— Я тебе верю, — тихо прошелестели мои губы, а затем прикоснулись к мужской щеке.

— Для меня это важно. Важно, чтобы ты доверяла мне, — слегка хмурясь, проговорил Дакар. Его пальцы неспешно заправляли выбившиеся пряди волос мне за ухо. — Почему ты улыбаешься?

Я и не заметила, как легкая улыбка появилась на моем лице. Наверно, это потому что на душе стало светлее и теплее. Было очень приятно сидеть вот так с ним.

— Я хочу, чтобы ты чаще улыбалась.

Как легко сделать ему приятное. Я снова мягко растянула губы, улыбаясь даже глазами.

— Я хочу сделать тебя счастливой. Но сейчас не могу. Я должен многое решить, прежде чем…

Мне пришлось закрыть его рот. Поцелуем. Я прижалась к его губам. Мы целовались всего пару часов назад, но по ощущениям прошла целая вечность. Рот аполинезийца такой твердый и неподатливый стал требовательным и жарким. Я осела на диван, и мужчине пришлось последовать за мной. Дакар стоял на коленях, а его торс располагался между моих колен. Сильные руки прошлись от поясницы вверх, зарываясь в моих волосах. Сотня мелких иголочек родилась на моем затылке и разбежалась по всему телу. Я шумно выдохнула в губы Дакара. Он прижал меня еще сильнее к своему твердому телу, властно сминая губы, требуя полной отдачи.

Мне было так хорошо, но все омрачало осознание того, что я должна оставить свою любовь здесь, с Дакаром. Мне нужно уехать. Найти Рикана, свою историю и себя. Мне бы хотелось все и сразу, но если быть слишком жадной, то можно остаться ни с чем. Оставить Дакара было условием президента корпорации. Отец Ла Терры любил свою дочь и даже нашел то, что я не могла найти за всю свою жизнь.

Остаться здесь означало отказаться от своего прошлого, от знания. Рикан — феникс, он был моей истинной парой. Если я увижу его даже после перерождения, то узнаю. Сейчас он немного моложе меня, но это неважно. Мне было горько оставлять Дакара здесь, но Ри столько сделал для меня… Столько жизней мы провели вместе. Сейчас, когда в моих объятиях был Дакар, сложно поверить в это.

Все, что я могу сделать для аполинезийца, так это найти виновника его несчастий. Я пройду цикл снов "семейная идиллия", стерплю все ужасы, но узнаю имя преступника. Дакар вернет свое прежнее место и положение в корпорации. Он сможет быстрее выплатить долг отцу Терры и обрести свободу выбора своей избранницы.

Я начала скучать по Дакару уже сейчас, когда он еще был моим. Я гладила его широкие плечи, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Все сложилось так неправильно. Так нечестно. Но что есть, то есть.

— Почему ты плачешь? — аполинезиец убрал тяжелую каплю с моей щеки и растер ее между пальцев.

— От избытка чувств, — отчасти я не соврала. — Не обращай внимания.

Я снова притянула его к себе. Наши губы слились, как будто и не было перерыва. Мои руки вытащили рубашку из его брюк и скользнули под тонкую ткань. Кожа под моими пальчиками была гладкой и теплой, было так приятно скользить по ней. Жар, исходящий от тела аполинезийца заставлял меня плавиться.

Я расстегнула рубашку Дакара до середины, после чего он прижал мою руку к своей груди и спросил:

— Что ты делаешь?

— Расстегиваю твою рубашку.

— Это я вижу, — усмехнулся он. — Я спрашиваю, что ты делаешь?

— М-м. Дверь заперта? — я метнула вороватый взгляд на дверную ручку.

— Я нажал на кнопку блокировки под столом, как только ты вошла, — удивил меня бывший наставник.

— Отлично, — ответила я, решительно стянув с себя одежду.

Дакар смотрел на меня, мягко говоря, ошарашено. А я хотела, чтобы у меня было хотя бы одно воспоминание о нашей близости. То, что было в архиве… то была какая-то животная страсть, влечение. Не более. Но сейчас между нами чувства. И это меняет дело. Сейчас я хотела любить его каждой клеточкой своего тела. Я должна была взять что-то из этой, без пяти минут прошлой жизни, в новую. Если бы могла, я бы забрала Дакара. Но это невозможно. Самое большее, что я могу себе позволить это воспоминание.

За пределами кабинета сейчас ничего не существовало. Были только мы. Я должна попрощаться с любимым, найти преступника и уехать. Сердце разрывалось на части, я пыталась запомнить каждую черточку лица аполинезийца, каждый изгиб его тела, этот пленящий запах, присущий только ему.

— Ты странно себя ведешь, — констатировал бывший наставник, глядя на меня в одном нижнем белье.

— Ты не хочешь? — от волнения у меня сдавило где-то в груди и пересохло в горле.

— Хочу, конечно, но торопиться не стоит. У меня на тебя планы.

От досады я больно закусила губу и опустила глаза вниз.

— Все нормально? Ты выглядишь как-то… — Дакар начал допытываться, а я испугалась.

— Просто волнуюсь, — ответила я, спуская бретельки лифа. В кабинете горел свет, и это немного смущало. Но так как это наш первый и последний раз, то свет или темнота, не имеет значения. Так даже лучше, я буду помнить больше деталей.

Подозрительный взгляд аполинезийца сменился на мучительный, а затем и вовсе какой-то хищный, когда он смотрел на меня. Освободившись от лифа, я на мгновение замерла. Прохладный воздух кабинета холодил соски, и они затвердели. Щеки мои горели, я была готова провалиться сквозь землю. Что я творю? Вечно я делаю что-то не то…

И вот, когда я уже готова была передумать и прикрыться одеждой, Дакар приблизился. Он не прикасался, но от его кожи шел ощутимый жар. В глазах аполинезийца полыхал огонь. Бывший наставник взял мое лицо обеими руками и впился в губы, его язык ворвался в рот. От напора я чуть не задохнулась, но с этой всепоглощающей страстью я забыла про стеснение. Было так приятно чувствовать обнаженной грудью чуть грубоватую ткань рубашки мужчины. Каждое соприкосновение именно с ним вызывало у меня трепет и возбуждение.

Я торопливо целовала Дакара, гладила его горячую кожу дрожащими руками. По щекам катились неконтролируемые слезы. Аполинезиец провел дорожку поцелуев вниз и остановился на груди. Властно сжав округлости, он прикусил правый сосок, а потом вобрал его в рот. Из моего горла вырвался стон, я непроизвольно выгнулась. Дакар провел горячим языком по ложбинке между округлостей, и мои ноги сильнее сжали торс мужчины. Соски тут же заныли, требуя продолжения ласк. Они уже набухли от возбуждения, и каждое прикосновение воспринималось как буря.

Дакар, кажется, наслаждался процессом и не торопился. Он пытал меня своими властными губами. Но во мне все больше росло нетерпение. Внизу живота уже вовсю полыхало пламя. Мне хотелось ощутить его в себе. Почему же он медлит? Я потянула Дакара на себя, одновременно заваливаясь в бок на диван. Я в полной мере ощутила вес аполинезийца на себе, хотя он и склонялся надо мной на локтях. Обвив его торс ногами, я вырвала из мужчины глухое рычание. Дакар прижался ко мне тазом, прикусив при этом нежную кожу шеи.

Во мне все пело и радовалось. Сердце бешено стучало в груди.

Шумно выдохнув в мои волосы, Дакар нехотя поднялся, оставив меня одну на диване. Я вопросительно посмотрела на него. В чем дело?

— У меня на тебя планы, — коротко ответил аполинезиец.

Он подошел к столу, тряхнул головой и стал застегивать рубашку. Не оборачиваясь, Дакар произнес:

— Оденься, пожалуйста, мне и так тяжело сдерживаться.

— Но почему? — не скрывая обиды, выпалила я, уже прикрывая руками грудь.

— Я уже сказал, — сквозь зубы процедил аполинезиец.

Раздался сигнал древнего коммуникатора на столе бывшего наставника. Дакар торопливо нажал на кнопку соединения. Я начала торопливо одеваться. Чувствовала я себя ужасно. Мне было и обидно и стыдно.

— Плодотворного дня, Эль Дакар. У меня сообщение для Ла Фии. Президент просит вернуться ее на свое рабочее место, — вежливо отчеканил электронный голос.

— Откуда вам известно, что она у меня? — поразился аполинезиец. А я заметила, как линия его плеч напряглась, каменея.