– Что? Что ты от меня хочешь?! Я предлагал свой вариант, но некоторые присутствующие здесь благородные…

– Веслав, – глухо сказал Йехар. – Сделай милость – заверни кран. Или как там у вас говорят?

Алхимик повернулся к нему – и замолчал, только мельком глянув в глаза.

Эдмус тем временем уже дошел до арки городских врат.

Он даже не оглянулся, прежде чем шагнуть за их черту. От всей его фигуры шло сияние уверенности и радости человека (то есть, спирита), который идет по своему пути и сбиваться не намерен.

– Всё, – сказала я. – Пойдемте на стену.

«Подкидывал» нас кто-то из незнакомых спиритов. Правда, ему не очень-то и хотелось, он даже почти решился поспорить, но тут, как и Веслав, глянул в лицо нашему предводителю – и уговоров не потребовалось. На стене мы неожиданно оказались в приятном соседстве: неподалеку от нас зрительское место заняла Ифирь. Видать, не захотела разделить зрелище с папой на этот раз. Наследница даже выглядела слегка взволнованной. Я почти ощутила, как у Веслава зачесались руки.

– В карманы, – буркнула я углом рта, - нашел когда…

– Всегда есть время, – хмыкнул алхимик, но руки в карманы сунул.

Виола же была более прямолинейной. Прямолинейнее у нас в Дружине вообще были двое: Эдмус, который сейчас с улыбкой шел навстречу смерти, и Бо.

– А-а… – жутковато скалясь, заговорила Виола. – Выискиваете места получше? Очередной скальп в вашу собственную копилку?

Ее смерили равнодушным взглядом.

– Ты хочешь поединка со мной, колдунья?

– Еще нет, – вышло довольно кровожадно, – но когда он, вот там, погибнет за тебя – тогда обязательно, и сразу насмерть.

– Хорошо.

– Договорились.

– Девочки, - прошипел Веслав, который на взводе становился страшнее Виолы в зверином обличье, – если вы сейчас не перестанете играть в ваши невинные игры – я выну руки из карманов… и будь что будет, несмотря на должности и статусы.

На него никто не обиделся. Только что Эдмус там, под стеной, вышел на свою воздушную арену, и время для обид вышло.

Он был так близко от нас – казалось, можно окликнуть и попросить вернуться. Проблема только была в том, что нас уже разделяло что-то вроде пустыни. Как все здесь – безжизненной воздушной пустыни.

Но когда он заговорил – мы слышали каждое его слово.

– Ну? Вы так и будете там мигрировать все вместе с воздушными потоками или выберете кого-нибудь самого страшного и уродливого? Нет, это не просьба, с такими просто приятнее драться. А то представьте себе, красавец… хотя есть ли среди вас хоть что-то похожее? Минуточку, секундочку… мне кажется, что нет! Ну ничего, давайте рядового представителя, сойдет и он на обед… и побыстрее. Я спешу.

В войске моонов началось не то чтобы смятение, а так – постепенное офигевание. Спириты за нашими спинами дружно то ли охнули, то ли воздухом подавились. По-моему, что там, что здесь, никто ничего не понял. Особенно в той части, которая касалась миграции.

– Смелее, смелее! – подбодрил Эдмус. – Да не стесняйтесь же вы, честное слово! Мы, конечно, не очень знакомы, да я и не рад знакомству… но начинайте совершать хоть какие-то движения! Время истекает, и так наш поединок не начнется до вечера.

Это с трудом, но переварили. После еще одной тормозо-паузы из войска выдвинулся самого рядового вида моон (то есть, смотреть на него было тошно сразу же), осадил вокруг себя сгусток тьмы и заговорил:

– Значит, в вашем войске не нашлось достойных, и теперь вы посылаете на убой падаль?

Голос был сиплым, будто слова с трудом выпихивались из горла. Некоторые звуки воин тьмы беспощадно проглатывал, так что слушать его было трудно. Но в самих интонациях, в том, как произносились слова, – таилось что-то сильное, рвущееся вперед, оно дернулось, хищно потянулось к Эдмусу… и вдруг опало и разбилось вдребезги, когда прозвучал его собственный голос:

– Что? Как-как? А-а, да-да, я разобрал, это оскорбление… – я представила, как он улыбается своей острозубой улыбкой. – Слышишь ты, я думаю, лучше, чем говоришь? Так вот тебе ответ: наш герцог считает, что на каждого из вас хватит и по шуту. Утомлять воинов необязательно.

Самое интересное, в чем-то он прав. Если бы связать штук пять моонов, да приставить к ним Эдмуса часов на десять – к седьмому часу в своем уме не осталось бы никого. Только вот как этих тварей свяжешь?

Я почувствовала, как чья-то горячая ладонь с силой стискивает мне руку. Оказалось, ладонь Йехара. Странник по мирам застыл, глядя на поле будущей битвы, и в глазах у него читалось: «Зачем я его отпустил, зачем я его отпустил, зачем…»

Моон издал скрежещущий звук – потом я только подумала, что это он так засмеялся.

Потом он ударил.

Тьмой. Не в полную развертку, а локальным ударом, но так, что у меня волосы шевельнулись: опять в лицо дунуло стоячим воздухом то ли подвала, то ли морга. Узкий клинок чистого мрака рванулся вперед, сминая и кромсая мост под ногами Эдмуса. Застонали спириты, которые мост создавали. Пару секунд пытались бороться – но были смяты и отброшены. Мост рухнул.

Эдмус развернул крылья. Он держался нетвердо, его бросало из стороны в сторону, но он оставался в воздухе! Мало того – попутно успел найти глазами нас и улыбнуться молодой счастливой улыбкой.

– Что это с ним? – вдруг тихо спросила Ифирь. – Я никогда не видела его таким. Он будто бы светится…

Тихо зашипела Виола, сжимая свой верный арбалет. Веслав, не глядя, зажал ей рот, чтобы она не ляпнула то, что явно хотела: «Сейчас перестанет!»

Моон стал стремительно выделывать что-то руками в воздухе. На сей раз он не атаковал напрямую.

Только воздух вокруг нашего спирита стал стремительно темнеть.

Это было странно. Везде был день, а вокруг него – тьма. Именно не ночь, а тьма! Душная, давящая, отсекающая от стихии всех спиритов – воздуха, сжимающая его крылья…

Моон оценил оскорбления и теперь не собирался просто убивать Эдмуса. Он играл с ним. Демонстрировал силу.

Йехар отпустил мою руку, за что я ему была очень признательна, и теперь сжимал рукоятку Глэриона. Верному мечу, кажется, приходилось туго.

И вдруг мы услышали смех Эдмуса.

– Какой, однако, новый ход! Лишить меня воздуха. Лишить меня медиума! Ах, я сейчас должен трепыхаться? Умолять? Геройски погибать? Ну, нет, в сравнении с тобой я чуть более оригинален, поэтому я скажу… на, лишай!

И он свернул крылья.

Кто-то из спиритов уронил челюсть так, что она перевесила, и бедняга грохнулся со стены вниз.

– Весл, потом посмотришь его… – пробормотала я в полуобмороке от увиденного. – Ну… как?!

Замечательная нам предстала картина. В коконе тьмы преспокойно висит Эдмус. Свернутые крылья демонстративно прижаты к спине…

Напротив – изрядно озадаченный моон. Мол, как же так…

Висит!

Не падает!

– Еще идеи? – предлагает нагло.

– Как же он… без крыльев? – заикнулась Виола. Ифирь, слабо улыбаясь, повернулась к ней.

– А вы разве не видите?

– Что?

– Вы не видите… его крыльев?

И слезы в глазах…

Да я уже совсем ничего не понимаю!

– Что происходит? – нервно прошептал Веслав.

А я наконец догадалась глянуть ауру Эдмуса. И увидела то, что ожидала, но удивления со счетов это не сбрасывало.

Два светлых потока, выходящих из лопаток. Два потока энергии, магических крыла…

Светлая магия! Да еще какая! Я такого оттенка у Игнатского не наблюдала, да и…

– Это же не магия воздуха, - пробормотала я. – У нее цвет другой.

Йехар услышал. Он только кивнул, но я заметила, как рука на рукояти Глэриона постепенно расслабляется.

– Сегодня на арену должен был выйти шут, - сказал Эдмус в наступившей жуткой тишине. – Догадываешься, почему? Потому что вы смешны. И вы… и ваша тьма, и ваша боязнь, что однажды она перестанет питать вас… всё смешно по сравнению с тем, что нельзя отнять, вычерпать и убить.

– Затмить можно любой медиум, – раздалось после короткого молчания из темного клубящегося облака.