожно кладу все на стол. К газете. Письмам. Визитнице. И уже не удивляюсь, найдя там же, в кучке мусора, смятый маленький портрет. Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. Выдыхаю. Ну, здравствуй, маленькая… Вот ты какая… На обороте старательно выведено, аккуратно и красиво, круглым таким почерком, детским…

''Дорогому Клайду на Рождество. Твоя счастливая Берта.''

И сердечко нарисовано. Все заключено в рамку, с парой смешных завитушек, от души…

Осторожно расправляю небрежно смятый в кулаке портрет, провожу кончиком пальца по щеке, она здесь весело улыбается. Весело и беззаботно. На мгновение прикрыл глаза, я не могу на нее смотреть, сердце сжалось. Снова послышался тихий шепот… Она ждет. Портрет кладется к остальным вещам. Наружу, на воздух. Не могу я больше. И, выходя, положил самописку и карандаш во внутренний карман. Смотрю на свои тонкие нервные изящные пальцы. Сжимаю их в кулак. Тихий скрежет поворачивающегося в замке ключа. Мелькнула мысль – надо будет смазать. Бесшумно втянул воздух, пахнуло старым прелым деревом и пылью, дом весьма почтенного возраста. Осторожно выглянул на темную лестничную площадку, окинул взглядом стены, поискал двери к хозяевам. Видимо, они на первом этаже, путь идёт мимо их комнат. Да, дежурная лампочка бы тут не помешала, а эти экономят, судя по всему. Слегка приоткрыл свою дверь, чтобы хоть немного осветить лестницу. Вернуться за спичками? Свечу поискать? Хм… А… Этот как возвращался, в темноте ступеньки нащупывал? Свет зажигал и спокойно себе шел? Не знаю. А значит – пойду тихо, не нарываясь и не провоцируя. Все, что нужно, я уже увидел и запомнил. Два пролета вниз, небольшой холл, выход должен быть справа. Прикрыл дверь, точно, уловил слабый отблеск с улицы, там небольшое окно. Нащупал второй ключ на кольце. Ну, двинулись? Дверь медленно закрывается, негромко щёлкнул замок. Тьма. Перед мысленным взором возникла виденная мгновение назад картина лестницы. Ладонь легла на гладкие отполированные за годы перила, неспешно заскользила вниз вместе с осторожными шагами. Лёгкий скрип, черт… Замер, прислушавшись… В затихшем доме по-прежнему тишина, идём дальше, вниз, вниз по старой пахнущей пылью лестнице дома в далёком городке американской глубинки. В прошлом… Почти сто лет… С каждым медленным шагом осязаемо чувствую, как отдаляется от меня небольшая комната, место, где я появился здесь меньше часа назад. Пробуждение… Страх… Паника… Понимание… Решение. Шаг за шагом – к неторопливо приближающемуся выходу на улицу. Шаг за шагом к черте, за которой пути назад – не будет. Я готов к этому? Я хочу этого? Я останусь здесь навсегда. Навсегда… Навсегда. Шаг за шагом… Вот и небольшое окно слабо освещает прихожую. Дверь – передо мной. Серебристый свет косо падает на дощатый пол, резкие тени ложатся на стены, оклееные обоями с каким-то цветочным рисунком. Кадка с небольшой пальмой, раскинувшей широкие листья, словно готовящаяся взлететь птица. Куда отправишься, крылатая? Давай со мной? Одному страшно… Глаза тем временем привыкли к полутьме, вижу вход в неширокий коридор налево, пол покрыт ковровой дорожкой. Там комнаты хозяйки… В памяти всплыло имя – миссис Пейтон. Кивнул сам себе, а ведь пора бы начинать вспоминать детали, пригодятся. Миссис Пейтон… Кто она такая, что за человек? Не помню… Пальцы сжали ключи. О чем я думаю, стоя перед дверью на улицу и никак не решаясь открыть ее? Я просто тяну время. Вот перешагну через невысокий порог – и все, этот мир поглотит меня. Так чувствую. Губы искривила усмешка, я сжал пальцы сильнее. Ещё сильнее! Ну же, до боли, до крови! Пусть кусочек металла вопьется в ладонь, пусть! Открывай! Иди! Как в моем сне, где я вошёл в распахнутую дверь… Иди, ты здесь не просто так, тебя ждут, на тебя надеются! Ты же хочешь этого, ты всю жизнь ждал! Ну же! И тишину прихожей прорезал скрип вставленного в замок ключа, два оборота. Пальцы ложатся на немного шатающуюся ручку… Поворот вниз. И в лицо ударил порыв прохладного ветра, делаю шаг, другой. Невысокое крыльцо, кованый навес над головой. Две широкие ступени вниз, на тротуар. Глубоко вздохнул, наполнив грудь ночным воздухом Ликурга, пробуя его на вкус. Чужое? Нет, милый. Уже нет… Дверь осторожно закрывается, кинул быстрые взгляды по сторонам. Никого… Сердце колотится, отдаваясь в голове, груди, кончиках пальцев. Странное и непривычное ощущение, когда подошвы и каблуки издали тихий стук, соприкоснувшись с асфальтом тротуара. Ну, двинулись. Куда идти? Неподвижная темная фигура бросается в глаза, в нескольких окнах напротив все ещё горит свет, людей в проёмах нет, но не будем ждать их появления. Для начала – какой мой адрес? Вот и табличка – Джефферсон-авеню, 18. Почтовый ящик – ''миссис Аннабель Пейтон''. Ишь, Аннабель… Стало зябко, засунул руки глубже в карманы пальто, бросил взгляд вдоль улицы. Направо или налево? Туда пойдешь, коня потеряешь… А туда – голову… Или друга… Или… Не помню. Пожал плечами, повернув направо.