— Полегче, — с улыбкой прошептал страж.

— Пошли уже, — огрызнулась я.

Дальнейший путь мы проделали молча. Слава всем Богам, он был короток. Через десяток шагов мы вновь остановились. На этот раз сопровождающий прощелкал какую-ту мелодию и стена отъехала в сторону.

Я едва не сбила его с ног, желая поскорее выбраться из тайного хода. Ненавижу пауков.

Мы оказались в очередном коридоре, выстланном зеленой ковровой дорожкой, ведущей к одним светло-бежевым дверям.

— Пройдемте, леди дер Килен, — громко предложил Аскара.

От неожиданности и навязанного ранее молчания, я вздрогнула.

— Долго еще? — поинтересовалась я, рассматривая свою одежду.

— Уже пришли, — кивая на двери, весело ответил стражник.

Первым подошел к высоким створкам, надавил на позолоченную резную ручку и открыл, остановившись в дверях и ожидая, когда я присоединюсь к нему.

Я не стала задерживаться. Оказавшись в небольшой уютной гостиной, выполненной в оранжевых тонах, я направилась к мягкому креслу. Ноги после недавней нагрузки и пережитого страха дрожали.

— Сейчас вам принесут завтрак, — проследив за мной, проинформировал Аскара. — Ваш багаж в спальне. У вас будет время привести себя в порядок и утолить голод, прежде чем главная и единственная фаворитка императора удостоит вас аудиенции.

— Кто? — разглядывая прилипшие к подолу платья паутинки, спросила я.

— Ваша мать, — улыбаясь, пояснил сопровождающий. — Вы разве этого не знали?

— Не думаю, что вас это касается, — хмуро взглянула на мужчину.

Он понимающе улыбнулся, поклонился и молча вышел, оставив меня переваривать свалившуюся информацию.

Да уж. Единственная фаворитка императора — это проблема. Она может увидеть во мне соперницу за власть над мужчиной, управляющим этими землями, и отказаться предоставить мне убежище. И, принимая душ, я раздумывала над своими фразами, которые скажу. Чтобы убедить родительницу, что я угрозы не представляю. Но все это было, как оказалось позже, зря.

На беседу с герцогиней Стейшей ин Ларинг меня сопровождал недавний знакомый, Аскара. Он был хмур, молчалив и очень взволнован. Постоянно оглядывался, словно ожидал погони или нападения.

— Все в порядке? — не выдержав, спросила я.

— Не беспокойтесь, леди дер Килен, со мной вы в безопасности, — ответил серьезно страж.

От недавнего флирта и шутливого подтрунивания не осталось и следа, поэтому я не стала продолжать разговор.

На этот раз наш путь пролегал только по широким хорошо освещенным коридорам. Временами встречались гвардейцы императора, охраняющие двери по обе стороны. Они стояли, будто статуи, вытянувшись по струнке и едва дыша. Нас провожали лишь заинтересованные глаза.

У очередной караулившей вход в покои парочки стражников мы остановились. На них в отличие от других гвардейцев и моего сопровождающего были не красные, а пурпурные мундиры. Видимо, у фаворитки императора своя личная охрана.

Постучавшись, дождались тихого позволения войти. В кабинете, больше подходящем мужчине, чем женщине, царил полумрак. Тяжелые сливового цвета шторы были чуть приоткрыты, вся мебель была тяжеловесна и вычурна.

Массивные двери были дополнены дубовыми панелями, хотя надо признать, бумажные обои светлого оттенка прекрасно с ними сочетались. Лепной потолок был расписан под дерево, темный паркет ничем не прикрыт, тяжелый стол с темно-фиолетовым сукном на столешнице, рядом громоздкое кресло с мягкой обивкой в тон штор. Несколько таких же массивных стульев для немногочисленных посетителей стояли перед ним. На столе запас бумаг, несколько перьев и чернильница, на другом его конце — чистая хрустальная пепельница.

На стенах расположены портреты императорской семьи в позолоченных рамах. У стены белый мраморный камин, а его полка и нижняя часть были сделаны из черного с золотыми прожилками мрамора. В нем горел огонь, и из-за этого необычного окраса казалось, что искорки пламени скользят по черному полю. На каминной полке находились статуэтки, изображающие солдат во время сражения.

А рядом с камином обнаружилось большое напольное зеркало, выбивающееся из общего интерьера. Перед ним стояла женщина, которая лишь на миг обернулась, когда я вошла.

— Так вот какой ты меня представляешь, — разглядывая свое отражение, красивым грудным голосом сказала женщина после того, как за моей спиной закрылись двери.

После чего повернулась ко мне лицом и стала внимательно и бесцеремонно рассматривать меня. Я ответила тем же. Выглядела Стейша ин Ларинг, являющаяся моей матерью, точно так же, как на том портрете. Красивая, с изумительно-яркими бирюзовыми глазами. Я действительно была сильно похожа на нее. Тот же цвет волос, те же острые скулы на овальном лице, тот же тонкий нос с широкими крыльями. Стройная, не состарившаяся ни на год и, в отличие от меня, обладающая пышными формами, затянутыми в пурпурный шелк.

— А разве вы не так выглядите? — спросила, когда до меня дошел смысл ее фразы.

— Нет, — мягко улыбнулась мать, позабавленная моим наивным вопросом. — Я выгляжу немного иначе.

После ее слов по всему ее телу прошла рябь и она изменилась. Стала чуть полнее в талии, появились маленькие едва заметные морщинки вокруг глаз, пропали девичьи черты, став более женственными.

Я удивленно приоткрыла рот, но тут же поспешила закрыть, поймав откровенно смеющийся взгляд родительницы. Стушевалась и опустила глаза.

— Так что привело тебя в Империю Шаисатов? — подойдя к столу и присев на край столешницы, поинтересовалась герцогиня.

— Я хотела просить у вас убежища, — поднимая взгляд, решительно посмотрела в глаза матери. — Предполагала, что увидев проснувшуюся во мне темную половину, вы вспомните о родительском долге.

— Ты пришла, чтобы напомнить мне о материнских обязанностях? — вся подобравшись, холодно отчеканила собеседница.

Осознав, что с претензий просьбы не начинают, я виновато улыбнулась и сказала:

— Прошу прощения. Я не так выразилась. Я надеялась, что вы не откажете мне и укроете от неоправданных притязаний мужа.

— Ты замужем? — посмотрела на мою руку в поисках брачного браслета, который был скрыт рукавом платья.

— Недавно вышла, — смущенно призналась я, накрыв ладонью руку с татуировкой.

— И кто этот счастливчик? — задумчиво спросила мать.

— Дамас дер Килен, — не стала скрывать я. Она вправе знать от кого прячет беглянку.

— Темный, значит, — на губах мелькнула облегченная улыбка, да так быстро, что я засомневалась, не показалась ли она мне.

— Да, — подтвердила я.

— Так почему же ты бежишь от него? — задумчиво разглядывая мою ауру, поинтересовалась мать.

Я не стала скрывать, рассказала все по порядку. С чего все началось, как нас благословили оба Бога, поведала о подслушанном разговоре. Но в то же время и всех подробностей не говорила. Ведь, по сути, она мне чужая. Закончила свой монолог тем, что не собираюсь претендовать на внимание императора, скорее наоборот, хочу уединиться в безопасном месте.

— Я не доставлю вам проблем, — добавила в конце.

Герцогиня встала, неторопливо подошла ко мне, затем резко вскинула руку, больно ухватив за подбородок. Приподняла его (так как была несколько выше меня), чтобы наши взгляды встретились, и сказала со злым присвистом:

— Ты уже причинила мне неприятности.

— Что? — непонимающе спросила я.

— Ты своим присутствием во дворце принесла мне проблемы, — повторила мать, продолжая крепко сжимать мое лицо изящными пальцами с длинными ногтями. — Император ищет тебя по всему дворцу.

— Я не понимаю, — растерянно посмотрела на герцогиню. — Он же меня даже не видел.

— А ему и не надо, — прищурилась фаворитка императора, — он почуял твой запах… маиса.

Она едва произнесла последнее слово, а в моей голове вспыхнули ранние детские воспоминания. Герцогиня отпустила подбородок, на котором явно остались лунки от ногтей, и отошла к окну.

А я стояла как громом пораженная. Мне было где-то два года, когда мама — та самая с портрета — расцеловывала мое личико, ласково называя меня "моя киса". Но я еще плохо говорила, поэтому из моих уст вместо этого выходило смешное "маиса". Родительница смеялась и вновь начинала меня целовать. Затем еще один отрывок из детства, когда от нее еще пахло материнским молоком, а она своим красивым грудным голосом пела мне колыбельную. Вспомнились и разбитые коленки, и лечебная магия через ласковые поглаживания, и улыбающийся влюбленный отец. Это что же, получается, что когда я родилась, родители жили вместе. И у нас была настоящая счастливая семья, пока однажды мама не ушла в ночь вся в слезах. Этот момент тоже всплыл в памяти так ясно, что казалось, будто это происходило вчера. Соленые поцелуи, колыбельная сквозь слезы и больной взгляд на прощание. А утром и следующие две недели была истерика у меня и бледный до синевы отец, не отходящий от меня ни на минуту.