Я посмотрел вверх.

Там светился купол с изображением огромного глаза, в уголке которого застыла готовая сорваться слеза. Казалось, она сейчас упадет вниз прямо на головы занятых непонятными приготовлениями послушников.

— Мы хотели бы, чтобы вы поучаствовали в нашем сегодняшнем Очищении, — сказал настоятель, кивая все прибывающим в зал монахам.

Я удивился, увидев нескольких андроидов с клеймами «Импланты» на лбах, и это не осталось незамеченным.

— Мы считаем их людьми, — поспешил объяснить Трэвор. — Они такие же живые мыслящие существа, как и мы, просто созданные искусственно.

— Большая часть планеты не разделяет ваших взглядов.

— Что ж, тем хуже для них, — скорбно констатировал настоятель.

Монахи строились в ряды, напоминая воинство Господне. Мне стало интересно. Каждый знал свое место, занимая заранее отведенный ему сектор.

— Ну что ж, все, кажется, в сборе.

Трэвор повернулся к алтарю и приложил свой перстень к матово-белой панели.

Перстень мигнул, и в ту же секунду грянула музыка.

Мощный поток звука прокатился по залу.

Разумеется, это был орган, вернее, его электронная имитация. Настоятель ловко пробежался пальцами по сенсорам.

Я посмотрел в зал.

Рядом с каждым послушником прямо из пола вырастали овальные прозрачные коконы. Монахи ритуально касались груди, после чего забирались каждый внутрь своей ячейки. Коконы тут же затягивались, теряя прозрачность и наливаясь мутной молочной белизной.

— Что происходит? — поинтересовался я.

— Подготовка к Очищению, — невозмутимо ответил настоятель.

Он снял с пульта маленький металлический скип, от которого под алтарь тянулся едва различимый гамма-кабель, закатил рукав и вставил его в разъем, вживленный в запястье.

— Присоединяйтесь!

— Но как?

— Положите вашу «длань» вот сюда.

И Трэвор указал на парящую над пультом эбонитовую сферу.

Пожав плечами, я положил сенсорную перчатку на странное устройство, и в ту же секунду внешний мир исчез.

Вокруг расстилалась унылая равнина.

На мне был надет странный балахон из грубой, раздражающей кожу ткани, на ногах сандалии, в руке посох. Единственное, что осталось неизменным, так это моя «длань».

Дул холодный ветер. Я поежился.

Линза «Циклопа» исчезла.

Я был озадачен.

Куца идти?

И я пошел, пошел наугад, опираясь на крепкий посох. Исподлобья я взглянул на небо и вздрогнул от неожиданности. Сверху на меня взирал нарисованный глаз. Хотя нет… я ошибался, глаз был живой.

Он следил за мной.

Наверное, с такой высоты я казался ему насекомым, жалким и недостойным. Но в этом взгляде с неба не ощущалось презрения или вражды. Кто бы оттуда ни смотрел, он смотрел с заботой и участием, и мне стало легче идти. Теперь я знал, что не заблужусь и выйду куда следует.

Ветер гонял по равнине сухие ветки, пригибал к самой земле чахлые травинки. Между камнями сновали черные скорпионы. Когда я проходил мимо, они замирали, казалось, провожая меня взглядом.

Я увидел костер.

В тот момент я еще не знал, что это костер. Просто внезапно возникший огонек на горизонте. Я ускорил шаг, стремясь к нему.

Глаз в небе как будто уменьшился в размерах, подернулся мутной рябью, но не исчез…

У костра сидели люди.

Сердце мое опустилось куда-то вниз. На небольшом камне расположился длинноволосый голубоглазый человек в белой одежде. Он говорил, а остальные семеро внимательно его слушали. Тот, что сидел справа от костра, старательно записывал, пользуясь странными принадлежностями для письма.

Меня наконец заметили.

Голубоглазый прервал свой рассказ и обратился ко мне:

— Куда путь держишь, добрый странник? И все взоры устремились на меня.

Я промолчал.

— Наверное, в Иерусалим, — предположил писарь, — смотрите, у него нет с собой вещей, только посох.

— Присядь у нашего костра, погрейся, — предложил незнакомец.

Я подчинился.

— И когда завершится тысяча лет, Сатана будет освобожден из своего заточения, — продолжил прерванный рассказ голубоглазый. — Бездна будет временной темницей дьявола. Но ровно через тысячу лет он будет освобожден; освобожден для того, чтобы стать орудием в Божьих руках, с помощью которого Бог в последний раз испытает человечество. Сатана придет, чтобы обмануть народы, которые проживают на четырех углах земли, и соберет их на войну. Число их — как морской песок.

— Но почему так произойдет? — подал голос один из семи. — Разве мало нам предыдущих испытаний?

— Это будет последняя война на земле, — улыбнулся рассказчик. — Последний бунт человечества, спровоцированный Сатаной, главным врагом Бога. Природа человека изначально бунтарская. Она будет изобличена последней провокацией Сатаны и устранена окончательным судом Господа над человечеством.

— Когда же случится это? — неожиданно для себя спросил я.

Голубоглазый взглянул на меня, и все во мне похолодело от этого взгляда. Его глаза и тот глаз в небе, они принадлежали одному живому существу.

— Это случится через три тысячи лет. Что он имел в виду?

Какую точку отсчета?

Три тысячи лет начиная с чего? Все эти вопросы комом застряли в горле, я не мог больше произнести ни слова.

— Ты отдохнул?

Я не сразу понял, что незнакомец обращается ко мне.

— Согрелся?

Я неуверенно кивнул.

— Тогда иди и по пути рассказывай всем, кого встретишь, о том, что видел и слышал здесь. Пусть приходят другие к этому костру и возвращаются с огнем истины в душе.

Я машинально поднялся и побрел прочь.

Через десяток шагов оглянулся.

Огонек костра едва мигал на далеком горизонте. Когда же я успел так много пройти?

Глаз в небе исчез.

Теперь там были только облака, низкие и тревожные. Я ускорил шаг, и через некоторое время впереди возник древний город.

Куда же я попал?

Неужели Земля?

Но какое столетие? В голове по-прежнему царил странный туман, мешающий мыслить рационально.

Я приближался, и стены города росли. Они были неприступны, настоящая цитадель, надежный оплот посреди безжизненной холодной равнины.

Как он назывался?

Кто обитал за его стенами?

Ворот не было.

Подходить ближе не имело смысла, и я остановился на высоком холме, с недоумением разглядывая пустые каменные башни. Древний город лежал в небольшой низине, но мне трудно было судить о его реальных размерах.

Куда идти дальше?

— Ты пришел. Я обернулся.

Рядом со мной стоял голубоглазый незнакомец.

— Это Вавилон.

— Не может быть!

— Верь мне.

— Что я должен сделать?

— Разрушить его.

— Но как?

— Уже пролилась седьмая чаша, — произнес незнакомец, задумчиво глядя на город. — Вавилон должен пасть, город, напоивший народы вином ярости и блуда.

Я вытянул вперед правую руку, словно пытаясь сжать в ней весь город.

Земля вздрогнула. По долине пробежала трещина, с каждой секундой она увеличивалась. Я сомкнул пальцы, и с неба прямо на город хлынуло пламя.

Оно струилось вниз, словно выливаясь из невидимого гигантского сосуда. Вот оно накрыло город целиком, вот потекло по земле.

Я не двигался и стоял даже тогда, когда языки огня накрыли меня с головой.

Еще мгновение — и все исчезло…

Я снова очутился в зале монастыря, поспешно отдергивая руку от нагревшейся сферы.

Настоятель по-прежнему находился в трансе, глаза его были закрыты, губы беззвучно шевелились.

Черт возьми, что это было?

Многочисленные коконы вибрировали, по вытянутым блестящим поверхностям пробегали белые разряды статиса.

Что со мной случилось?

Галлюциноген?

Непохоже. Внушение? Гипноз? Мне требовались ответы, но я все-таки решил подождать.

Настоятель Трэвор очнулся где-то минут через десять. Его лицо приобрело осмысленное выражение, глаза открылись, и он, удовлетворенно улыбнувшись, выдернул из разъема гамма-кабель.