Уорнер заволновался.
— Капитан… Драй, — глухо выговорил он, ёрзая. — А…
— Можно, Кэриб, — мягко договорил Олег. — Возьму тебя матросом, пусть команда увидит тебя в деле. А после и в квартирмейстеры возведу. Галиот мой окрещён «Ундиной», он стоит возле Северных доков, там, где строится Форт-Джеймс. Приходи с утра.
— Большое вам спасибо, капитан Эш! — выпалил Уорнер.
— Большое вам пожалуйста, юнга.
Глава восьмая,
в которой Олег испытывает гамму чувств
Генри развернул бурную деятельность, причём сразу, не мешкая и не дожидаясь утра, — солнце садилось, а его негры разбегались по всему Порт-Ройалу, зазывая знакомых Моргану капитанов на совет.
Поздно вечером «толковище» собралось на палубе фрегата «Лилли».
Явился весь цвет карибского пиратства — капитаны Джон Анселл, Роберт Курт и Жан Дюгла (эти, как и сам Драй, были с Тортуги), Джон Моррис-старший и Джон Моррис-младший, Эдвард Коллир и Томас Кларк, Томас Солтер и Рок Бразилец.
Военный совет длился до самой полуночи, и чем позже становилось, тем пуще разгорались азарт и алчность.
И не зря — город Пуэрто-Бельо слыл чуть ли не богатейшим на Испанском Мэйне.
Местность вокруг этого городишки была болотистой — нездоровые испарения и тучи комаров многих валили с ног, а то и уносили в могилу, но люди всё равно цеплялись за «Дивную гавань».
Проживало там четыре сотни душ, и большую часть времени эти души слонялись по пыльным улочкам или отлёживались дома в жаркие часы сиесты.
Две церкви, склады да большие конюшни — вот и все достопримечательности Пуэрто-Бельо.
Однако дважды, а то и трижды в год «Дивный порт» выходил из спячки, встречая караван с Тихоокеанского побережья, — погонщики нахлёстывали сотни мулов, навьюченных сокровищами из Перу. Народу, охочего до этого добра, хватало, а посему караван охраняла многочисленная конница и рота мушкетёров.
И тогда в городишке начиналась Золотая ярмарка — две недели Пуэрто-Бельо бурлил, торгуя и выменивая на злато-серебро колониальные товары, доставленные из Испании, загружая галеоны награбленными богатствами, раздавая взятки, присваивая, торгуя телом и душой.
Презренный драгметалл тут вываливали прямо на землю, пудами, в слитках, самородках, обломках раскуроченных индейских божков, и всё это роскошество манило к себе, завораживало тусклым маслянистым блеском, обещало любые услады — только овладей! Обмани, надуй, выиграй, укради, убей — и возьми себе…
Ничтожные алькальды богатели сказочно, севильские купчины и вовсе бесились с жиру, и каждый, от губернатора до проститутки, горел одним желанием — озолотиться.
Так можно ли было осуждать за то же самое флибустьеров Ямайки и Тортуги, эту сборную команду «полковника Моргана»?
«Золотая лихорадка» заразна…
Правда, голландец Курт, выходец из Флиссингена, усомнился было в мощи пиратской эскадры и осторожно спросил:
— Э-э… Полковник Морган, а хватит ли у нас сил, чтобы захватить Пуэрто-Бельо?
Генри резко ответил:
— Чем нас меньше, тем больше достанется на каждого!
И кто с таким-то аргументом спорить станет? Никто.
В первом часу ночи пираты сговорились обо всём.
Моргана выбрали адмиралом, вице-адмиралом стал Томас Солтер.
А команда галиота «Ундина» пополнилась ещё одним матросом, Кэрибом Уорнером по кличке Беке — так в Вест-Индии прозывали белых плантаторов.
На следующий день с раннего утра начались сборы.
Запасались всем — солониной, сухарями, мочёными яблоками, порохом и ядрами, свежей водой и далее по списку.
Прихватили и каноэ — каждая пирога была рассчитана на двадцать пять гребцов, хотя могла вместить и все тридцать.
Сухов заметил, что флибустьеры не следовали примеру «капитана Эша», любившего большие, многопушечные корабли, и были правы — галеон или фрегат далеко не везде мог подойти к берегу, опасаясь рифов или мелководья, да и команда, чтобы управиться с массой огромных парусов, должна была поражать ненужным числом.
А потому в ходу были пинки и флиботы, шлюпы и баркалоны. Или галиоты, как у Олега.
И вот жарким июльским днём эскадра покинула Порт-Ройал.
Солнце палило нещадно, раскалённым добела ядром зависнув в полинявших небесах. Слава богу, ветер сдувал духоту, и та не копилась, выматывая и силы, и нервы.
Корабли держали на запад, их надутые паруса походили на взбитые подушки. Длинные вымпелы трепетали на ветру разлохмаченными концами.
Сухов стоял на шканцах, обозревая море и то, как плавно покачивались корабли флотилии «адмирала» Моргана, как задиралась высокая корма «Лилли», как клонились мачты.
На ум сами собой пришли строчки из гумилёвских «Капитанов»:
…Ватаге буйной и воинственной,
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
О том, что в мире есть окраина —
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога…
Захват Пуэрто-Бельо обещал сказочное обогащение, но легче было сказать, чем сделать.
Этот городишко, в котором время от времени случался «золотой прилив», и сокровища, награбленные испанцами, затмевали блеском нищету и убожество, очень хорошо охранялся. Причём не только людьми в форме и с оружием, но и Господом Богом — или Природой — это уж как кому нравится.
Пуэрто-Бельо располагался в глубине удобной бухты, защищённой от бурь, приблизительно в четырнадцати милях от Дарьенского залива и в восьми от плоскогорья Нобре-де-Диос. Оборону же от пиратов и прочих незваных гостей обеспечивали три крепости на её берегах.
По левую руку от входа в заливчик испанцы выстроили форт Сан-Фелипе. Гарнизон из сотни солдат и с дюжиной пушек готов был оказать самый нелюбезный приём супостату.
На маленьком островочке, что узенькой косою смыкался с окраиной Пуэрто-Бельо, стояла недоделанная крепостца Сан-Херонимо, а самая мощная фортеция располагалась на подступах к городу и звалась пышно: Сантьяго-де-ла-Глория.
Тридцать две её пушки держали под обстрелом гавань и прикрывали дорогу, ведущую в город.
Мыслимо ли это — имея меньше чем полтысячи бойцов, взять все эти крепости штурмом и ворваться в город?
Но судьба благоприятствовала Моргану: разленился народ, службу исполнял без особого рвения — ночью в крепостях оставались лишь немногие дежурные, офицеры ночевали в городе, да и рядовые убредали туда же.
Тем не менее форты оставались фортами.
Флотилию свою Морган вывел умело. Оказавшись у костариканских берегов, пираты разделились: малая часть осталась при кораблях, а «десантно-штурмовой батальон» в четыре с лишним сотни головорезов пересел на каноэ.
Своих бойцов Олег вместил в одну пирогу — искусно выдолбленная из громадного ствола, она спокойно вмещала тридцать человек. С «капитаном Драем» шли два десятка.
Во главе одного Сухов поставил Жана Больянгера, смелого и предприимчивого ларошельца, другим командовал Голова — прозвище своё буканьер получил не только за размер шляпы, но и за расчётливость, за сметку.
Каноэ сидели в воде низко, и заметить их с берега было трудновато, а в сумерках и вовсе невозможно.
Двадцать три пироги проследовали вдоль берега к востоку, прошмыгнули мимо устья реки Чагрес, где испанцы возвели крепость Сан-Лоренсо, а на четвёртый день пути причалили к острову, обжитому рыбаками. Тут же находился и сторожевой пост испанцев…
…Ночь выдалась звёздная и ясная, зоркий человек не испытывал нужды в луне — и так всё видно.
Запаливать костры или закуривать трубки было строжайше запрещено — рассмотреть огонёк в темноте не смог бы только спящий дозорный.
Но можно ли было полагаться на лень хитроумных идальго? Отсюда до Пуэрто-Бельо оставалось порядка трёх миль — слишком близко, чтобы зазря вызывать тревогу испанцев.
