– Аллигат – это крокодил?
– Книга-перевёртыш. Читать можно с головы и с хвоста. Ну и писать соответственно. Когда всё шло как надо, соглядатай и писал её: от начала до середины. А как не заладилось – перевернул и стал писать вверх ногами, с конца. Пока в свои же первоначальные записи, как баран в новые ворота, лбом не въехал… Так вот: долгие годы следовал этот шпион за отцом Авелем по пятам. Соглядать начал по собственному почину, совсем молодым, сразу после первых предвидений, записанных вещим старцем. А после помощи у церковных попросил. Кто-то из них, ничтоже сумняшеся, его в шпионы и определил. Правда, без прилагательного «церковный». Было это за год до кончины матушки Екатерины, то бишь осенью 1795-го. А много позже, когда шпиона в нашу тюрьму монастырскую для «соглядания и обнаружения тайных записей» направили – он это дело продолжил. И соглядал, скажу вам, на совесть: сперва через специальное отверстие в стене, потом через дыру, в потолке ловко скрытую. Может, и ещё как-то соглядал, но только вам сейчас про это никто толком не скажет: тайна сия велика есть! Да и с церковным шпионом не всё ладно вышло. После одного скандального случая он сам узником стал. Именно тогда аллигат у него отобрали и надёжно спрятали. А мы нашли! – засветилась от радости нежно-восковая старушка.
– Вот так штука…
– Да-с, именно штука! Этот аллигат сейчас никому не известен. Когда-то о нём знали, но со временем забыли. Но я вам впотай скажу: сейчас-то как раз он и нужен! В прозрениях, в их особой механике, эта книжица с двойным входом кое-что проясняет!
– В механике?
– Ой, ну какой непонятливый! У каждого настоящего дела своя механика есть. Не только у будильников и утюгов, даже у любви. И у пророчеств механизм тоже есть!
– Любопытненько. Я-то думал, прозренья с пророчествами своим накатом живут. И вообще: пророк пророчит, а Бог как хочет…
– Чем умничать, лучше послушайте. Авель-прозорливец, Авель – страдалец за высший смысл бытия – фигура сегодня самая что ни на есть нужная! Для дел государственных, не для забав нужен он! Авель вам не базарный предсказатель. Не слепая тля, не заморский закатыватель глаз! В трудах нашего Авеля всё рельефно, точно, образно. Никакая клиодинамика – то есть математическое моделирование исторических процессов – так будущее вам не смакетирует! И вообще: клиодинамика без настоящих прозрений – чушь и блажь. Ну а возвращаясь к чтению аллигата – дело это запретное. Может, даже опасное. Не пострадать бы вам. Не годится нам, мирянам, хроники церковных шпионов ворошить!
– А это почему ж, Кира Львовна?
– Церковь – и наша, и любая другая – не любит признаваться в том, что были у неё платные шпионы. Я вам копию этих «Хроник» дам почитать на ночь. Не весь текст. В аллигате есть несколько листов, на которых стоит печать и резолюция одного из епископов: «Только для отца архиерея». Не будем совать нос слишком глубоко!
Кира Львовна ещё раз тряхнула в воздухе отксерокопированными листами.
– Вам этих десяти листов – за глаза хватит. Зачитаетесь! Там про Авеля не так много, но о-очень интересно. А главное для вас, как для издателя: у церковного шпиона по фамилии Пляцков есть то, что ни в «Русскую старину», ни к разным Нилусам-Крокодилусам не попало!.. Линии Авелевых прозрений острым пером шпион очертил!
После получения аллигата другую работу смяли: многие документы были общедоступны или ничего важного в себе не имели. Работу со второстепенными документами дружно отложили до завтра.
– А если, кроме шпионских «Хроник», ещё и «Житие» Авеля захотите послушать, вот вам диск. В компец вставьте и слушайте себе на радость. Изображение – так себе. Но читать интересный человек будет. Он здесь у нас «Театр в сукнах» основал. Теперь человека в живых нет. Но голос его не растрескался, не умер…
– Разве может умереть голос?
– Ещё как! Мы тут экспериментировали: на некоторых записях – не на виниле, на современных носителях – голос умершего человека тускнеет, ссыхается. Едва заметно, но всё же… Ладно, завтра позанимаемся как следует, – тая от ласки, говорила и говорила восковая дама, окутанная едва заметным дымком, – поэтому вы уж нас так сразу не покидайте. И Арфочка просила, чтоб вы для дела на денёк задержались. У нас ведь тут, как говорит Арфочка, место страданий и мрака. Так воссияйте в этом мраке для нас! – неожиданно хихикнула дама-директор.
С Арфочкой познакомились всего час назад, разговоров никаких не говорили, поэтому Скородумов предложению полузнакомой девушки удивился. Но лишнего восковой директорше не сказал, молча кивнул и побрёл устраиваться в гостиницу.
Поднявшись на второй этаж, сразу кинулся читать «Хроники «церковного шпиона». Те были писаны явно не напоказ, для себя. Пропустив предуведомительный лист, Тиша сразу начал со второго:
«…ах, ухляк я, ухляк! Тварь негодная, соглядатай трефовый! Сколько лет за отцом Авелем соглядаю, во всяких местах его караулю! Теперь близ Яруновой горы очутился. И тянет меня к этой горе идольской, уволакивает из тюрьмы монастырской…»
То, что последовало ниже, Тишу так заинтересовало, что уже через две-три минуты он плотно сжал веки и, как школьник, стал повторять прочитанное про себя.
Излагал соглядатай с кашеварско-бурсацкой фамилией Пляцков, корявенько, но зато в уголку листа иногда рисовал диковинные сценки. Насладившись рисунками, Тихон Ильич стал читать дальше:
«…так было и при первой нашей встрече. Если, конечно, встречей можно считать подсматриванье с подслушиваньем. Как сейчас помню: двадцать с лишним лет назад, в Соловецкой монастырской тюрьме, где после смерти императора Павла заточён был провидец Авель, заглянул я, уж в который раз, через отверстие для подачи пищи, в его тюремную келью. Была та келья хоть и на верхах Головленковской – по-иному Белой – башни, однако ж просторней многих. И вот. Созерцал я в обидной тесноте кельи общение отца Авеля с некой субстанцией. Как сия сущность, сия субстанция, попала в келью – сказать не берусь. Но лишь туда попав, прокричала по-девичьи звонко:
– В третий раз тебе, дуботрясу, являюсь! Ты хоть шкуру с меня сдери и крылья пообломай, а поверь. Не лукавец я, не анчутка! Чин ангельский имею, Ангел Силы зовусь: Angelos Potestates. Творю чудеса и ниспосылаю дар прозорливости тем, кто Богу угоден. Чист я и невесом. Кожу-душу особливую ангельскую имею. Лишь для веселья зову её шкуркою. Взгляни! Для тебя одного шкурку сию сейчас сдеру. Изойду болью, пурпурным стыдом от макушки до пят покроюсь. Но чтоб тебя вразумить, ей-ей, сдеру!
Тут назвавшийся Ангелом Силы явил себя отчётливей. Не пучком дрожащих лучиков предстал – обрёл фигуру. Как сосуд хрустальный до краёв наливается вином – наполнился Ангел золотистой плотью. Отставив в сторону копьё, одним движеньем сколупнул он с головы полупрозрачный шлем, упав на сухой травяной настил, подломил под себя крылья, подобные снопам серебристо-зелёного ковыля, и за плечевые суставы себя ухватил. Тут в келье узкой, выстроенной в виде сахарной головы, круглым клином, что-то слабо треснуло. Нежно и скоро, как снимают рубашку с младенца, сдёрнул с себя через голову Ангел Силы нежнейшую кожу-душу, и засверкало по краям голубое и розовое, а в серёдке насквозь прозрачное тело. Сладко-младенческая вонь – как обделался несмышлёныш – разлилась вокруг.
– А тогда я Дадамей, ежели ты Потестатос-обосратос! – стал надсмехаться над содравшим с себя кожу отец Авель. – Меня, бес, не проведёшь. Не покорюсь тебе!
– Глянь зорче, Фома неверующий! Не на меня – в себя самого глянь. Что у тебя в душе творится, узри. Знаю, решил ты видения гнать от себя поганой метлой и сонму прозрений не верить. Истомило тебя долгосиденье в тюрьмах мирских и монастырских. Извела мнимая ненужность прозорливости. Рассуждал ты в последние месяцы вроде верно: «Зачем прозревать грядущее, когда Господь Сам его знает и всё устроит? Зачем тыкать первоистинами в мурластые хари? Особенно если эти мурластые хари первоистин знать не желают?» Но ты людское правдоненавистничество должен стерпеть. Да и прозрения твои не напрасны. Сгодятся! Не в нашем веке, так в следующем, или в том, что за ним наступит. И эту временну́ю оттяжку – стерпи. До́лжно побывать тебе выше неба! Низкое, видимое людьми небо, преграда для высоких помыслов. Выше неба привычного подняться тебе надо: в небо незримое! Что там увидишь-услышишь – в тайных записях продолжай излагать. Видеть вещи как они есть, небесным сферическим зрением, враз сводящим воедино мильён изображений – дано всем. Даже стрекозам! Что уж про людей говорить. А видят так – единицы. Вот счищу наросты, собью окаменелости со зрачков твоих – тогда как dragon flay, как стрекоза-дракон, видеть будешь!
