Правда, пировать особо не выходило — зажарили пекари, смахивавшую на маленькую мохнатую свинку, и пару обезьян. Закусили подгнившими фруктами. Скудная трапеза, но хоть такая…

— А что с Пероном? — поинтересовался невозмутимый Олонэ, развалившись меж двух сильно выступавших корней, как в кресле.

Сухов пожал плечами, глодая кость.

— А что бывает с человеком, которого кусают сто тысяч здоровенных муравьёв? — ответил он вопросом, по сути, риторическим. — Или триста тыщ…

— По мне, так хватило бы и полсотни, — проворчал Франсуа, потирая места укусов.

Пламя костров разогнало мрак на вершине пологого холма, где пираты стали лагерем, и тьма над сельвой сгустилась ещё больше. Кроме витающих светлячков да первых звёзд — ни огонька.

Но если глазам не удавалось ничего увидеть, то слуху работёнка нашлась — тишины в джунглях отродясь не знали, тем более ночью.

Кричали обезьяны, вспугнутые змеями, трещали ветки, слышался топот. Гулкие удары, производимые золотогрудым дятлом, завершились пронзительным воплем большехвостого гракла — полное впечатление, что кого-то мутузили-мутузили, да и добили наконец.

А потом из леса донёсся гулкий, рокочущий звук, словно там кашлял человек, только громче и гортаннее.

— А это ещё кто? — прислушался Голова.

— Ягуар, — спокойно объяснил Ицкуат и добавил: — Голодный.

— Ну тогда я гулять не пойду, — решил буканьер и завалился в гамак. — Спать буду!

Вскоре, выставив охранение, заснул весь лагерь, три сотни лбов, грязных, потных, жадных до золота и не жалевших чужой крови.

Сухов усмехнулся и закрыл глаза. Голодный ягуар, бродивший вокруг, милый котик по сравнению с ними…

…Разбудила Олега тишина. Храп и стоны, кашель и бранливый шёпот не в счёт.

Утихли «позывные» ягуара, смолкли птицы.

Хорошо, если пернатые притомились и решили отдохнуть, а вдруг спугнул кто?

Полив на ладонь из фляги, Сухов омыл лицо и малость взбодрился. Покинув гамак, к которому так и не привык, он приблизился к костру и пихнул в плечо шатавшегося в полудрёме пирата:

— Ступай в мой гамак, я за тебя посижу.

Обрадованный флибустьер даже спасибо не сказал, сил не было, и живо занял Олегово место.

Не глядя на потрескивавший костёр, Олег внимательно осмотрелся. Часовых было немного, да и половина из них бессовестно дрыхла.

Сухов покачал головой — никакой дисциплины. Подходи и режь.

Не-ет, с таким стратегом, как Олонэ, благосостояние трудящихся вырастет не скоро. Бросать надо это дело.

И не дожидаться, пока кто-то покинет отряд, а сделать это первым. Такое поведение не понравится Олонцу? Его проблемы!

Олега отвлекла какая-то возня.

Мигом откатившись от костра в тень, он разглядел несколько смутных фигур. Послышался сдавленный стон, тихо звякнула сталь.

Сухов ухватил охапку более-менее сухого хвороста и швырнул её в огонь.

Света сразу прибавилось, позволяя разглядеть согбенные силуэты индейцев с перьями в волосах.

Не раздумывая, Олег выхватил «Флинтлок» и нажал на спуск.

Грохот выстрела произвёл волшебное действие — туземцы исчезли. Упав наземь, они быстро, как ящерицы, уползли в ночь, канув в лес.

Толстяк Люка, привстав на колено, выстрелил им вдогонку из мушкета, но завалил ли кого, вопрос.

А вот пираты не затеяли ровно никакой суматохи. Они не вскакивали, не метались в панике, но и грамотной погони тоже организовывать не спешили.

Просыпались, ругались, пряча среди брани вопрос: кто стрелял?

Некоторые даже садились, свешивая ноги с гамаков, а Франсуа Олонэ воздвигся во весь рост, громогласно вопрошая:

— Какого чёрта стреляли?

— Отбили атаку индейцев, капитан, — насмешливо ответил Сухов.

Тут к нему приблизился Ташкаль, вздохнул с облегчением и поманил за собой.

Олег, подхватив факел, двинулся, куда звали.

Индеец подвёл Сухова к его же спальному месту, куда давеча завалился дежурный. Он и сейчас занимал его место, только в гамаке покачивалось мёртвое тело — сразу пять шпаг вонзились в тело несчастного, решившего вздремнуть.

Три измазанных клинка валялись на земле, куда сквозь плетёный гамак сочилась кровь, а два изделия толедских оружейников так и покачивались, торча из ран.

«Вовремя я, — подумал Олег, — а то бы сейчас с меня капало…»

Сопя, Олонец наклонил руку Сухова, державшую факел, и рассмотрел лицо жертвы, искажённое болью и страхом.

— Ксавье? — хмыкнул «генерал пиратов». — Эк тебя угораздило… Ладно, с утра похороним!

На пятый день пути флибустьеры вышли к Пуэрто-Кавальос, зачуханному городишке, приткнувшемуся к пристани между сельвой и морем.

Зато у хлипких причалов покачивалось трое мелких судёнышек, вроде торговых навиетто, и один флейт побольше, нёсший на борту две дюжины железных и бронзовых пушек.

Пираты будто обезумели. Мигом захватив корабли, они принялись грабить и жечь немногие постройки. Сожгли и склад с кожами аллигаторов — видимо, страсть к разрушению пересилила даже обычную алчность.

Нахватав пленников, их стали пытать, вызнавая, как пройти к городу Сан-Педро.

Франсуа Олонэ и сам приложил руку к истязаниям, пока не утолил жажду крови.

Оставив командовать подошедшими кораблями Моисея Воклена, «генерал пиратов» повёл флибустьеров на штурм Сан-Педро.

А Сухов подумал, что с него довольно. Спору нет, долг губернатору Тортуги вернуть надобно, это вопрос чести, но бестолково таскаться по лесам, рассчитывая, что где-то среди дебрей их ждут испанцы с сундуками, полными золота?

Извините, капитан Олонэ, это не наш путь.

— Бастиан! — крикнул Олег, поднимаясь на борт «Ундины». — Что нам досталось из добычи?

— М-мешки с индиго, к-капитан! Немного в-ванили, к-какао… А, я ещё десяток т-тюков крокодильих кож с-спас! Не то б с-сгорели. А я мыслю, ч-чего зазря т-товар жечь? В хозяйстве п-пригодится…

— Правильно мыслишь. Эй, люди! Поднимаем якоря!

— Мы уходим, капитан? — спросил с надеждою Айюр.

— Уходим! У Олонэ ни ума, ни удачи. Это самое… Сам сгинет, ладно, а ежели нас за собою потащит… Нам это надо?

— Не-ет! — заревела команда, изрядно оживляясь — таскание по лесам с живодёрами Олонца обрыдло всем.

— Отдать швартовы!

Наблюдая со шканцев за беготнёй матросов, Олег чувствовал две радости сразу — облегчения, освобождения от неприятных, тяготящих обязанностей и предвкушения пути.

Во всяком случае, приоритеты сменились.

Нынче ему не столько злато-серебро требуется, сколько адресок одной сеньоры…

И тут они с Морганом сходятся. Так почему бы и не объединить усилия?..

На палубу «Медузы» вышел Моисей Воклен. Заметив, что галиот отплывает, он прокричал:

— Куда вы, капитан Драй?

— За удачей, Воклен, в Порт-Ройал!

Моисей задумчиво поскрёб в бороде, переглянулся с Пикардийцем. Тот, поболтав керамическую бутылку с ромом, допил её содержимое, утёр рот рукавом и молча кивнул. Пора, мол, и нам сваливать.

И никто из капитанов не приметил индейской пироги, мелкосидящей посудины, что покинула неприметную лагунку и скользила с волны на волну, догоняя галиот…

Олег с наслаждением вдыхал «подсоленный», йодистый ветер с моря, будто отгонявший недавние воспоминания о парилке сельвы, о комарье и прочих удовольствиях тропиков.

А простор-то какой! Никакие стволы не застят горизонта, никакие кроны, где наперебой орут обезьяны с попугаями, не скрывают небо. Лепота!

Конечно, теперь, когда впереди не маячит спина Олонэ, надо обо всём самому кумекать, ну да ему не впервой. Знамо дело, на том стоим.

Скудная добыча позволит продержаться недолго, не даст с голоду помереть, а там, глядишь, и подвернётся чего. Вся надёжа на Генри Моргана…

Эта восходящая звезда пиратства женился недавно, взяв в жёны дальнюю родственницу по имени Элизабет, дом выстроил в Порт-Ройале, нынче поместье высматривает в долинах Ямайки.