— Предлагаете мне сделаться пиратской королевой? — рассмеялась Лирна, запрокинув голову.

— Просто хочу спасти вам жизнь, поскольку обнаружил, что для меня это чрезвычайно важно.

— Королевы не живут, они правят. И моё правление уже началось. Так вы отвезёте меня в Алльтор?

Он навис над ней, глаза прятались в тени нахмуренных бровей.

— Вы знаете, что я отвезу вас куда угодно, да помогут мне боги.

Проснувшись утром, он обнаружил Иллиан и Арендиля, энергично жующих овсянку. В каше было больше воды, чем зерна, — их припасы таяли день ото дня. В последнее время партизанам приходилось часто менять дислокацию, так что времени на охоту не оставалось, и голод сделался их постоянным товарищем. Впрочем, подростки не ныли, более того, их непрерывные препирательства практически сошли на нет после битвы с куритаями.

За последние семь дней лагерь переносили дважды. Владыка фьефа Дарнел упорно стремился вернуть сына и отправлял на розыски все новые отряды рабов с травильными гончими и варитаями в качестве охраны, исчерпав, по-видимому, свои запасы рабской элиты. Френтис приказал оставлять по пути ложные следы и устраивать ловушки. По ночам во главе наиболее подготовленных бойцов он отправлялся резать глотки и сеять панику среди преследователей. С варитаями справляться было легче, чем с куритаями, но и они оказались не самыми лёгкими противниками, особенно если успевали выстроиться в боевой порядок. Обычно партизаны нападали ранним утром, убивали как можно больше псов и охотников, а затем быстро отступали к заранее подготовленной засаде. В первые разы это сработало: варитаи попадали под дождь стрел или в «волчьи ямы». Но вскоре те, кто командовал загонщиками, поменяли тактику. Они поделили своих людей на три группы по три сотни человек в каждой, тогда как Френтис терял бойцов в ночных атаках. А караванов с рабами, из которых можно было набрать новых рекрутов, ему больше не попадалось.

Преследователи работали в неприятной манере: спускали собак, едва те чуяли след, и в итоге несколько десятков зверюг носились по лесу, убивая всех, кто попадался им на пути. Накануне стая подобралась к самому лагерю, так что пришлось заняться ими вплотную. Гончие Веры опрометью бросились на своих родственников, устроив жуткое месиво из сверкающих клыков и разрывающих плоть когтей. Между тем Френтис с половиной своих бойцов зашёл стае в тыл, а Давока с остальными ударила в лоб. Лоначка питала особую ненависть к травильным собакам, и прошлой ночью она без устали убивала их, прорубая себе проход в клубке дерущихся псов. Френтис подоспел, когда она приканчивала вожака стаи: проткнула ему грудь копьём и с гримасой отвращения на лице провернула наконечник, добираясь до сердца.

— Они порченые, — пояснила Давока, заметив его нахмуренные брови. — Выведены неправильно и пахнут плохо.

Иллиан протянула Френтису миску овсянки:

— Мы и вам оставили немного, брат.

— Спасибо, добрая госпожа. — Он опасливо взял миску, проглотив вопрос, не сама ли она кашеварила сегодня, и принялся быстро хлебать размазню, оглядывая лагерь.

Как и все последние дни, аспект Греалин понуро сидел в одиночестве, будто потерявшись в своих мыслях. Давока с Эрмундом тренировались, сойдясь в рукопашной. Френтис заметил её хитрую улыбку и подумал, не стоит ли предостеречь Эрмунда, но тут же увидел довольную физиономию рыцаря и решил, что это ни к чему. «Когда только время нашли?»

Тридцать Четвёртый, всё ещё носивший это имя, упражнялся в языке Королевства под руководством Дергача. Другое дело, что урок сводился по большей части к основам употребления матерщины.

— Не-не-не, — солидно наставлял жирдяй. — Свинотрах совсем не то же самое, что трахосвин.

Джанрил Норин с пустыми глазами и отсутствующим видом точил меч, монотонно водя по лезвию бруском. В сторонке мастер Ренсиаль обихаживал последних оставшихся у него лошадей: того самого жеребца-ветерана и молодую кобылку. Он носился с идеей спарить их и вывести новую породу коней для будущих орденских конюшен, состоянием которых Ренсиаль был весьма озабочен.

— Порой, навалят соломы на пол, — бурчал под нос мастер, — а стены несколько месяцев не белены.

— Мы тут спросить вас хотели, брат, — произнёс Арендиль, вытаскивая Френтиса из задумчивости. — Ну, о воларцах.

— Что именно?

— Откуда они свалились на нашу голову? Давока говорит, вы там были. Вот Иллиан думает, что они все живут в одном большом-пребольшом городе, а мой дедушка рассказывал, что их империя занимает полмира.

— Империя действительно велика, — кивнул Френтис. — А Волар считается самым большим городом на свете, впрочем, сам я там ни разу не был.

— Но вы же видели их страну? — настаивала Иллиан. — Как получилось, что они превратились в таких чудовищ?

— Я видел там города и великолепные дороги. Видел жестокость и алчность, но всего этого хватает и у нас. Видел людей, чья жизнь может показаться странной на первый взгляд, но приглядишься — всё то же самое.

— Почему тогда они так жестоки к нам?! — Девушка серьёзно смотрела ему в глаза, ожидая честного ответа.

— Жестокость есть во всех нас, — проговорил Френтис. — Но они извратили её в добродетель.

Он вновь перевёл взгляд на лагерь, принудив себя пересчитать оставшееся войско. «Сорок три человека и восемь собак. И армия моя — не армия, да и я — не владыка битв». Френтис поднялся, подхватив с земли меч и лук.

— Мы уходим, — объявил он, повысив голос, чтобы привлечь внимание Давоки.

— Снова лагерь переносим? — с тоской в голосе спросил Арендиль.

— Нет. Мы вообще уходим из леса. Ничего у нас здесь не получается, пора отсюда убираться.

Джанрил стоял со старым ренфаэльским мечом на плече. При нём не видно было ни рюкзака с едой, ни фляжки — ничего, кроме меча.

— Тебе ведь не обязательно это делать, — мягко сказал ему Френтис. — Я бы очень хотел когда-нибудь снова услышать, как ты поёшь. Эта земля всегда славилась своими певцами.

Бывший менестрель равнодушно скользнул взглядом по лицу Френтиса и повернулся, чтобы уйти. Но, пройдя несколько ярдов, оглянулся и произнёс:

— Её звали Эллора. Она погибла, неся под сердцем моё дитя.

И пошёл прочь, вскоре растворившись в густых зарослях.

В глазах мастера Ренсиаля стояли слёзы. Френтис с огромным трудом уговорил его прогнать лошадей, направив их на север, чтобы сбить с толку преследователей.

— Их слишком легко заметить, мастер, — сказал он. — На перевале тоже есть лошади, и я уверен, мастер Соллис будет рад заполучить лучшего конюха Королевства.

Он приказал идти на запад, то есть дать крюк, прежде чем направиться на север, и по-прежнему оставлять как можно больше ложных следов для ищеек Дарнела. Френтис и Давока двигались в арьергарде, а Эрмунд, Арендиль и Иллиан — во главе отряда. Девушка разбиралась теперь в музыке леса не хуже любого брата или охотника. К вечеру они преодолели около двадцати миль, что в условиях Урлиша было совсем неплохо. Огня разводить не стали. Люди и собаки лежали, затаившись и согревая друг друга.

— Да что ты ёрзаешь? — шипела Иллиан на Арендиля.

Подростки устроились около поваленной берёзы.

— Твоя паршивая псина мне уже всё лицо обслюнявила, — злым шёпотом отвечал мальчик.

Френтис сидел рядом с Греалином, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в звуки леса. «Ночью лес кажется чёрным, — учил его мастер Хутрил много лет назад. — И как будто совершенно пустым. Однако в темноте кипит жизнь, куда более насыщенная, нежели днём. Уйми свой страх, и ты поймёшь, что лес — лучший часовой, какого только можно пожелать».

Совы в кронах деревьев успокаивающе переухивались. Ветер приносил из чащи лишь лесные ароматы — ни вони человеческого пота, ни резкого, чуть сладковатого запаха псины. В лунном свете не было видно проблесков металла.