— Подношение со стола династии? — спросила она с интересом, принимая напиток.

Кхассав дождался, пока танша пригубит, а потом вознес и свой кубок, жестом указывая, что пьет за нее.

— Неужели и вам, ахрамад, для чего-то имеет смысл проявлять любезность по отношению к маленькой танше? — бесстрастно поинтересовалась женщина, всеми силами сопротивляясь сокрушительному обаянию наследника.

— Ну, во-первых, я могу делать это из уважения: вы заставили понервничать мою мать, это достойная причина для гордости.

Бану усмехнулась, взглядом указав за плечо ахрамада, где именинник раман Кхазар болтал о чем-то с одной из водных дочерей.

— Вот если бы мне удалось заставить понервничать вашего отца, я бы и впрямь гордилась.

Кхассав засмеялся, оценив шутку.

— Пожалуй, тут любой был бы горд. Признаюсь, ни разу не видел его с каким-нибудь другим выражением лица, кроме этого, — улыбнулся ахрамад и сделал жест, приглашающий пройтись.

— Так чем могу быть полезна? — вежливо поинтересовалась женщина.

— Честно сказать, хотел познакомиться с той, кого мои мать и жена с таким пренебрежением зовут Маленькой таншей.

Бансабира поглядела на мужчину с интересом и, прикинув ситуацию, пожала плечами: мол, вот она я, знакомься. Вместо продолжения диалога Кхассав почему-то неотрывно таращился на тану, глядя чуть искоса, и Бансабире пришлось взять беседу в свои руки.

— И как? Сильно отличаюсь от кошмаров, которые досточтимая раману рассказывает обо мне?

— Не то слово, — оживился ахрамад. — Перво-наперво, по рассказам вам меньше сорока не дашь.

Бану не удержалась и хохотнула.

— Мне девятнадцать, — шепнула она.

Кхассав замер, внезапно развернувшись к танше и раскинув руки, будто спрашивая: вот и как так вышло? Бансабира отвела пораженный взгляд в сторону.

— А во-вторых, — твердо заявил ахрамад, воздев указующий перст, — в рассказах вы всегда страшнее любой портовой беззубой шлюхи.

— О, ну это невежливо, — обронила танша, и Кхассав расхохотался.

— Выйдете за меня? — спросил он, отсмеявшись. Бану посмотрела на мужчину, как на умалишенного. — А что? — тут же спохватился он. — Сейчас же все гоняются за вашим приданным.

— А вам-то, наследнику Яса, оно к чему?

Кхассав махнул рукой.

— Даром не нужно. Но возможность владеть женщиной, которую побаиваются другие таны и за которую они спорили меж собой, прельщает, — улыбнулся Кхассав.

— Но вы же не тан, — заметила Бану.

— Детали, — отверг ахрамад.

Пожалуй, сегодня впервые Бансабира чувствовала себя сродни тем женщинам, которых раз за разом очаровывает Дан Наглый.

— Ну так что? Поженимся сегодня? — убедительности ради Кхассав придержал запястье той руки, которой Бану держала кубок. — Вы к тому же одеты так, что я хоть сейчас бы отправился с вами делать нашего первого сына.

Не выдержав, Бансабира расхохоталась вконец.

— Послушайте, даже если забыть, что закон Яса запрещает раману иметь в водных женах урожденных танш, раманин Джайя и без этой свадьбы ненавидит меня достаточно.

— Да, — обреченно вздохнул Кхассав, — с законом придется обождать, пока не займу трон. Уж там я внесу пару поправок.

— Право, ахрамад. К чему вам менять закон, если в вашей власти и так получить любую женщину.

— Так уж и любую, — надулся Кхассав. — Вы вон уже четверть часа отказываетесь.

Бансабира посмеялась снова: не стоит, конечно, забывать, что он Яасдур, но в конце концов, собеседник неплохой.

Пока танша рассуждала о натуре наследника, тот уже непозволительно сократил расстояние между ними и чуть наклонился, доверительно зашептав:

— Ну пожалуйста, тану Яввуз, подыграйте мне немного. Джайя ухитрилась приревновать меня к вам, даже зная, что мы не встречались ни разу. Знаете, как досаждают такие выходки?

Бансабира совсем по-девчачьи прыснула.

— Судя по всему раманин в положении, будьте снисходительны, — отстраняясь, посоветовала танша.

— То есть подыгрывать мне вы не будете?

— О, просто нет нужды. Ваш план сработал, и раманин уже идет сюда с самым свирепым своим видом, — улыбнулась Бану. — Мое почтение, ахрамад.

— Зовите меня Кхассав, Мать лагерей.

— Что ты делаешь, Кхассав? — зашипела Джайя, подойдя к мужу. — Ты же знаешь, как твоя мать…

— Моя мать — дура, — жестко, без тени улыбки оборвал мужчина, и Джайя попятилась, безошибочно узнав перед собой того свирепого и неуступчивого хозяина, который однажды настиг ее в спальне. — Как и ты, — он оттолкнул жену в плечо, привлекая внимание окружающих.

— Кхассав, — Джайя потянулась рукой и, понимая, что устраивать скандал — ужасная затея, засеменила за мужем. — Да подожди.

Но Кхассав не ждал, решительно приближаясь к помосту, где восседала державная и такая глупая мать.

— Что ты собираешься…

Кхассав обернулся, больно схватив Джайю за руку. Та поежилась, отводя глаза вниз: сил смотреть в лицо ахрамада, свирепое, жадное, опасное, как у зверя, не нашлось.

— Исправлять ваши ошибки.

Он, отбросив руку супруги, снова размашисто зашагал к помосту, а потом вдруг остановился, оглянулся:

— Это ведь она привезла тебя сюда? Почему вы не подружились?

— Что? — недоуменно воззрилась раманин. — С Бансабирой? Но раману Тахивран…

Кхассав почернел в лице от одного имени матери и махнул рукой.

— Заткнись.

Бансабира на любезность уже не отозвалась, теряясь в толпе празднующих и принимая вид скорее задумчивый. Где-то тут она видела Гистаспа с Сагромахом. Куда они делись?

— Тану Яввуз, — раздался деловитый голос сбоку. Бансабира обернулась:

— Тан Дайхатт, — вежливо склонила голову на полдюйма.

Аймар улыбнулся Бану в ответ, а потом непроизвольно сполз взглядом с лица женщины на оголенные шею, плечи, покатые бедра и обнаженную кожу ноги. Сглотнул, взметнул взор снова вверх и вышептал безотчетно:

— Вы чудесны сегодня.

Краем глаза он глянул на дочь рамана и раману, сидевшую недалеко от матери. За успех в подавлении бунта Тахивран пообещала ему, Дайхатту, руку дочери. Девушка вполне симпатичная, признал Аймар сразу, но почему сейчас кажется настолько невыразительной?

— А вы слишком расчетливы, чтобы я поверила, будто вы выловили меня только затем, чтобы сказать это, — беззлобно отозвалась Бансабира. Ее привычка видеть врагов во всех, порядком изматывала, особенно сейчас, когда голова была занята посланиями от Юдейра и оборванной встречей с Сагромахом.

— Напрасно, — в тон ответил Аймар. Кажется, не обиделся. — Я вполне искренен. — Здесь очень шумно. Прогуляетесь со мной в саду? — он подал руку. Бансабира облизнулась, медля с ответом. Огляделась, словно это могло помочь с решением. Ох, не до него сейчас. Но ведь ее выбор должен определяться и между ним тоже. С его-то тридцатью тысячами под стягами…

Женщина вложила руку, украшенную по запястью тонкими нитями золотых браслетов, исключительно в форме жеста. Едва Дайхатт расценил его, как согласие, Бану, шагнув к ближайшему выходу в сад, сцепила руки перед собой.

— О, танши нет? — Гистасп почему-то подошел к Маатхасу.

— Как видишь, — протянул тот весьма философским тоном, глядя, как Бану разговаривает с Тахивран.

— Умыкнули из-под носа, — вполголоса прокомментировал альбинос взгляд Маатхаса. Тот усмехнулся. — Собственно, это даже неплохо, — вдруг не по-своему деловым тоном добавил Гистасп. — Давно хотел поговорить с вами, тан…

Сагромах испытал серьезное недоумение и страшно заинтересовался. К чему бы это?

— На трезвую, так сказать, голову, — чуть тише добавил Гистасп, скосив взгляд куда-то в бок.

Сагромах засмеялся.

— Так чем обязан, Гистасп?

— Ну, с вами я явно не политику обсужда…

— Тану идет, — вдруг обронил Сагромах, а потом вдруг нахмурился: едва удалось встретиться с ней взглядом, Бану перехватил ахрамад.

— Пойдемте на лоджию, — позвал Гистасп и намеренно вывел Маатхаса на балкон, с которого открывался вид на сад. Дорогой альбинос обновил выпивку на подносе у слуги, так что, остановившись у парапета, какое-то время Гистасп и Сагромах пили молча. Вскоре в саду показалась Бану в компании Аймара Дайхатта, и Маатхас помрачнел. Он оглянулся, проследив выражение лица собеседника, и, желая отвлечься, облизнулся: