Когда я делаю обход вокруг дома, якобы проверяя, нет ли чужих, я влезаю на сеновал и наблюдаю за ее окном. Мне не везет: штора постоянно задернута. Но тень, движущаяся за шторой, будоражит мое воображение. И каждый вечер я не могу удержаться от того, чтобы не забраться наверх, хотя знаю наперед, что смогу увидеть лишь ее тень.

За эти три дня я лучше узнал Зерека. Это неплохой человек, если примириться с его чудачествами. В основном его волнуют три вещи: сын, деньги и шахматы.

Я так и не понял, в чем же заключается его бизнес, ведь я остаюсь в машине, а он уходит. Но я начинаю догадываться. Зерек проводит много времени в небольших магазинчиках и мастерских Вест-Энда, возвращаясь всегда с пакетом или небольшими чемоданами, которые отвозит в другие небольшие магазинчики или офисы в том же квартале. Черный рынок или хранение краденого. Он знает, где найти товар и кому предложить. Интересно, каков его оборотный капитал? Но, как и Рита, это вопрос времени. Рано или поздно босс начнет доверять мне, и тогда для меня многое станет ясным. А пока я старательно запоминаю адреса магазинов и офисов, лица людей, с которыми он встречается, чтобы в тот момент, когда наступит мое время, я уже был наполовину готов.

Бог мой, существует ведь еще и Эмми!

Когда я думаю о ней, то понимаю, что пошел с неверной карты при нашей первой встрече. Я убедился, что она без ума от Зерека и ради него готова на все. Письма с угрозами беспокоят Эмми больше, чем его, и это именно она уговорила Зерека нанять телохранителя. Все было бы гораздо проще, если бы я не был так глуп, если бы с первого дня был с ней вежлив и обращался с подобающим уважением. Эмми, несомненно, вела бы себя откровеннее. Но я, наоборот, третировал ее. Я не скрывал, что одно лишь ее появление вызывает спазмы в моем желудке. В тех редких случаях, когда я обращался непосредственно к ней, я смотрел в сторону.

Теперь Эмми выжидает, чтобы отплатить той же монетой. Она меня ненавидит, это точно. Промах мой не исправишь, и мне остается вести себя по-прежнему грубо. В общем, мне наплевать на ее отношение. Лишь две вещи имеют значение: деньги Зерека и его жена Рита.

Но если с Эмми я на ножах, то с Зереком все в порядке. Я держу свои чувства к его жене под контролем, и даже если Рита находится в одной с нами комнате, не краснею, не бледнею, не хожу по потолку и вполне могу сосредоточиться на шахматах.

Я научился играть в шахматы у одного русского, который как-то сыграл три партии с Алехиным и даже одну выиграл. Мы встретились с ним в Германии, в лагере для военнопленных во время войны, и по пять часов в день в течение долгих восемнадцати месяцев проводили за шахматами.

Зерек тоже хорошо играет, так что наши ежевечерние партии превратились в турниры.

Когда Рита рано ложилась спать, я неизменно выигрывал, но, пока она оставалась в гостиной, проигрыш был неизбежен. Зерек не знал истинную причину этих приливов и отливов, он радовался мне как хорошему партнеру и даже признался, что еще не встречал игроков такого высокого класса. За эти вечерние партии я проникся симпатией к нему. И еще одна вещь привела Зерека в хорошее настроение. Письма с угрозами он получал каждый четверг с начала месяца, но в этот четверг письма не было. Он был счастливейшим из людей. Конечно, эти письма пугали его больше, чем он хотел показать.

— Они хорошо рассмотрели вас, Митчел. Вы здорово напугали их.

И это обеспокоило меня. Если он не будет получать подобных писем, то может подумать, что десять фунтов в неделю — слишком большая роскошь. Наши долгие часы за шахматами так не оплачивают. Может быть, я симпатичен ему, но стою ли таких денег?

На четвертый день, в пятницу, случилось то, чего я ждал. Я только что привез Зерека из Шоредич, где он взял пакет, и мы ехали в Вест-Энд, как вдруг он сказал:

— Завтра я уезжаю в Париж на одну-две недели. Там вы мне не нужны.

Я решил, что он дает мне отпуск: не станет же он платить мне десять фунтов в неделю, пока отсутствует.

— Что мне делать?

— Ничего, если не считать того, что вы будете присматривать за домом. Но, возможно, это вам не подходит?

При мысли о том, что он настолько глуп, чтобы оставить меня наедине с женой, кровь бросилась мне в голову.

— А миссис Зерек? Неужели она не сможет присмотреть за домом?

— Она поедет со мной.

Да, все-таки я ошибся насчет его глупости.

— Вы хотите, чтобы я присматривал за домом, ухаживал за цыплятами и держал воров на расстоянии?

— Совершенно верно. Моя жена вот уже два года никуда не выезжала. Я обещал в самое ближайшее время свозить ее в Париж. За исключением времени, которое необходимо для кормления птиц, вы свободны. Я оставляю вам машину, вы можете пользоваться ею, но к ночи возвращайтесь домой. Понимаете, лисы могут забраться в курятник.

— Хорошо. Но, может быть, я могу заняться и еще чем-нибудь? Вашими делами, например?

Он бросил на меня быстрый взгляд и покачал головой.

— Присматривайте лучше за цыплятами. Вы ничем не можете помочь мне. Эмми займется текущими делами.

— Я только хотел предложить свои услуги.

— Я в этом не сомневаюсь.

В этот день у меня практически не было никаких дел. Я сидел в приемной, курил сигареты, лениво перелистывая «Ивнинг Стандарт», пока у меня не запершило в горле.

Зерек и Эмми заперлись в кабинете и торчали там дотемна. Раз или два я прикладывал ухо к двери, но не смог разобрать ни слова. Как я уже успел убедиться, Зерек явно занимался противозаконным бизнесом и не хотел посвящать меня в свои секреты.

Но я особенно не отчаивался. Ведь прошло только четыре дня, как я работаю на него. Если я буду продолжать в том же духе, то вскоре узнаю все о его делишках.

Они вышли из кабинета около половины седьмого. На Зереке, как всегда, было его ужасное пальто, в зубах — сигара. Эмми была похожа на кошку, которая только что проглотила канарейку, и торжествующе улыбалась. Это заставило меня призадуматься.

— Мы можем ехать, — сказал Зерек.

Я поднялся. С подчеркнутым равнодушием спросил:

— Если я смогу чем-нибудь помочь здесь, надеюсь, мисс Перл известит меня?

Они обменялись быстрыми взглядами. Эмми отрицательно покачала головой. Вот она и расквиталась за грубый тон и неприязнь. Глядя в ее торжествующие глаза, я понял, что деньги отдаляются от меня.

— Не беспокойтесь. Эмми справится со всем сама.

Мы все вместе вышли из офиса и направились к стоянке автомобилей. Здесь мы с Зереком распрощались с Эмми и поехали домой.

Надо сказать, я приложил много труда, чтобы привести машину в приличный вид. Я перебрал практически весь механизм, залил свежего масла, сменил свечи. Сейчас двигатель заводился с пол-оборота, и я мог развить вполне приличную скорость.

Ведя машину по Уатфорд-авеню, я сказал как бы между прочим:

— Женщины, конечно, могут быть деловыми, но у них есть маленькие слабости.

— Что вы имеете в виду?

— Может быть, я лезу не в свое дело, но, раз вы спросили, я отвечу. У вас работа весьма специфичного свойства. Я не знаю деталей, да и не хочу их знать. О'кей. Вы уезжаете в Париж. Почему бы не предположить, что найдется ловкий делец, который воспользуется вашим отсутствием и попытается подкупить женщину. Женщины ведь так падки на подарки. Это старо, как мир.

Он приложил короткие смуглые пальцы ко рту, сдерживая лающий смех.

— Неужели вы имеете в виду Эмми? Что навело вас на подобную мысль? Подкупить Эмми?! Уму непостижимо! Я знаю ее добрых десять лет. И все эти годы она работала безупречно, у меня не было ни одной претензии к ней. Это действительно так. Эмми — мои глаза и уши, я доверяю ей больше, чем себе самому!

— Понятно…

На следующее утро я отвез супругов в аэропорт, чтобы они могли улететь десятичасовым самолетом. Зерек вновь был в своем ужасном пальто и прижимал к груди объемистый портфель, словно боясь, что его вот-вот украдут. На Рите был твидовый костюм, а через руку перекинуто меховое манто.