Но сколь бы королева ни поносила покойную невестку и ни посылала ей проклятий, одного было не изменить — Виллина стала ее ночным кошмаром.

Агравейн Тандарион, Железная Грива Этана, выжидал на границе с Иландаром. Военачальники и советники, разведчики и капитаны армий сообщали о готовности тех или иных подразделений, о совершенных переходах и степени вооружения солдат.

И еще о том, как шли переговоры в Кольдерте.

После смерти жены Агравейн изменился до неузнаваемости. Нет, внешне он остался тем же богатырем, к ногам которого падали девицы со всех окрестных селений, и который едва ли их замечал. Возглавив армию, пусть хотя бы на выжидающих позициях, Агравейн будто вернулся в то время, когда совсем еще не знал ни Ришильды, ни Шиады. Будто снова стал тем, о ком на всех углах королевства слагали песни, восхваляя его избранность матерью Войны и Сумерек, раз уж благоволит ему с тринадцати лет.

Бравым неутомимым Богом кровавых расправ, Агравейн метался по лагерю, поспевая всюду: в обучении, в проверке снабжения, в многочисленных поступающих и отправляемых депешах. И страшно было произнести это вслух, но даже король Удгар, не говоря об остальных, в душе признавал, что смерть королевы Ришильды придала Агравейну сил и решительности. У хорошей жены и гнилой муж человеком становится, говорили в народе. А эта маленькая девочка из такого богатыря сделала неудачника. Но вот теперь он освободился. Это промысел Богов, не иначе. Той самой Праматери, что спасла его при осаде Аттара. Того самого Бога, что вновь вложил в его руку вечно острый клинок Воздаяния.

За ним они, архонцы, шли вот уже пятнадцать лет. За его спиной врывались в гущу врагов в войнах с Ургатскими племенами. Под его началом выигрывали бои и добились мирного соглашения с давешними врагами.

В невоенное время Железная Грива "лезет" — чахнет, становится неуклюж, хандрит. Но здесь, в предвкушении ратного подвига, он источал невероятную уверенность в победе, и боевой дух солдат укреплялся день ото дня. Кто, глядя, как буграми надуваются огромные мышцы под золотыми обручами, как длинные мускулистые ноги сминают бока самого непокорного коня, подчиняя его своей воле, усомниться в успехе их дела?

Сам Агравейн действительно исполнился решимости: он всегда был прав. Всегда был прав. Праматерь Богов и людей начертала ему особенное, одно-единственное счастье, и он выдернет его из любых рук, даже если для этого придется поднять всю архонскую армию. Мертвых вернуть нельзя — это он знает точно, чтобы кто ни пел о том, будто он, Агравейн, вернулся из Залов Нанданы обратно в Этан. Но вот живых, если по ошибке отдал, вернуть можно всегда.

Ахиль стояла у двери, ведущей из оружейной к тренировочным площадкам дворцовой армии Далхоров. Перед ней тренировался Змей, и царевна невольно любовалась. Интересно, сколько ему лет? Он все еще по-своему привлекателен. И даже этот двойной рубец через все лицо не убавлял шарма.

Единственный мужчина, проявивший хоть какое-то участие к ее судьбе.

Он правильно сказал: чтобы избавиться от посягательств Халия, ей нужен сын. Но как сознаться Алаю, что после развлечений царевича она равно что бесплодна?

Ах, если бы только Халий упал с лошади и сломал шею. Или кто-нибудь из жрецов наслал на него мужскую немощь. Жаль, что здесь нет никого, вроде ее родной сестры Айхас, посвященной ангоратской жрицы. Она бы могла удавить этого Халия, не пошевелив пальцем. Хотя… лишить его мужской силы — и царевич кинется обвинять во всем жену. А одними обвинениями Халий никогда не ограничивался.

С Айхас даже связаться нет ни единого шанса. Особенно из этой твердыни женоненавистников. А вот Змей мог бы помочь. Кое-что она успела узнать о Храме Даг. Если хотя бы половина того, что говорят — правда, Змей должен неплохо разбираться в ядах и снадобьях.

Вскоре на арену вышла девочка. Милый ребенок, бастард Змея. Кажется, они могли бы быть сестрами, судя по возрасту Намарны. Девочка, как могла судить Ахиль, делала успехи в обращении с копьем. По крайней мере, и Змей, и Намарна всегда выглядели очень довольными после тренировок.

Когда упражнения подошли к концу, Змей еще раз перечислил все замечания и выепроводил девчонку вон. Приблизился к зрительнице. Ахиль приветствовала мужчину улыбкой:

— Помнится, у вас была другая ученица, Змей. Трудно поверить после того, что я слышала о пребывании здесь госпожи Бансабиры, что она тоже когда-то была такой, как сейчас Намарна, и тоже допускала промахи и ошибки. Но, я уверена, что Намарна вырастет удивительной воительницей.

Гор глубоко вздохнул и улыбнулся: все это, честно сказать, нимало ее не касается.

— Вы что-то хотели, ваше высочество?

— Да, Змей, — затушевалась Ахиль, — у меня… мы можем поговорить где-нибудь, где нас никто не услышит? — Ахиль вдруг переменилась в лице, зашептав и невольно оглядываясь.

Не к добру, подумал Змей, прежде чем ответить:

— Идите в пятую оружейную. Там в конце помещения есть коморка со старыми доспехами. Обычно туда никто не заглядывает.

Ахиль пошла вперед, а Змей сделал вид, будто еще осматривает пространство для тренировок — не обронил ли чего, а потом отправился следом.

В указанной комнатке царил полумрак — под самым потолком было всего два крохотных оконца, и света проникало мало. Пахло старой поношенной кожей, железом и застоявшимся запахом пота.

— Я слушаю вас, госпожа.

— Моя просьба крайне… деликатна, Змей. Ты говорил как-то, что смыслишь кое-то в снадобьях. Это и впрямь так?

Змей недоумевал:

— Конечно. Что именно вам нужно?

Ахиль набралась храбрости — Змей увидел, как пятнадцатилетняя женщина сжала кулачки.

— Скажи, есть средство, способное вызвать мужское бессилие?

Змей не выказал ни капли удивления.

— Есть.

— Ты можешь приготовить его для меня?

— То есть для царевича?

Ахиль молчала.

— Госпожа…

— Змей, это не детская прихоть, — Ахиль кинулась вперед не в силах слушать, как он возьмется отказывать ей, — пожалуйста, помоги мне.

— Едва ли я могу вмешиваться в ваш брак, — уклончиво отозвался Гор. Конечно, было вполне ожидаемо, что к этому все придет, но участвовать в разборках за спиной Алая не очень-то и хотелось.

— Брак? — гневно перебила Ахиль. — Что это за брак, если Халий обращается со мной по-скотски? Чем я заслужила в мужья человека, который единственно, чем может доказывать свое превосходство — втаптывать меня в грязь кулаками? И не надо твердить мне, как ваш местный архиепископ: "Христос страдал, дитя, — злобно зацитировала женщина, — и нам должно страдать". Чушь это все.

Змей пытался подобрать слова, пораженный происходящим. Однако царевна не дала ему опомниться, дернув завязки на корсаже.

— Миледи, не стоит, — назидательным тоном Змей постарался остановить неизбежное. Отчаяние царевны брало свое. Управившись с застежками, Ахиль скинула платье и потянула вслед за ним сорочку. Мужчина отвернулся.

— Посмотри на меня, — приказала женщина.

— Оденьтесь, — Змей не поворачивался.

— Посмотри на меня. Я приказываю, посмотри.

Змей, устало вздохнув, посмотрел. Это ему — за что вот это все? Делать что ли нечего, кроме как копошиться в чужой постели? Гор оглядел молодое тело, то и дело черневшее синяками и багровевшее рубцами от ножей. Увиденным Гора не удивить — на той же Бану в свое время он оставлял и страшнее. Но одно дело, когда человек ходит в побоях, потому что учится наносить их сам, а другое — когда получает в условиях, которые должны дарить радость.

Молчание мужчины только нагнетало нервное состояние Ахиль.

— Почему молчишь? — спросила, сдерживая слезы.

Змей собрался сказать, что поступки Халия чудовищны, но голос царевича внезапно настиг их из-за двери.

— Здесь кто-то есть?

Ахиль задрожала всем телом, зажав рот рукой. Не дай Бог, не дай Бог Халий войдет сюда. Ее синяки покажутся раем. Да он… да он же убьет ее. Четвертует, кожу сдерет заживо… или сожжет… он может… Халий на все способен.