О, Праматерь людей и Богов, — завела жрица архаичный напев.

Вездесущая владычица черных снов,

Из которых нет дороги иной, чем младенчество

Через пламя, и прах, и развенчанность.

Гленн немного отстранился от ног жрицы и окончательно уселся на землю, согнув под собой колени. Со сбившимся дыханием друид, немного запинаясь меж слов, подхватил песнь и повел с самого начала, вторя Шиаде с отставанием, чтобы, как ворсинка цепляется к ворсинке в прядении, сплелась погребальная нить по Верховному жрецу, опоясывающая весь мир.

О, Нандана.

Древнейшее имя Ночи, — Шиада судорожно вздохнула, но продолжила.

Обойми Богов покрывалом своим всепрочным.

Ибо нет у Ночей ни пороков, ни добродетелей,

Ибо нет у спящего Сном — свидетелей.

Гор попытался шагнуть к жрецам, хотя, спроси его кто, затруднился бы ответить зачем. И вдруг осознал, что не в силах пошевелить даже пальцем.

О, Всеведующая Мать мудрости, Смерть и Верность.

Обойми покрывалом из вод уповающего на бренность.

Пусть из моря вернется всепамятный, мал с лица,

Уходящий средь красно-огненного кольца.

Они пели схожие мелодии. Начало причета в обоих устах звучало одинаково, но продолжение оказалось разным, и голоса жрецов переплетались столь причудливо, что, хотя это был плач, Гор понял, что едва ли слышал что-то прекраснее. Жрецы Храма Даг, провожавшие Клинков Матери Сумерек в путь крови и огня, не могли сплести и вполовину так же изысканно и так же по-древнему просто.

О, Единая, служителю веры пой Свой причет.

Молодая Иллана родит, а Шиада взыщет.

Таланар из седого рода заклятой стали,

Не однажды восставший средь ветви священной Тайи,

И отец, и сын, наставник, судья, палач,

Принимай, возносясь, твоих отпрысков скорбный плач.

Жрецы одновременно перевели дух и дальше запели вместе, голос в голос — тихо, бессильно.

Разгорайся лучиной из уст в уста, из лица — в лице,

Как горел твой всевидящий глаз в огненном кольце.

Как вкушали еду Познанья с твоих осветленных рук.

О, Праматерь людей и Богов, замыкай свой священный Круг.

Они допели совсем тихонечко, так что Гор едва смог разобрать слова последней строчки. Хотя — обнаружил с удивлением — ветер стих и выглянуло солнце, сияющее и слепящее, как чистота уходящей души.

Гленн все еще вздрагивал, сидя у ног Шиады. Женщина провела ладонью по лицу, стирая влажную каплю. А Гор, зачарованный, понимал, что затихло только здесь, совсем рядом, и неведомая песнь, окружавшая его сотканными вдалеке причетами жрецов со всего Этана, простирается дальше.

— Я… — подал голос жрец, — мне надо пройтись.

Он поднялся. Шиада кивнула:

— Не уходи, не простившись.

Гленн дрогнул и пошел вперед. Шиада глядела ему вслед, не торопясь разрушать тишину утеса.

— Таланар… умер? — Гор подал голос, подойдя к жрице плечо в плечо. Она, оказывается совсем небольшая. А когда зашла в зал выглядела величественной, как сама Праматерь.

— Умер или был убит — не знаю, — шепнула женщина. — Во всяком случае, я видела его лежащим у подножия лестницы в замке короля Нироха.

Гленн впереди шел надломленными шагами, будто колени не держали вес, и с каждым шагом он норовил упасть. Гор просто указал в спину друида подбородком, и Шиада ответила:

— Гленн был младшим из сыновей Таланара.

— Он сын Верховного друида? — удивился Гор. Он имя-то жреца узнал только что. Предположить подобную связь, разумеется, было не с чего.

— И Первой среди жриц. Последнее совместное их дитя.

— То есть он твой брат? Выходит, ты правда Вторая среди жриц.

— Ты сомневался?

— Жрицы не бывают замужем. А от Ахиль я сегодня узнал другое.

Шиада усмехнулась:

— Жрицы тоже допускают ошибки. И, кажется, сейчас, я могу допустить еще одну.

Гор проявил интерес, обернувшись к Шиаде.

— Его матери, храмовнице Ангората, — жрица указала на фигуру удаляющегося друида, — сейчас нужна поддержка. К тому же, мне следует приветствовать следующего Верховного друида на восхождении. Но повернуть сейчас, когда я забралась так далеко…

— Я смотрю, жрецы вообще любят путешествовать без умысла, — вспомнил Гор встречу с Таланаром.

— Разве, когда тот, кому ты всецело веришь, предлагает тебе путь, тебе так уж интересно, куда именно и зачем он ведет тебя?

Гор усмехнулся:

— Вряд ли в моей нынешней жизни остались такие люди.

Шиада присмотрелась к нему: изучающе скользила по лицу с двумя продольными шрамами, по сине-серебристым глазам, пугающим, как холодная смерть.

— Путь той девочки, которую ты привез, — заговорила жрица отрешенно, — закончен здесь. Она правильно поступила: ей не удалось бы стать матерью царя, даже останься она в столице. Но ты — другой. На твоем пути было лишь два предначертания, и оба уже случились. Ты можешь изменить все, в том числе и людей вокруг и внутри себя.

Гор открыл, было, рот — не то спросить, не то возразить — потом отвернулся, хмурый. Обо всем этом не очень-то хотелось думать. Вспоминая встречу с Таланаром, он теперь мог сказать, что встречи с ангоратскими служителями никогда не проходят для него бесследно.

— Благослови меня на встречу, и я скажу то, что знаю.

Шиада кивнула, вознесла прекрасную молодую голову, призывая Гора преклонить колени. И когда тот присел, Шиада не своим голосом, с интонациями, присущими женщине, которую никогда не встречала, произнесла:

— Да благословит тебя Кровавая Мать Сумерек, Гор.

Мужчина вздрогнул и, вскинув голову, поймал запястье, простертое над своей головой. Вскочил.

— Ты знаешь о ней столько всего, но не знаешь, где искать?

— Я ведь не гончая. Я могла попросить призрак Виллины вести меня за тобой, потому что Виллина видела тебя, умирая, а ты на мое счастье знал, где эта женщина. Но я не могу идти по следу человека, которого никто из знакомых мне людей никогда не видел.

— Ее зовут Бансабира Яввуз. Она тану Пурпурного дома в великодержавном Ясе, — Гор смотрел прямо и уверенно. — И она делец. Бану едва ли сделает хоть что-то без умысла или выгоды, будь к этому готова.

Шиада, сузив глаза, поглядела на Гора несколько секунд, и спросила:

— Можешь отвести меня или дать карты?

— Увы.

— У нее есть хоть какое-то напоминание о тебе? — не сдавалась жрица.

— Должно быть, если она не выбросила.

— Дай мне свой кинжал, — попросила жрица.

— Зачем?

— Если не выбросила, найти дорогу будет проще по притяжению того, что принадлежит тебе.

Гор, колеблясь, вытащил из-за пояса кинжал и передал жрице.

— А действуешь совсем как гончая, — вручил он кинжал.

— Если мне удастся сохранить свет и тьму Праматери в Этане, я готова действовать даже как заразная холерой мышь. Светел твой день, — простилась жрица, последовав в сторону, где поодаль остановился Гленн.

Гор поймал Шиаду за руку.

— Подожди, — он заглянул в красивое и светлое, как мрамор, лицо. — Ответь на один вопрос.

Шиада встала в пол-оборота и чуть повела головой, давая согласие спрашивать.

— Я прожил среди христиан немало времени и, должен признать, в их учении есть своя притягательность. Я знаю немало достойных людей, проповедующих заповеди Христа. Так почему нельзя допустить, что христианство — лишь то, во что преобразуется вера в Праматерь?

Шиада впервые посмотрела на Гора с уважением.

— Как тебя зовут? — спросила жрица. Тиглат назвался.

— А почему, ты думаешь, христиане далеки от тех способностей, которые называют магией? Что есть магия и чародейство, присущее ангоратским жрецам? Ответь на эти вопросы, и ты ответишь на свой.