Темноту, сгустившуюся над Бастером, разбавляли редкие огоньки свечей в домах, факелов и костров, масляных фонарей — в руках прохожих и на кораблях, бросивших якорь на рейде.

Взошла яркая луна, её голубовато-серебристый свет выделил из мрака высокий каменный забор, тянувшийся сбоку справа, и озарил ряд домишек, выстроившихся по левую руку от Драя с Ташкалем.

Из тёмного переулка показалась загулявшая компания.

То ли горе залив, то ли радость спрыснув, они мирно, весело гоготали, затягивая песню и тут же обрывая напев, лишь факелами потрясая в такт.

Неожиданно над улицей разнёсся жуткий вой, тоскливый и злобный, продирающий нутро, сбивающий мысли.

Гуляки смолкли тут же, застыв, как скульптурная композиция, и в тишине послышались частые, негромкие шаги.

Сухов на всю жизнь запомнил то кошмарное явление — громадная чёрная фигура возникла перед ним, таясь на грани густой тени и бледного сияния.

Сгорбившись, ступая на задних конечностях, а передние лапы держа перед собою, существо скакнуло к Олегу, одолевая футов двадцать одним прыжком, и капитан ясно увидел массивную голову с остренькими кошачьими ушами. Два глаза свирепо горели красным.

Истошный девичий визг словно пружину спустил — Сухов выхватил пистолет и выстрелил.

Вспышка выхватила из черноты оскаленную пасть ягуара, и взмах когтистой лапы.

«Неведома зверушка» мгновенно изогнулась, но от пули не убереглась. Взревев, ночное страшилище метнулось к забору и перескочило его.

Злобный истошный вой снова окатил предместье Бастера, пуская мурашки по телу.

— Это был балам! — выдохнул Ташкаль. — Ягуар-оборотень!

— Оборотень, говоришь? — процедил Олег и громко потребовал: — Эй! Посветите сюда!

От весельчаков, секунду назад протрезвевших, отделился малый с фонарём. Приблизившись, он присел и опустил фонарь, бросая тусклый свет на пыльные камни.

Яркие капли багрового отлива различались вполне явственно.

— Ладно, — буркнул Олег, поднимаясь. — Я ещё разберусь с этим шутником.

— Может, это демон был? — свистящим шёпотом предположил гуляка.

— Демоны не проливают крови, — сухо парировал капитан. — По крайней мере своей.

Внимательно оглядевшись по сторонам, Сухов проговорил задумчиво и глухо:

— «Чем дальше, тем страньше и страньше…»

На другой день о схватке с «демоном» судачил весь Бастер.

Гуляки-свидетели охотно рассказывали и пересказывали страшную историю, случившуюся прямо у них на глазах, проявляя недюжинную фантазию.

Повествуя о явлении человека-ягуара, оборотня, они добавляли красочных подробностей к повествованию, словно пресную кашу сдабривая специями.

Балам у них рос в размерах, то и дело меняя статус, дотягивая до демона, а то и до самого Сатаны. Слушатели были в восторге.

Надо ли говорить, как резко подпрыгнул рейтинг капитана Драя?

Уж если строптивый «наследник» Чака Нормандца сразился с нечистой силой и посрамил самого дьявола, то капитан он хоть куда!

И Олег за полдня набрал ещё дюжину людей — матросов, канониров, рубак, мушкетёров…

Одним словом, пиратов Карибского моря.

А посему, решив нанести визит Франсуа Олонэ, Сухов не особо беспокоился о «пиаре» — слава бежала впереди него.

Надо сказать, к Олонцу капитан Драй относился весьма сдержанно — необузданная жестокость и кровожадность Франсуа отталкивали его.

Олег и сам был далеко не ангел, но собственная его беспощадность была чертой воина, суровой, вынужденной необходимостью.

Казнить предателя? Да.

Перебить пленных? Да, чёрт возьми!

Но убивать просто так, ради развлечения, напоказ… Мерзость.

С другой стороны, пиратов, отличающихся высокими морально-этическими качествами, не слишком много.

Один всего. Зовут — капитан Драй.

Сухов фыркнул — смерть от излишней скромности ему точно не грозит…

Флагман Франсуа Олонэ — «Сен-Жан», двадцатишестипушечный испанский флейт, захваченный в Маракайбо, — стоял на якоре в западной части бухты.

Рядом едва заметно покачивались, натягивая канаты, «Пудриер» и «Какаойер».

Эти три корабля составляли главную ударную силу Олонца, а ещё в его флотилию входили две бригантины, капитанами которых были выбраны Пьер Пикардиец и Моисей Воклен.

Ну, как бы ни оценивать нравственность Франсуа Но, следует признать, что храбрость и находчивость были ему свойственны.

Немногим более трёх лет назад Олонец потерял свой корабль у берегов Юкатана, хотя людей своих уберечь сумел.

Но ненадолго — испанцы перебили чуть ли не всю его команду.

Перемазавшись чужой кровью, капитан притворился мёртвым. Когда стемнело, он переоделся испанцем и наведался в город Кампече, где сговорился с чернокожими рабами и совершил вместе с ними побег на каноэ, достигнув Тортуги.

Годом позже Олонэ наведался к берегам Кубы — к городишке Ла-Вилья-де-лос-Кайос, — решив на паре каноэ, с двумя десятками человек, пограбить местное население.

Кубинского губернатора, дона Франсиско Давилу Орехона, прогневала подобная наглость, и он наслал на флибустьеров с Тортуги девяносто солдат, снарядив для этого десятипушечный флибот.[16]

Мало того, дон Франсиско отправил с испанскими карателями ещё и негра-палача, приказав ему обезглавить всех пиратов, кроме самого Олонэ, — с вожаком губернатор хотел позабавиться лично.

Вот только флибустьеры переиграли испанцев, сами устроив на них засаду в устье реки Эстеры.

Бой был краток и страшен: ударив из пушек по каноэ, мушкетёры из Гаваны сами подверглись яростной атаке пиратов, захвативших флибот и обезглавивших всех, кроме негра.

Чернокожего палача отослали к губернатору с письмом, в котором Олонэ поклялся уничтожать всех испанцев. И сей обет он исполнял со рвением.

Вернувшись на Тортугу, Франсуа, как говорится, поставил всех на уши, призывая сплотиться и захватить Маракайбо, один из оплотов испанцев, город, настолько же богатый, насколько укреплённый.

И Олонцу удалось уговорить флибустьеров!

Ну, подбить этих безбашенных на лихое дело было не так уж и трудно, но ведь и сам д’Ожерон поверил капитану отбитого флибота!

Губернатор, правда, несколько подстраховался — дал Олонэ для пригляду своего коменданта — Мишеля Баска, сьера д’Артиньи, сведущего в захватах крепостей.

Вскоре Олонец убыл во главе целой флотилии — сразу пять кораблей повёл он к славе и богатству. По дороге флотилия напала на испанский флейт, шедший из Сан-Хосе-де-Пуэрто-Рико в Новую Испанию.

Флейт защищали шестнадцать пушек и полсотни солдат, но пираты одолели испанцев часика за два, а корабль переименовали в «Какаойер» (что-то вроде «Склада какао»).

Олонец отправил его разгружаться на Тортугу, а недельки через две «Какаойер» вернулся с пополнением, ведомый племянником д’Ожерона, Жаком Непве де Пуансэ, сыном сестры губернатора, Жанны.

Ну, пока в Бастере разгружали какао, молодцы Олонэ захватили ещё один приз, причём без единого выстрела — это был испанский флейт, направлявшийся из Куманы, что в Новой Гранаде.

Вёз он оружие, порох и жалованье для гарнизона Санто-Доминго, и Олонец, юморист-сатирик, перекрестил его в «Пудриер» («Пороховой погреб»). Капитаном «Пудриера» избрали Антуана де Пюи.[17]

Флибот Франсуа передал Моисею Воклену, а своею капитаной, как испанцы называют флагманские корабли, он сделал «Какаойер».

Набрав свежей воды на острове Оруба, флотилия тихонько проследовала к озеру Маракайбо, на рассвете атаковав крепость Эль-Фуэрте-де-ла-Барра.

Город опустел, испанцы бежали в лес, прихватив с собою самое ценное, но пираты, наголодавшись, были рады даже вину, мясу и хлебу в брошенных домах.

Бесчинствуя в течение двух месяцев, «олонезцы» увлечённо грабили Маракайбо и лежавший неподалёку Сан-Антонио-де-Гибралтар, резали испанцев или отбивались от них, собирали выкуп с уцелевших горожан.