— Зря только ездили, — улыбнулся Сухов, — надо было в бассейне скупнуться.
Минут через десять показалась окраина Нассау — отели в псевдоколониальном стиле, домики со стенами пастельных тонов, ограды с колючей проволокой.
Осыпавшаяся штукатурка заборов была заклеена рекламой пива «Калик», разрисована граффити и лозунгами «На Багамах лучше!».
Вся Бэй-стрит была застроена лавками сувениров, офисами, банками, крошечными магазинчиками, которые, если верить вывескам, являлись супермаркетами.
Мимо памятника королеве Виктории, мимо рынка «форд» покатил к пристани Армстронг, где покачивались катера для туристов, рыбацкие посудины, баржи, гружённые бутилированной водой из Майами, и красавица-яхта «Мисхор».
— Что-то не заметно особых приготовлений к отплытию! — улыбнулась Мелиссина.
— Вывод, — сказал Олег, — отчалим не в три, а в четыре.
От Армстронг-стрит такси вырвалось на мост к острову Парадайс, застроенному корпусами отеля «Атлантис».
— Мы в бассейн! — известила Елена супруга.
— Мы в бассейн, папочка! — прощебетала Наташка.
— Топайте-топайте… — улыбнулся Сухов. — А я пойду, мореплавателей наших поищу…
Отплыть ни в три, ни в четыре не получилось — то Гелле нечего было надеть, то Ингигерда застряла на распродаже, то Акимов с Гли-Гли зависли в интернет-кафе.
Отчалили в пять ровно.
Красавица-яхта «Мисхор», старенькая, но по-прежнему изящная, вышла из гавани Нассау мимо пляжа Монтегю, расправила паруса и пошла загибать дугу вокруг Багамских островов — к «Скале веков».
Шла яхта не спеша, подгоняемая слабым, но попутным ветром. Вечерами все собирались на берегу первого попавшегося необитаемого острова, у костра, вспоминали прошлое, гадали о будущем.
Лопали свежайшую уху из макрели и засыпали под шелест пальм.
А у скалы их уже ждали — персонал обсерватории «Интермондиум» в полном составе разбил тут лагерь.
Палатки, надутые у подножия утёса, перемежались со сборными домиками и простыми навесами.
Торчала решётчатая тарелка антенны, поднятая на мачту и укреплённая растяжками.
У огромной естественной арки, сквозившей в скале, покачивался самодельный плот, собранный из пустых бочек.
С резиновым настилом, надёжно заякоренный, он соединялся с берегом дощатыми мостками.
На этой плавучей платформе стояла пара хроностабилизаторов и ещё куча всяких приборов — учёные изучали арку-грот, скрывавшую в себе межвременной портал.
Разумеется, для чиновников-доминиканцев Вован, Антоха, Колян, Ахмет и прочие члены спецгруппы «Тау» являлись не хронофизиками, а геологами-экологами.
Учёные малость разленились — в одних плавках, загорелые до темноты молочного шоколада, они поддавались разлагающему действию тропиков, где еда растёт сама по себе, шубы не требуются, а на все вопросы существует один ленивый ответ: «Маньяна…»[3]
«Опыт ставим?» — «Маньяна…»
«Кто дежурный по кухне?» — «Маньяна…»
«Так мы будем сегодня обедать или как?» — «Да маньяна же…»
Встречать яхту вышли все.
«Мисхор» плавно вошёл в тихую воду прибрежной лагуны, окружавшей скалу, и приткнулся к скрипучим мосткам.
Сухопарый Вован в леопардовых плавках, больше похожий на местного мулата, ловко накрутил швартов на трубу, вколоченную в песок.
— С прибытием, шеф! — осклабился он.
Торжественно пожав руку Акимову, начальнику обсерватории, он прогнулся перед спонсором — Сергеем Михайловичем Быковым.
Особого подобострастия, впрочем, не испытывая.
— Щас получишь, Вован, — высказался Ярослав.
— А чего ещё научному пролетарию ожидать от угнетателя? — вздохнул физик, задирая брови скорбным «домиком».
— Поговори мне ещё…
— Чего нарыли, угнетённые? — поинтересовался Акимов, спускаясь по трапу.
— Интересные данные, шеф, — бодро сказал коренастый Антоха, щеголявший в коротких белых штанах. — Получается, что портал действует по двум векторам сразу!
— Из прошлого в будущее, — перевёл его слова Пончик, — и из будущего — в прошлое?
— Истинно так, человече. Причём, что самое интересное, приборы регистрируют множественные Т-резонансы. Десятками!
— Шикарно… — Виктор даже растерялся. — Но тогда получается, что…
— …Что этим порталом пользовались регулярно, лет триста, как минимум!
— Антон со мною не согласен, — вступил в разговор чернявый Ахмет Бехоев, — но регистрограммы чётко фиксируют вектора из XXIII, XXIV, XXV веков. Я понимаю, ребятам сложно смириться с тем, что наше время лишь для нас является настоящим, а для других будущее давно наступило. Так ведь факты — упрямая штука…
— Факты можно интерпретировать по-разному, — тут же парировал Колян, длинный как жердь, мосластый и костлявый.
— Да тут интерпретируй не интерпретируй…
— Стало быть, — поставил вопрос Яр, — мы можем попасть не только в прошлое, но и в будущее?
— Теоретически — да, — дал ответ Бехоев, — но практически…
— Это некорректно! — резко сказал мэнээс Сеня Воронин. — Сама принципиальная возможность линейного футуросдвига никак пока не обоснована и даже не исследована. Только на квантовом уровне!
— Брек! — скомандовал Сухов, утихомиривая исследователей. — Вы лучше обоснуйте принципиальную возможность обеда и переведите это полезное дело в плоскость практической реализации. У нас гости.
Учёные гостям обрадовались и тут же их припахали — погнали за дровами, за водой, решая поставить кулинарный опыт.
Опыт удался.
Стояло то время, когда всё в тропиках сумерничало, — из недалёкой рощи доносились стрёкот и кваканье, заглушавшие шелест прибоя; пылал закат, полнеба расцвечивая в алые, багровые, лимонные тона.
В самом лагере горел большой костёр, тускло калились светильники, прибитые к столбам навесов, лампы внутри палаток отбрасывали тени: учёные горбились за ноутбуками, курили, развалясь в кресле, рубились в шахматы.
Палуба тихо покачивавшейся у причала яхты тоже была освещена — сбоку надстройки расположился матрос Димка, он же Димитрий, он же Димон, тихо наигрывая на гитаре любимых своих «Капитанов»:
А вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в тёмном порту,
Скитальцы арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!
Над причалом и мостками, ведущими на плавучую платформу, вкривь и вкось торчали шесты, удерживавшие гирлянды фонариков, но ярче всего был освещён сам плот, залитый сиянием трёх маленьких прожекторов.
В их свете лоснились спины Вована и Антохи, ковырявшихся в панелях приборов, тыкавших пальцами в сенсоры на пультах, — те мигали огоньками индикаторов да вили зелёные синусоиды на круглых экранчиках.
С борта «Мисхора» очень ясно наплывал звон гитары, вплетавшийся в ритмичный прибойный шорох, еле слышно доносился невнятный говор учёных на платформе-плоту, а в лагере звучала музыка, смеялись женщины…
Сухов с удовольствием прислушивался и принюхивался — пахло йодом и солью, прелыми водорослями и орхидеями. Или что там растёт в ближнем лесу?
Олег успел переодеться по местной моде, дефилируя в коротких штанах, белых, словно выгоревших на солнце, и в просторной рубахе-гуайябере того же цвета.
Голову его покрывала шляпа из рафии «Шейди-Брейди», обвисая широкими полями, а на ногах были сандалии, плетённые из кожаных ремешков. Опростился.
Антон с Владимиром заговорили громче и оживлённей, затопали по гулким доскам.
— Дядя Антон! — прорезался высокий Наташин голосок. — Дядя Антон! Вас мама зовёт!
— Не могут совсем без дяди Антона… — проворчал учёный, впрочем, довольно-таки добродушно. — Что у них там опять?
— Мама штопор не может найти!
— Найдём! — с воодушевлением сказал Антоха, ускоряя шаг.
Наташа, напевая незамысловатое «Ля-ля-ля!», протопала на плот. Учёные не гоняли дочку Самого, и не только из почтения — девочка была очень аккуратным ребёнком и в меру легкомысленным.