— Желаю здравствовать всей приятной компании, — сказал он, светски улыбаясь. — Позвольте поприветствовать вас от имени «этих ужасных пиратов».
Среди суховской команды послышались смешки.
Длинный побледнел сначала, потом побагровел и выразился, прикрывая страх надменностью:
— Кто вы такой, сударь?
— В Западных Индиях меня нарекли капитаном Драем, в Старом именовали шевалье де Монтиньи… — непринуждённо повёл разговор Олег. — О, у меня много имён, и титулов хватает. А кого я имею удовольствие лицезреть?
— Я — генерал дон Бартоломе де Утургойен-и-Вальдес! — величественно выговорил Олегов визави. — Моя супруга, Менсия де Сарате. Мой дядя, дон Эстебан де Портильо-и-Гангара.
Сухов отвесил ещё один шутовской поклон и сказал:
— Почту за честь ограбить вас! Бастиан! Кэриб! Обыскать!
Пираты деловито взялись за дело.
Сеньора де Сарате завизжала, как свинья, которую пырнули, да не туда. Престарелый дон Эстебан пал на карачки в попытках схватиться за свою пику, а генерал гневно вскричал:
— Вы не посмеете! Я вхож к самому вице-королю Перу!
Олег ухмыльнулся.
— Почему бы благородному дону не быть вхожим и выхожим? Ребята, стой! Испытывая глубочайшее почтение, дон Бартоломе, мы не станем лишать вас драгоценностей и золота — вы сами отдадите их.
Сорвав с верёвки сохнувший плащ, он расстелил его на траве.
— Складывайте все побрякушки сюда! И не дай вам Бог утаить хоть единое песо! Голыми привяжем к деревьям и мёдом прикажу обмазать — пусть вас насекомые объедят. Вон Бланко знает…
Негр усиленно закивал головой.
Первой отказалась от золота в пользу пиратов толстая сеньора — она проворно снимала с себя цепи и ожерелья, колье и браслеты, перстни и серьги.
Генерал нервно бросил в приятно звякавшую кучку два кошеля. Кривясь и топорща усы, стянул с пальцев кольца, потом нырнул в шатёр и вынес оттуда увесистый мешочек.
Поймав красноречивый взгляд жены, заколебался, но осторожность возобладала в нём — сунувшись в палатку ещё разок, дон Бартоломе вернулся с ларцом.
Сеньора понурилась. А тут и дядя Эстебан решил принять участие в представлении — проковыляв к развалинам, он порылся в трухлявых досках и гордо потащил ещё один кожаный тючок.
Генерал аж затрясся от подобной инициативы, Менсию заколотило с ним в унисон, а старпёр уронил на плащ свой скромный вклад.
— Чудненько, — резюмировал Сухов. — Ребятки, навьючьте эти жалкие пожитки на лошадей. Не в руках же таскать.
Было видно, что дон Бартоломе резко против реквизиции, но уж лучше безлошадным жить, чем принять смерть за коня своего.
— Счастливо оставаться! — вежливо попрощался Олег и удалился, ведя коня в поводу.
Флибустьеры топали за ним, то и дело оборачиваясь, ухмыляясь глумливо да подхихикивая.
Что — жизнь? Отобрать её нетрудно, сгинул человек — и нет его. А вот лишить богача его сокровищ — это куда приятней. Мучиться ж будет, каждый грош оплакивать, скорбеть и сохнуть! Вот и пусть поскорбит не святое семейство…
…С неделю водил Бланко пиратов по окрестным чащам, выискивая схроны, выдавая белых господ.
Когда пиратский отряд описал извилистую петлю вокруг Гибралтара, всё укрупняя и укрупняя «обоз», чёрный иудушка выдохся, и Олег приказал его повесить — он терпеть не мог предателей.
Осины в этих жарких краях не росли, поэтому верёвку перекинули через сук кампешевого дерева.
В Гибралтар Сухов вошёл, как потом оказалось, налегке, приведя с собою вереницу лошадей и мулов, нагруженных отобранным добром. А вот другие отряды ещё и самих владельцев пригнали, то ли в плен, то ли в залог.
Этих несчастных набралось чуть ли не три сотни — мужчин, женщин, детей, рабов. Правда, была и польза — один из невольников выложил ценные сведения.
Дескать, знает он, где стоят большой торговый нао и четыре барки, нагруженные товарами из Маракайбо. Неделю спустя пираты привели эти суда, гружённые полотном, шёлком, кошенилью и прочими «колониальными товарами».
Морган, убедившись, что местность очищена, вернее, обобрана, решил возвращаться. Пленников — тех, кто уцелел после избиений и пыток, — он приказал освободить за скромное вознаграждение, оставив при себе лишь четверых знатных заложников.
Погрузив всю добычу на корабли, корсары двинулись к Маракайбо, ведомые Пьером Пикардийцем, — этот смышлёный и наблюдательный капитан уже бывал здесь с Олонэ.
Вряд ли он мог замещать местных лоцманов, но кое-какие глубины и мели помнил. Так что «корсарчики-флибустьерчики» вернулись без потерь… не зная, что их поджидает новая беда.
Когда «генерал пиратов» сошёл на берег в Маракайбо, к нему живо подковылял один из пиратов, оставленный в лазарете на излечении. Шустро работая костылём, он приблизился и выпалил:
— Испанцы в проливе! Три больших корабля прибыли из Ла-Гуайры! И им не войти, и нам не выйти!
Глава одиннадцатая,
в которой Олег балуется со спичками
Имея за кормой полуразрушенный форт Ла-Барра, затычками в горловине торчали три боевых корабля — это была армада де Барловенто, сторожевая эскадра морского флота Испании, а командовал ею дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноса, адмирал, посланный королём избавить Западные Индии от пиратов.
Тридцатишестипушечный флагман «Ла-Магдалена» стоял на якоре посередине, недвижный и несокрушимый, как крепость.
Ближе к западному берегу, справа от «Магдалены», находился двадцатипушечный фрегат «Сан-Луис», а по левую руку — четырнадцатипушечный шлюп «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Соледад».
Форт Ла-Барра испанцы ещё не успели восстановить полностью, но пушки уже заняли свои позиции, прикрывая армаде тыл.
Пополудни, словно по небесному графику, пошёл дождь, струи небесного душа сеялись, превращая ясную картину маслом в расплывчатую акварель, смазывая яркие краски, — лазурная поверхность лагуны стала серой, как хмурое небо над головой.
Морган обозревал открывшиеся ему виды с гневом и раздражением: только всё собрали, уложили, делить пора — и на тебе!
— Драй! — окликнул он Сухова. — Гонцом потрудиться не прочь?
— А чего бы и нет? — пожал плечами Олег. — Передать адмиралу на словах, чтобы убирался, или ты сочинишь писульку?
Генри расхохотался.
— Сочиню, Драй! А ты верно скумекал — я не в настроении умолять и канючить! Что характерно.
— Тогда я приоденусь, с вашего позволения. Адмирал всё-таки, не абы кто…
Впрочем, Сухов особо не напрягался, просто накинул сверху камзол из чёрной тафты с серебряным позументом, с отделанными золотом петлями, да надел шляпу с перьями.
— Взгляни, — сказал Морган, протягивая Олегу своё послание.
Капитан Драй быстро прочитал короткий текст, выделив главное:
Если город Маракайбо не выплатит выкуп в размере двадцати тысяч песо, я сожгу его. Вы не сможете помешать мне в этом. Если затем вы не дадите мне пройти, я перебью всех именитых заложников. В этом вы тоже не сумеете мне помешать…
— Всё верно, адмирал, — кивнул Сухов. — Это именно тот стиль, который взбесит напыщенного гранда с «Магдалены». Пусть ему будет приятно! Ну я пошёл.
— С Богом! — торжественно напутствовал его Морган.
Олегу подали целую барку. Под лёгким ветерком она двинулась к армаде, полоща белым флагом.
Чем ближе становилась «Ла Магдалена», тем явственней делались все изыски судостроителей — резные балконы на корме, испещрённой настоящими барельефами из дерева и статуями. Корабль отливал красной краской и золотом.
С борта флагмана подали трап, и Сухов легко поднялся на палубу. Его обступили десятки офицеров, надменных, затянутых в чёрное и несвежее.
Распознав среди действующих лиц того, кто исполнял главную роль, Олег слегка поклонился и спросил:
— Я имею честь видеть перед собою генерала дона Алонсо дель Кампо-и-Эспиносу?
Рыхлый человек, отягощенный изрядным брюшком, с усами, как у киношного кота Базилио, процедил:
