Мать выходила из пещеры только затем, чтобы найти пищу, и торопилась вернуться к малышам. Когда у медвежат открылись глаза, а сами они подросли и окрепли, она стала выводить их на укромную полянку. Медведица ложилась в траву, а медвежата карабкались по её крутому лохматому боку, кувыркались и играли. Медведица настороженно ловила каждый звук, каждый шорох, в глазах её светилось беспокойство и свирепая готовность к борьбе.

Как только сошёл снег и обнажил землю, медведица начала водить медвежат к муравейникам, учила их есть крупных горных муравьёв.

Она сбивала верхушку муравейника, совала лапу поглубже и ждала, когда всю её облепят растревоженные муравьи. Потом облизывала лапу своим шершавым языком. Медвежата старались подражать ей, но были неуклюжи. Они падали в муравейник, и обозлённые муравьи безжалостно набрасывались на них. От жадности медвежата кусали лапы вместо того, чтобы облизывать их.

Иногда мать водила их к пенистому горному ручью с прозрачными и глубокими заводями. Старая медведица купала медвежат и учила их плавать. Она любила барахтаться в воде, ловить раков, особенно по ночам, когда они вылезали на берег. Наевшись, вся семья отправлялась к пещере. По дороге старая медведица выворачивала каждый камень и каждый пень — искала мышей, которых медвежата охотно съедали, хотя животы у них и без того были тугие, как барабаны.

Однажды в летние сумерки старая медведица нашла диких пчёл, которые жили в дупле высокой липы. Почуяв запах мёда, медведи начали облизываться, ходить вокруг дерева и вставать на задние лапы. Медведица попробовала залезть на дерево. Дупло было высоко, а ствол — прямой и гладкий.

Тяжёлое, неповоротливое тело мешало медведице, и ей пришлось отказаться от своей затеи. Медведица недовольно зарычала.

Один медвежонок, большой лакомка, ловко и быстро взобрался на липу. Мать взревела и толкнула ствол обеими лапами, чтобы заставить его слезть. Но медвежонок чуял мёд и не обращал внимания на мать.

Он сунул лапу в дупло и тут же страшно завизжал. Тихие сумерки огласило разъярённое жужжание. Пчёлы вылетали из дупла и набрасывались на медвежонка.

Десяток пчелиных жал вонзился в его мордочку. Целый рой мохнатых насекомых словно шапка облепил голову медвежонка. Он принялся скулить и корчиться от боли.

Внизу мать обеими лапами толкала ствол.

Она хотела, чтобы сын как можно скорее слез с дерева. Но медвежонок ничего не соображал.

Он скулил и корчился, пока не скатился на землю.

Пчелиный рой налетел на всю семью.

Старая медведица не испугалась. Пригнув огромную голову, чтобы уберечь глаза, она схватила за шиворот искусанного медвежонка и с рычанием помчалась к ручью. Медведица с берега швырнула медвежонка в заводь, столкнула туда же его брата, а потом и сама погрузилась в воду.

Пчёлы, облепившие малыша, поплыли в воде. Холодная вода привела его в чувство. Но морда у него отекла и так распухла, что глаза почти совсем закрылись.

Когда пчёлы вернулись в дупло, медвежья семья вылезла из воды и побрела к своей пещере. Впереди шла старая медведица и сердито ворчала. Следом плёлся, прихрамывая, пострадавший медвежонок. Он всё ещё скулил.

Пёстрая сойка проводила их до самой пещеры. Она перепархивала с дерева на дерево и насмешливо кричала, а дятел — он тоже всё видел — долго смеялся: хи-хи-хи!

Шёл осёл по дороге, и настроение у него было скверное, потому что солнце припекало и нигде не было тени, чтобы укрыться и отдохнуть. Осёл без устали махал хвостом, чтобы освежиться, да много ли проку от хвоста в такую жару. Конечно, он и ушами хлопал, но, как ни велики ослиные уши, они всё равно не спасут от зноя.

Шёл осёл, шёл и увидел, что рядом идёт тень и всё время передразнивает его.

Он махнёт хвостом — и она махнёт, он дёрнет ухом — и тень дёрнет ухом.

— Ах, так! — сказал осёл. — Ну, погоди, я тебе покажу!

Вы знаете: что осёл надумает, непременно сделает.

Осёл подумал, что, если он побежит, тень останется на дороге. Пускай валяется, пускай задохнётся в горячей пыли! Бежал он, бежал, остановился перевести дух. Только обернулся, глядь, а тень рядом. Стоит и тяжело дышит как живая. Осёл топнул ногой, чтобы спугнуть её, но тень не испугалась, а сама топнула на него ногой.

— А, ты вот как! — сказал осёл. — Значит, я тебя от солнца загораживаю, от жары спасаю, а ты дразниться вздумала! Это тебе так не пройдёт!

И прихлопнул хвостом надоедливую муху. Возле тени никакой мухи не было, осёл это ясно видел, но она тоже хлопнула себя хвостом по спине, будто убила муху. Насмехалась над ним, видно.

В поле, неподалёку от дороги, осёл увидел терновник. Ему пришла в голову одна мысль, и он пошёл к колючим кустам. Оглянулся — тень тоже шагает прямо на колючки.

— Сейчас тебя проучу! — сказал осёл.

И лёг в колючий куст. Тень не успела удрать, — видно, не догадалась, — и осталась внизу, под ослом. Шипы больно кололи его и даже расцарапали ему кожу, но осёл лежал терпеливо и крепко стискивая зубы, он знал, что тени тоже больно и тяжело лежать под ним. «Так ей и надо, этой строптивой тени, — думал осёл, — пускай шипы как следует исколют её, увидим, как она после этого будет насмешничать и дразниться».

Решив, что хорошо проучил тень, осёл вылез из терновника и встал среди поля. Стал отряхивать с себя листву да колючки и тут же увидел тень: она стояла рядышком и тоже отряхивалась:

— Поди теперь, покривляйся! — засмеялся осёл и махнул хвостом.

Тень тоже махнула хвостом.

— Ах, так! — сказал осёл. — Ну, я тебе покажу.

И он пустился бежать. Осёл бежал так быстро, что тень еле поспевала за ним. Долго бежал он. Прибежал к берегу. Внизу синел омут.

— Я тебя утоплю! — сказал осёл тени.

Что осёл задумает, то и сделает.

Разбежался осёл и прыгнул в воду. Омут был глубокий, он еле выбрался на другой берег, в ушах у него было полно воды. Он присел на песок, чтобы вытряхнуть воду из ушей, и тут у него прямо горло перехватило: рядом на песке сидела тень и вытряхивала воду из ушей.

— Ах, так! — сказал осёл и задумался.

Думал он долго, у него даже голова заболела. Вы знаете, если осёл сел думать, он что-нибудь да придумает. Например, осёл придумал, как есть терновник, чтоб шипы не кололи язык, и надо сказать, что в этом деле он мастак.

Он решил, что, раз тень его разозлила, он должен разозлить её в отместку. Осёл направился к воде. Теперь тень шла впереди, и длинноухий посмеивался над ней. Она в воду — осёл за ней. Добрались до берега, но берег был крутой, и тени пришлось поплавать. Она села на берегу и начала вытряхивать воду из ушей, а осёл делал то же самое. Он даже корчил ей рожи и так смеялся, что слышно было в селе Черказка.

Потом тень побрела на луг, а осёл шёл следом и кривлялся. Как только она стала щипать траву, он тоже начал щипать траву. Набив животы, тень и осёл пошли к селу. Тень трусила впереди, осёл наступал ей на пятки, а вы знаете, как это плохо, когда вам наступают на пятки, особенно на бегу.

— Я из тебя душу вытряхну! — пообещал длинноухий.

И он шёл за ней по пятам, ни на одну минутку не давая остановиться. Осла ничуть не интересовало, что тень устала, что у неё болят ноги. Он ведь и сам устал, и у него болели ноги, но уж если осёл решит отплатить за обиду обидой, он всё вытерпит.

По дороге им повстречался старый крестьянин.

Тень остановилась и о чём-то спросила старика, а осёл сказал человеку:

— Почему ты не побьёшь свою тень? Разве не видишь, что она плетется следом и передразнивает тебя!

— Зачем её бить, — отозвался старик.

— Не я её несу, сама идёт.

— Да, но если тень тебя обижает и передразнивает, этого терпеть нельзя! Так считаем мы, ослы!