Артмаэль больше ничего не говорил и не просил успокоиться, как бывало обычно. Но Шиада сама завалилась к нему на грудь, содрогаясь всем телом от утраты.

— Зачем? — рыдала женщина. — Зачем ты потащил меня туда? Зачем вытащил это? Зачем? — она с силой ударила в грудь мужчины обоими кулаками, потом еще и еще, пока Артмаэль не поймал ее, сжав до полной неподвижности.

"Затем, чтобы ты поняла, что волки — не страшные".

Друид не извинялся и молчал, не обращая внимания на затекшие ноги, он дождался, пока жрица хоть немного успокоится, а потом положил ладонь на затылок и шепнул какое-то слово.

Проснулась жрица только утром.

Когда она открыла глаза, вокруг не было никого, а от выхода из пещеры тянуло теплым бризом. Шиада поняла, что находится у того выхода из пещеры, который вел к теплому водоему. Шиада подобралась на ложе, провела по волосам — сегодня их пора была вымыть. Поднялась и вышла к берегу. Дул ветер.

— Зачем ты перенес меня сюда?

Артмаэль оглянулся: она осунулась и похудела за минувшие дни. Она больше не сияла, как драгоценный камень под солнцем, а тускло поблескивала, как дымчатый кварц, тронутый лунным светом. И, пожалуй, именно сейчас, черное смотрелось на ней, как положено ведуньям.

— Нилиана была недовольна шумом, — ответил друид, оборачиваясь назад к морю.

Шиада, ничего не сказав, подошла к береговой линии, встав поодаль от мужчины. И хотя она ни о чем не спрашивала, Артмаэль снова начал говорить. Ей казалось, ее вывернет от одного голоса друида, который издевался над ней. Но отчего-то, услышав голос жреца, Шиада испытала облегчение, как если бы после серьезной ссоры ей было сказано, что все позади и все хорошо.

— Одна из опасностей Троп Нанданы в том, — проговорил Артмаэль, — что, проходя по ним раз за разом, я имею в виду, по самым драгоценным воспоминаниям, ты забываешь дорогу назад, — друид говорил так, будто делился чем-то сокровенным и даже постыдным, и Шиада безошибочно поняла, что тот говорит о себе. — Ты теряешься на этих тропах, и исчезаешь навсегда. Ты хватаешься за воздух, надеясь разверсть Завесу, но ничего не происходит, — будто в доказательство слов Артмаэль повел в воздухе рукой, как всегда — левой, и лишь рассек пустоту.

Он замолчал, опустив руку, и не сводя глаз с моря.

— Это был твой страх? — Шиада осторожно подошла к друиду.

"Да".

— Когда Митаба вела меня по Тропам, я все время не мог вернуться. На меня нападали стаи кондоров, и я не мог отбиться. Мне выклевывали печень, глаза, сердце, и я не знал, как выбраться назад. А иногда на меня никто не нападал, иногда я вообще никого и ничего не видел, и только шел к выходу, которого, как мне казалось, не было. И чем больше я боялся, что мне не открыть Завесу, тем сложнее было открыть ее на самом деле. На десятый день я застрял окончательно, и Митаба сказала, что больше не станет вытаскивать меня. Было решено, что я неспособен к управлению Завесой и зря полез.

— Как ты справился? — спросила Шиада.

— Я подумал, что самое страшное уже случилось: я застрял на Тропе Нанданы и не могу выбраться. Больше боятся нечего.

— И вышел?

— Совершенно случайно. Просто подумав, что было бы здорово поболтать с Митабой. Она очень любит насмешничать, знаешь?

— То есть, ты подумал и оказался там, где надо?

Артмаэль улыбнулся.

— Вроде того. Потом я пристрастился путешествовать здесь. Когда ты уехала в Этан во второй раз, я пришел сюда и несколько недель раз за разом погружался в будущее, которое так и не наступило, наблюдая наше с тобой воссоединение. И вскоре я снова начал утрачивать чувство реальности и чувство Завесы. Тогда мне помогли в последний раз. Нилиана выдернула меня сучковатой рукой, сказала, что я дурень, а через пару дней умерла.

Шиада не знала, что сказать на это.

— Я… я думала, Нилиана умерла раньше.

Хоть Нилиана и приходилось Шиаде бабкой, родственной связи меж ними жрица не могла чувствовать. Она ведь не видела ее никогда, думала молодая женщина.

— Но всегда знала, — добавил Артмаэль. — Шиада, то, где мы находимся — это Тропы Нанданы, Дороги Умерших, Дороги Духов. Об этом следует помнить всегда. И то, чего мы боимся здесь больше всего, это смерть. Там, в Этане, страх смерти отринуть легко. Но здесь ты можешь увидеть мир, который найдешь после смерти, и пугает именно он. Мир, которым не знаешь и не можешь управлять. Единственный способ, который я нашел, чтобы преодолеть этот страх — уступить ему.

— Я не понимаю, — шепнула женщина.

— Застрять на Дорогах Старицы — значит умереть для всех остальных. Быть съеденной волками на Дорогах Старицы — значит умереть для остальных. Чтобы ходить Тропами Духов надо испытать то, что испытывает всякий человек перед тем, как становится духом, и в конце концов, научиться быть им, — Артмаэль, наконец, обернулся к жрице и взял за руку.

— Все здесь, все, Шиада, до последней песчинки и капли, принадлежит Нандане. И то, что мы находим на Тропах, может и должно вести нас к ней, к Хозяйке Ночи и Царице Мудрости. Запомни это.

— Так мне надо позволить им сожрать меня? — запаниковала Шиада, видя, как Артмаэль снова приоткрывает Завесу между мирами.

— Тебе надо найти путь к танше Пурпурного дома, Вторая среди жриц, — он чуточку подтолкнул Шиаду вперед, в мерцающее зеркало между небом и землей, и отпустил. Жрица вздрогнула, обернулась, надеясь успеть сказать, что не справится одна, но светящаяся, как звездная пыль, Завеса уже заклубилась золотистым дымком, скрывая друида.

Впереди раскинулся бескрайний север, хотя все, чего хотела Шиада — найти Бансабиру Яввуз. Она не могла знать, что Пурпурный дом — один из северных домов Яса, но, если Тропы Нанданы всегда приводили ее в снег, значит, так должно было быть.

Слова друида стояли в ушах всю дорогу, и Шиада твердила их про себя раз за разом. Все здесь, в междумирье принадлежит Нандане. Владения Нанданы беспредельны и велики, и чтобы управлять ими Всеблагая Старица возлагает обязанность на тех, кто верен только ей. Совы и филины приносят ей вести о том, что творится в беспросветный час ночи, и это Глаза, или Мудрость Нанданы, — вспоминала жрица уроки из времен, когда была еще ребенком. Этими глазами Она находит тех, чей час настал. Кони — это сила и неодолимая волна, приносящая во все уголки мира волю Старицы, согласно которой приходит час сменить жизнь смертью, и это — Крылья, или Вестники Нанданы. Чтобы никто из тех, чей срок совершился, не сбился с пути, угодив в лапы демонам, чью добычу Нандана и Шиада определяют вместе, умерших, остерегая от бед, ведут волки, указывая дорогу далеко на север, сквозь ветра, холод и сумрак, туда, где, восстав по обе стороны, два Великих Волка с красными глазами стерегут врата Загробных Залов. И это — Проводники, или Стражи Нанданы.

Шиада огляделась: все, как всегда. Волчица уже зашла ей за спину, оскалив голодную пасть. Что ж, сегодня Артмаэль тоже не будет ее вытаскивать, он дал понять. А самое страшное случилось еще раньше, поняла жрица. Когда в воздух, влекомый ветром, взвился пепел ее дочери. Протянув в мольбе руку, она шагнула вперед, к десятку оскаленных морд, голодных и жадных до еще одной души. В конце концов, если это Стражи Нанданы, они все делают верно: стерегут царство мертвых от посягательства живых, к которым жрица принадлежала по сей день.

Оценив серьезность поручения, Гистасп пришел к мысли, что тренировки Иттаи с этого дня должны приобрести особо зверский характер. Хотя, судя по тому, что он мог видеть в Орсе между Змеем и таншей, до подлинного зверства ему далеко. Поэтому на следующий день после возвращения Иттаи в чертог принялся за дело.

— Пожалуйста, танин, — взывал альбинос, нанося удары, — соберитесь.

Иттая старалась, как могла. Но в мыслях настойчиво бились ненужные мысли:

"Он… так внимательно смотрит".

"Он слишком близко".