— Негоже идти по стопам предателя, милорд, — возразил Ваэлин.

— Негоже, говоришь? — Краска гнева залила морщинистое лицо Дарвуса. — Мои люди ждут от меня защиты! Я уже состарился на этом проклятом поприще, вынужденный глотать все оскорбления и унижения, которыми осыпали меня ваши короли.

— Да, воларцы не будут ни оскорблять, ни унижать, это верно. Лишь убивать и порабощать. Как раз вчера мы набрели на одну из ваших деревушек: старики и детишки перерезаны, остальные закованы в цепи и угнаны в рабство. Мы освободили их, и люди присоединились к нашему войску. Все они желают драться и, если понадобится, умереть за свободу вашего фьефа и всего Королевства. Если уж вам так хочется следовать чьему-то примеру, зачем далеко ходить?

Близнецы переглянулись, услышав о судьбе поселян. Их ладони сжали рукояти мечей. «Значит, это не их идея, — понял Ваэлин. — Они уверены, что старик искренен в своих намерениях».

— Господин мой, дядя, — начал близнец слева, — возвращаясь к нашему утреннему спору...

— Лучше заткнись, Маэзер! — рявкнул старик. — И ты тоже, Каэзер. Ваша дорогая усопшая матушка была мне хорошим советчиком, вы же оба только и делаете, что блеете о великих сражениях, мечах да боевых конях. — Он в упор посмотрел на молодого воина, и тот отвёл глаза. — Их мать, — пояснил владыка Ваэлину, — выскочила замуж за именитого ренфаэльского рыцаря. В те дни у меня ещё был сын, поэтому я не видел в этом большой беды. Но затем этот остолоп заразился сифилисом и сошёл в могилу, не оставив мне наследника. И теперь я вынужден иметь дело с этими двумя баранами.

— Позвольте узнать, милорд, чего именно вы добиваетесь? — спросил Ваэлин. — Полагаю, мы оба хорошо понимаем, что у вас нет ни малейшего намерения связывать свою судьбу с нашим врагом, а у меня нет времени на расшаркивания.

Дарвус подался вперёд и облизнул губы тонким розовым языком. «Если Янус был совой, то этот — настоящая змея».

— Убирайтесь вон! — гаркнул владыка своим племянникам, и те, поклонившись, вышли из шатра. Они двигались синхронно, словно в танце. — Нет, Марвен, ты останься, — остановил Дарвус графа. — Мне потребуется свидетель нашего маленького соглашения. — Он скользнул взглядом по Дарене, потом продолжил: — Недавно один из моих шпионов встретился с человечком из Пределов. С управляющим какого-то протухшего горняцкого посёлка. Кажется, с ним неважно обошлись.

Ваэлин услышал тихий шёпот Дарены: «Идисс».

— На свою беду, мужик напился в одном из портовых кабачков Студенца, — продолжал Дарвус, — но перед тем успел поведать одну любопытную историйку...

— Лорд, я же говорил, что у меня мало времени, — перебил его Ваэлин.

— Золото, — медленно протянул старик, не сводя глаз с Дарены. — А вы, госпожа, такая скрытная. — Дарвус наклонился, снова облизнув губы. — Один из уроков, которому учит долгая жизнь, заключается в том, что шанс обогатиться приходит и уходит, словно морской прилив, а Нильсаэль находится слишком далеко от золотой волны. Но только не в этот раз. На сей раз мы получим свою долю.

— Есть веские основания для сохранения этого секрета, — сказала Дарена. — И они касаются не только Пределов, но и вашего фьефа.

— Время секретов закончилось, — отрезал Дарвус. — У наших дверей собралась стая волков, а лорду Ваэлину позарез нужны мои солдаты.

— Так чего же вы хотите? — спросил Ваэлин, теряя терпение.

— Моя дорогая усопшая сестра, разумная мать этих двух баранов, частенько повторяла, что золото течёт сквозь пальцы, словно вода. Богатеет не тот, кто его добывает, а тот, кто продаёт ему кирку. — Костлявые пальцы забарабанили по подлокотнику. — То золото, которое добывается в Пределах, должно продаваться в нильсаэльском порту.

— Это всё? — спросила Дарена.

— В общем, да, госпожа. — Старик кивнул, растянув в усмешке губы.

«Когда каждая унция золота будет продаваться в его фьефе, — подумал Ваэлин, — туда съедутся купцы вместе со своими приказчиками и кораблями, полными товаров. В скором времени фьеф этого змея сделается богатейшим в Королевстве. Янус был бы впечатлён».

— Ваши условия нам подходят, милорд, — сказал он Дарвусу. — В том случае, если соглашение будет утверждено короной.

— Короной, говоришь? — заперхал старик, поднял тощую руку и твёрдо указал пальцем на Ваэлина. — Есть только одна голова, которой корона теперь придётся впору, и сейчас я смотрю прямо на неё.

Капитан Белорат оказался искусным игроком в кешет, он тонко чувствовал малейшие нюансы игры и умело использовал наиковарнейшие стратегии, что и отличает по-настоящему опытного противника от прочих. Лирна разбила его за двадцать ходов. Можно было бы обойтись и пятнадцатью, но она решила не унижать капитана на глазах у команды.

Пират сердито зыркнул на неё поверх доски, быстрым движением смахнул свои оставшиеся фигурки:

— Сыграем ещё!

— Как пожелаете, — ответила Лирна и убрала свои.

При всём мастерстве капитан не владел основополагающим принципом кешета, а именно — стратегией расстановки фигурок. Каждый его ход просто следовал из предыдущего. Выигрыш был у Лирны в кармане уже в тот самый момент, когда он свалял дурака и не выставил достаточное количество копейщиков на левой стороне доски, чтобы противостоять копейщикам Лирны, которыми она и атаковала его через шесть ходов. «Игра кончается тогда, когда ты ставишь на доску первую фигурку», — говаривал Лирне отец много лет назад, когда только начинал учить пятилетнюю девочку игре, слишком сложной для большинства взрослых. Через год она разгромила его в эпической партии, длившейся сто двадцать три хода, которая, без сомнения, вошла бы в анналы, если бы имелся хотя бы один свидетель. После того случая они с отцом ни разу больше не играли, а доска с фигурками таинственно исчезла из комнаты маленькой Лирны.

Капитан со стуком поставил императора в первый ряд на третью клетку слева — классическое положение для игрока, который либо собрался проводить агрессивную стратегию, либо пытается замаскировать защиту под нападение. Лирна двинула одного из своих лучников в центр второго ряда, продолжая выстраивать стандартную схему в ответ на его сложную с виду диспозицию. «Ага, императорская подсечка», — вздохнула Лирна про себя. Столпившиеся вокруг матросы и бывшие рабы азартно делали ставки на победителя, причём явно больше ставили на неё. «Тринадцать ходов».

Ей удалось продлить игру до семнадцати — тянуть дольше было нельзя, стало бы видно, что она нарочно поддаётся.

— Тьма, — выдохнул один из матросов, когда Лирна «съела» капитанского императора.

— Тьма там или не Тьма, — со смехом отозвался Харвин, — а с тебя, кореш, два стакашка рому.

Лирна отвернулась к безмятежному морю, а капитан с побагровевшей физиономией принялся в очередной раз сгребать с доски свои фигурки. «Полный штиль стоит уже три дня», — подумала она и, заметив нечто знакомое, приподнялась: над гладкой поверхностью воды показался огромный плавник, оставил за собой пузырящийся след и ушёл в глубину.

Когда ветер окончательно стих, капитан приказал экипажу взяться за весла, но в этих жарких широтах гребцам приходилось часто отдыхать, иначе они теряли сознание от изнеможения. Пришла очередь азраэльцев, в том числе и Лирны, сесть за весла, хотя от их неумелых рывков было больше вреда, чем пользы. Как раз во время очередной передышки капитан вынес на палубу игральную доску и, выбрав в качестве соперника первого помощника, «сделал» его в сорок ходов, что, по-видимому, являлось на этом корабле своеобразным рекордом.

— А наша госпожа может сыграть ещё лучше, — без тени сомнения заявил Бентен.

— Правда? — Насупив кустистые брови, капитан уставился на Лирну.

Она оперлась на весло и растирала затёкшую руку. И внимательно взглянула на молодого рыбака. О кешете она прежде не упоминала ни единым словом: видимо, у парня была отличная интуиция.

— Ну да. Я немножко умею, — пожала плечами Лирна.