— Запертые двери на наших дорогах встречали нас, конечно по-разному, но не было ни одной, которая не отворилась бы впоследствии, — не обращаясь конкретно к женщине, произнес Гистасп.

Бану, неуловимо усмехнувшись, не стала напоминать, что была одна дверь, которая в некотором смысле не открывалась с внутренней стороны — ворота замка, где Шауты с Раггарами морили их голодом.

— Чем бы меня ни встретила эта дверь, я спокойна, пока за моей спиной есть люди, в которых я верю, — также обезличено отозвалась Бансабира, вздернув голову.

Она кивнула герольду в дверях, чтобы тот, одетый в светлый праздничный камзол, украшенный вдоль шва горловины яркими кусочками разнокрашенного стекла, возвестил о ее появлении. Неслышно набрала полную грудь воздуха, прикрыв глаза — и пропустила момент, когда Гистасп кратко и трогательно улыбнулся уголками губ.

Командира дворцовой стражи и Аймара Дайхатта, препирающегося с дядей, разделяло еще около пяти шагов, когда герольд объявил о появлении тану Яввуз. Наконец уж.

— Господи, — едва слышно выдохнула Джайя. Так, оказывается, в Аттаре во дворце Далхоров, Бансабира еще была одета как святая…

— Явилась, — выдавила сквозь зубы Тахивран, игнорируя невестку с ее "Господом".

Дайхатт поперхнулся словами, которые хотелось бросить в лицо Каамалу просто потому, что он достал со своей вселенской неприязнью ко всем, кто не хотел следовать его планам и делать, что он задумал. Аймар застыл, уставившись на молодую таншу. Кто мог представить, что та измочаленная войной и тяготами новоиспеченная тану Пурпурного дома, которую он встретил в утро погибели Сабира, окажется не только деловитым командиром, но и такой соблазнительной женщиной?

Надо… Надо обязательно поздороваться. В числе первых, решил Аймар, явственно ощущая, как где-то с обратной стороны позвоночника зачесалось и засвербело от всякого нетерпения сделать что-нибудь значимое, проявить себя, всерьез взяться за дело. Интересно, куда она пойдет перво-наперво?

Он уже сделал шаг навстречу Бансабире, совершенно не зная, что скажет, как его окликнул посланник Тахивран.

— Светлейшая просит вас на разговор, тан, — сообщил командир. Дайхатт даже не сразу оторвался от наблюдения за Бансабирой. Если сейчас он не подойдет к ней, потом не выцепишь, но пропустить мимо ушей приказ государыни нельзя.

Сжав зубы и со всем недовольством гортанно рыкнув, Аймар проводил Бансабиру взглядом в распахнутые объятия деда и, бросив: "Иду", зашагал к помосту династии. Надо покончить с неприятными делами поскорей.

Дан ткнул локтем под ребро Серта и кивнул в сторону стоящего на шаг впереди Маатхаса. Соратники и близкие помощники Пурпурного и Лазурного танов уже столько раз пересекались по разным поводам и столько бед пережили вместе, что на сей раз, встретившись, кинулись обниматься, как лучшие друзья. Только их таны, по общему мнению, до сих пор занимаются ерундой.

Серт на маневр товарища отвлекся нехотя — он только что проследил недвусмысленный порыв Дайхатта кинуться к тану. Впрочем, отвлечься стоило — Маатхас замер, как заколдованный, так и не донеся до губ бокал с вином. А потом сосуд будто стал непомерно тяжелым, и рука, его держащая, обвисла плетью.

Бокал из чистого серебра выпал, звякнув, и покатился, заливая глянцевый пол. Хабур, верный друг и соратник, не растерялся и тут же навалился плечо в плечо на Сагромаха.

— Ой, тан, простите, — спохватился он, — я как медведь, честное слово. Вон, бокал из-за меня выронили. Простите.

— Д… да ладно тебе, — даже не посмотрев на мужчину, отозвался Маатхас.

О, Великая, почему она такая красивая? И почему такая откровенная? Зачем позволяет видеть все это, все, что должно быть только его, каким-то убогим извергам? О, Акаб. Чтобы их всех смыло…

Подоспела прислуга, но Маатхас тем более не удостоил взглядом и ее, наблюдая, как Бану целуется в щеки с дедом. Сморщенный, словно залежавшаяся редиска, Ниитас казался до того торжественно настроенным, будто собирался спеть какой-нибудь гимн.

Он, Маатхас, тоже бы спел. Но для начала надо вырвать Бану из лап всех других рвачей. Пока она не замужем — она только его. А когда окажется замужем — тем более будет только его, — ревностно в груди Сагромаха поднял голову Собственник и повелел ему идти к Матери Лагерей, не мешкая ни секунды.

Когда Маатхас удалился на приличное расстояние, Хабур упер руки в бока и обернулся к остальным — и лазурным, и пурпурным:

— Эти два идиота вас же тоже достали?

— Я вот, что предлагаю, — тут же зажегся идеей Ниим, будто продолжая мысль Хабура. — Надо их уже свести.

Хабур кивнул молча: это он и имел в виду.

— Да, — поддержал Дан Смелый. Он тоже мгновенно завелся от осознания предстоящей авантюры. — Надо свести, — потряс он кулаком, изображая жестом всю готовность к действию. — Затащить в одну постель, а потом застукать.

— У танши траур не кончился, — напомнил Серт. — Добром не обернется.

— Вот потому они и тянут, — назидательно сообщил Хабур. — Из-за траура по Свирепому. Все из-за порядочности нашего тана и принципиальности — вашей.

— Да ладно траур, мы бы их не выдали, зато всем было бы ясно, что будет через месяц-другой. А то треплют мозги всем вокруг, — поразмышлял Ниим.

Раду, немного мрачнее остальных, попытался напомнить, что вообще-то, это не их дело, но его нарекли занудой, и слушать никто не стал. Тогда увалень сдался и, усмехнувшись, опустил голову, принимая любые затеи соратников как план действий.

— Принципиальность, порядочность… Пусть себе отнекиваются, как хотят. Если в этой ситуации тем более затащить их в одну постель, не отвертятся, и нас мучать не будут, — решительно заявил Ниим. — Не знаю, как тан Маатхас, танша, когда не знает, что делать с их отношениями, с нас по три шкуры спускает.

Свита Сагромаха единодушно закивала. Один из воинов Лазурного дома выразил общую мысль:

— Это да. Наш тоже все решает нырком в работу. И нас за собой тащит — на самое ее дно, — а потом вдобавок тихонько буркнул. — Идиот.

Осуждать его никто не стал. Даже посмеялись немножко.

— Итак, где, когда и как? — Дан в предвкушении хлопнул ладонями, потер.

И тут-то все и притихли — так запросто и не решишь. Надо бы пообстоятельнее подумать.

— Пожалуй, нигде и никак, — резюмировал Раду.

— Почему это?

— Что-то точно придумать получится, — сказал Ниим. — Просто надо собраться.

Хабур переглянулся с Сертом, и последний ответил за него:

— Потому что, если за этим делом их застукаем мы, нас попросят молчать, а если откажемся, велят заткнуться. А если застукает кто-то еще — работа будет наименьшим, чем все мы сможем отделаться. Плохо, что ли, знаете, как эти двое любят укорачивать людей на голову? Всеобщий скандал хороший к этому повод.

Буйный настрой угас даже в глазах Дана Смелого.

— Да, надо что-то другое придумать. Не такое радикальное, — подтвердил Ниим.

— Вот сами и думайте, — отозвался Дан, всем телом разворачиваясь вслед проплывшей мимо чернявенькой красотке. — А я, пожалуй, пойду. И, ежли кто захочет, можете меня застукать с ней. И присоединиться, — мужчина снова блеснул глазами и скрылся в толпе.

— Акаб, — тихонько воззвал Ниим.

— Кретин, — безапелляционно заключил молчавший до той поры Одхан, и сподвижники обоих танов засмеялись.

— Вообще, — сказал Хабур, — можно подумать. Празднования продлятся еще три дня, время пораскинуть мозгами есть. Все в деле? — обвел он глазами оскалившихся мужиков.

— Погостить говоришь? — протянул Иден. — Погостить дело хорошее. Да, можно и погостить ведь. Отчего не погостить у родной внученьки? Правда, — Иден оглядел женщину с ног до головы, — у тебя там холодно. Не знаю, как моя Эдана жила на севере, ах. Но, думаю, ты ходишь там в более теплой одежде, да ведь? Ведь да?

— Точно, — усмехнулась Бансабира.