Девушка волновалась всерьез: мало того, что изводилась весь день, так теперь и Гистасп зачем-то приволок сюда охранников. В один миг, стоило их увидеть, пропасть между генералом и госпожой танской крови, которую девушка пыталась сократить в последние недели, разрослась до невиданных размеров. Она больше не смела и думать о том, чтобы назвать его по имени или приблизиться больше необходимого для соблюдения вежливости. Боялась сделать лишнее движение, чтобы ненароком не привлечь внимание посторонних. Ее скованность бросалась в глаза, и кто-то из охраны посмеивался под нос.

Иттая, как могла, ловила каждое изменение в лице Гистаспа, каждый его выдох или задумчивый кивок в тишине.

— В целом, — наконец, генерал подал голос, и Иттая вздрогнула, не удержав эмоции, — вы подготовились основательно, танин, — в привычной доброжелательной манере заговорил Гистасп, выбирая мягкие деликатные интонации. — И особенно важен расчет по времени — в деле разведки нельзя пребывать на территории врага ни слишком мало, ни слишком долго. Самый главный и очевидный недостаток — слабая маскировка. Как госпожа танской крови, вы имеете ухоженную внешность.

Иттая, дабы не подавиться воздухом, вовсе перестала дышать на этих словах, несмотря на то, что Гистасп говорил о ней сейчас с тем же выражением, с каким соглашался выполнить приказ Бану, упрекал в излишней распущенности Дана Смелого, когда тот волочился за очередной юбкой, болтал о ерунде с Маатхасом, пока тот гостил в чертоге. Словом, говорил без всякого выражения вообще.

— Простолюдинки в толпе, — продолжал альбинос, не подозревая о состоянии собеседницы, — никогда не имеют ни таких волос, ни такой кожи. Их руки — иные, и даже то, что вы упражняетесь с мечом, не делает их столь же избитыми и деревянными, как у прачки или столь же мозолистыми и узловатыми, как у гончарки. Да и люди, которых вы хотите взять в подспорье, частью имеют знатные корни из лаванских и хатских домов. Они тоже не годны для этого. Если хотите, я подберу вам несколько опытных "меднотелых" из низов, которым уже неоднократно доводилось скрываться в тылах врага.

В глазах Иттаи промелькнуло оживление: возможно, они еще увидятся вне тренировочного поля, вот так. И может, хотя бы тогда, Гистасп сообразит отослать стражников?

Когда с наставлениями было покончено, Гистасп, глянув в зарешеченный просвет под потолком на восходящее солнце, заявил, что госпоже пора отдыхать.

— К полудню вам следует явиться на тренировку, танин. Не опаздывайте, — добавил он в конце, и таким образом пресек все возможные протесты.

Стража по настоянию генерала проводила госпожу до покоев. Воодушевленная минувшим разговором, но утомленная бессонной ночью, Иттая, вся в предвкушении дневных упражнений, быстро заснула.

Ведь, чтобы ни было, начало их сближения — всего несколько простых бесед за пределами отведенных регламентом Бансабиры занятий — положено. Теперь и тренировки будут совсем иными. И уж там хотя бы в непосредственной близи никогда не бывает никого лишнего.

Однако на тренировке, как бы Иттая ни пыталась подвернуться под удар или выпад, чтобы оказаться вплотную к генералу, чтобы быть поваленной или еще как-нибудь сблизиться с ним, Гистасп вел себя как обычно — непринужденно, расслабленно, чуточку с неохотой и чуточку — с благосклонностью. Подавая руку, чтобы помочь девице встать, ни разу не задержался рядом дольше необходимого; заставляя отрабатывать удары или объясняя траекторию замаха, держался на почтительном расстоянии. Словом, вел себя так, будто ничего не случилось.

И сколь бы внутренний голос здравомыслия не настаивал, Иттая отказывалась признавать: ничего не случилось.

Бансабира снова уединилась с Валом и велела принести обед. В последние дни она проводила с ним особенно много времени, и все знали причину: место генерала, которому следовало бы возглавить десять тысяч мечей, пустовало уже третью неделю.

— Еще кто-то? — поинтересовалась Бансабира, кивнув, чтобы Вал разлил эля. Это был первый случай за годы их знакомства, когда ему приходилось день за днем обедать в обществе танши, и подобное обстоятельство все еще казалось мужчине жутко неловким.

— М-м, — скованно отозвался Вал. — Лаван Аюн прислал мне предложение на два сундука серебром, если я буду настаивать на его кандидатуре для вас.

Бансабира оглядела подчиненного. Неприметный, незаносчивый, он будто терялся на фоне большинства других телохранителей, но неизменно знал многое о каждом из них, и представить сегодня отряд охраны без него было немыслимо. Если подумать, этот отряд и сформирован весь вокруг него одного: своими рекомендациями Вал день ото дня "лепит" личную охрану Бану. Только первые десять человек, да еще Шухран были выбраны самой таншей. В этом смысле он напоминал Бансабире несущую стену чертога: сама стена груба и непривлекательна, ее постоянно завешивают гобеленами, полотнами, замазывают картинами и фресками, закладывают мозаикой. И тем не менее, никем не возносимая, в отличие от работ ткачих, художников и стеклодувов, стена стоит и мужественно несет на себе безразмерные своды здания, оберегая находящуюся подле нее таншу от всех невзгод погоды.

Таким был и Вал. Бансабира, вернувшись в чертог после войны, многое прознала о его семье: о погибших родителях, о дружбе с покойным Энку, которая началась между мальчишками в военной академии, о сбереженной сестре. За отдельную выслугу в годы Бойни Бансабира лично выбрала с Валом для девушки дом и дала добро, чтобы ежедневно Вал назначал по паре рядовых — сторожить безопасность сестры.

Сама Бансабира давно уже доверила Валу чуть больше, чем одну только безопасность.

Он подобрал ей оруженосца, учтя недостатки, которыми на этой должности отличился Юдейр, а сейчас, получив указание подобрать и генерала, не таясь, выдавал попытки дать взятку тех, чьи руки следовало укоротить. Ведь те, от кого ей ничего не грозит, не стал бы пытаться купить его, Вала.

— Вот оно что, — протянула Бану с безмятежной физиономией. — Кто еще?

— Дан дозрел, наконец, — преодолев сомнения, сознался Вал. — Но золота он не предлагал.

— А что предлагал? — всерьез заинтересовалась тану.

Вал поджал губы и развел руками:

— Да ничего, собственно.

Бансабира захохотала.

— Воистину, Дан Наглый. Ладно, кто-то еще?

Вал затянул с ответом, восхищенно оглядев сидевшую перед собой женщину. Из всего отряда охраны, не Раду, который официально по положению имел право беспокоить ее в любое время суток, не Одхан, который был главным посредником между таншей и телохранителями, а он, Вал, был к госпоже ближе всех. И потому знал отлично: Бансабира Яввуз и впрямь ничего не делает без умысла.

— Нет, — ответил мужчина. — Больше смельчаков пока не было.

— А с этими что сделал?

— Ну, Дана попытался осадить, но он, знаете ли, немного гадкий тип, а лавану пока ничего не ответил.

— И не отвечай, — махнула рукой Бану. — Пусть думает, что ты, если уж не помогаешь, то хотя бы молчишь. Просто придумай на досуге причину, по которой, если вдруг что, мы могли бы изъять у него два лишних сундука с серебром.

Они принялись в молчании обедать: сегодня повара приготовили одну из трех здоровенных рыбин, которые на днях ей отослал Ном-Корабел. Свежий теплый хлеб, слабый охлажденный эль и мягкий сливочный сыр вносили даже какую-то дольку уюта в такое непринужденное решение дел.

Правда, непринужденной выглядела только Бансабира. Вал, как ни пытался скрыть, все всматривался в лицо госпожи, надеясь хотя бы там распознать ответы на вопросы, терзавшие его уже несколько дней.

— Спрашивай.

Вал вздрогнул и недоуменно уставился на Бансабиру.

— Ты весь обед хочешь у меня что-то спросить. Спрашивай, я отвечу.

Вал мимолетно усмехнулся — чего и стоило ждать от нее.

— Я хотел узнать вот что: вы ведь отстранили генер… бывшего генерала Отана не просто так?