— Я пришел к вам с миром...
— Ты пришел к нам с войной. С марелим-силь всегда так. — Сеорда ласково потрепал Дарену по щеке. — Ладно, идёмте, камень ждёт.
* * *
Пройдя несколько миль, они очутились на небольшой поляне, где уже ждали старейшины племени сеорда: пятеро женщин и семеро мужчин, все — того же возраста, что и Дракиль. Последний присоединился к ним и сел в центре их ряда. Посреди поляны стояла каменная плита, напомнившая Ваэлину уже виденную когда-то в Мартише, только та вся заросла сорной травой и вьюнками. Гранитная плита, перед которой они стояли теперь, была чиста. Казалось, ни время, ни непогода не оставили на ней ни следа. За деревьями вокруг стояли другие сеорда. Их лица прятались в тени, но в их смутных силуэтах Аль-Сорна приметил луки и палицы. «Воины. Ждут приказа».
Ваэлин с Дареной сели против старейшин, глядевших весьма недружелюбно. Одна из женщин с вороньим пером в волосах что-то произнесла.
— «Мы не разрешали вам входить в лес, — перевела Дарена. — Тем не менее вы — здесь». И она спрашивает себя, почему бы им нас не убить.
— Я пришел просить вашей помощи, — ответил Ваэлин, и Дарена перевела его слова старейшинам. — Великий и опасный враг напал на мой народ. Вскоре они доберутся и до вашего леса, будут жечь и убивать...
Гера Дракиль поднял руку. Ваэлин замолк, и сеорда начали совещаться на своём языке.
— «Ваши люди не сумели отнять у нас лес, — вновь перевела Дарена. — Хотя и пытались. Мы не испугались вас, не испугаемся и новых пришельцев».
— Просто мы в своё время посчитали, что мудрее будет заключить с вами мир. Новый враг не обладает подобной мудростью. Спросите свою сестру, которая видела их сердца.
Старейшины уставились на Дарену. Та согласно кивнула и произнесла длинную фразу на языке сеорда, очевидно, повествующую о том, что поведал ей её дар о судьбе Варинсхолда и нраве воларцев.
— «Воистину вы столкнулись с жестоким врагом, — перевела она Ваэлину слова одного из старейшин, жилистого мужчины с лисьим хвостом вокруг шеи. — Но это ваша война, нас она не касается. Пусть марелим-силь ведут свои войны как хотят».
Аль-Сорна помолчал, размышляя, как их переубедить.
— Моё имя — Бераль-Шак-Ур. Так назвала меня Нерсус-Силь-Нин. Я говорю вам правду. Я действительно встречался со слепой женщиной и беседовал с ней. Она благословила меня. Может ли кто-нибудь из вас сказать о себе то же самое?
На лицах старейшин отразилась неуверенность, но ни удивления, ни страха они не испытали. И, к сожалению, их сердца не смягчились.
— «Если тебя благословила слепая, то она и сейчас откликнется на твой зов», — перевела Дарена слова Геры Дракиля, который указал куда-то за спину Ваэлина.
Аль-Сорна обернулся, несколько мгновений он смотрел на камень, затем поднялся на ноги.
— Вы не обязаны этого делать. — Дарена встала рядом с ним у камня, глядя на гладкую поверхность с идеально круглым углублением в центре. — Позвольте мне ещё поговорить с ними. Уверена, рано или поздно они поймут.
— Кто я такой, чтобы лишать их этого развлечения? — спросил Ваэлин. — Наверняка они давно тут его дожидаются.
— Вы не понимаете. Сеорда приходили сюда с незапамятных времён. Старые или больные, а иногда — безумные. Приходили, чтобы коснуться камня и спросить совета слепой. Большинство в таких случаях уходят ни с чем, но некоторые, очень и очень немногие... Их камень забирает, оставляя пустое тело.
— Но с вами же ничего подобного не случилось? Вы говорили, что тоже видели её.
— После смерти мужа... — Глаза Дарены, обращённые к камню, затуманились скорбью. — Моё горе было так велико, что мне сделалось безразлично, выживу я или нет. Я пришла сюда в поисках вразумления. Если бы слепая отвергла меня, я бы умерла с лёгким сердцем. Но она... Она показала мне то, для чего я должна жить. — Дарена протянула руку, так и не дотронувшись до камня. — Камень вернул мою душу в тело, поскольку так захотела слепая.
— Что же, — заключил Ваэлин, подходя ближе, — остаётся надеяться, что насчёт меня у неё такие же планы.
Гранит оказался прохладен — и только. Песнь крови не изменилась, но, когда он вновь поднял глаза, он не увидел ни Дарены, ни сеорда. Вокруг была ночь, а у костра сидела слепая женщина. Она смотрела в сторону, но Ваэлин узнал её.
— Нерсус-Силь-Нин, — окликнул он, подходя к огню.
Женщина оказалась старше, чем в прошлый раз. Кожу вокруг её розовато-молочных, словно мраморные шарики, глаз избороздили глубокие морщины, волосы стали совершено седыми.
— А ты возмужал, — произнесла она. — Твоя песнь сделалась громче.
— Вы сказали, что я должен научиться петь как следует.
— Я так сказала? Ох, давненько это было. С тех пор меня посетило великое множество видений. — Она протянула руку к вязанке хвороста, лежащей у её ног, вытащила несколько веток и бросила в костёр. — Ты всё ещё служишь своей Вере?
— Моя Вера оказалась ложью. Впрочем, полагаю, вы это знали.
— Является ли ложь ложью, если в неё искренне верят? С помощью Веры твой народ стремился разгадать тайны этого мира. Ваша Вера бестолкова, но истина, лежащая в её основе, все-таки просматривается.
«Тварь, жившая в Баркусе, и её безжалостный смех».
— Мир Вовне может завладеть душой.
— Далеко не всякой. Только той, которая владеет даром. Твоя сила, огонь, горящий в тебе или во мне, не угасает со смертью тела.
— Но душа провалится в пустоту. Что она найдёт там?
— Полагаю, совсем скоро я это узнаю, — улыбнулась слепая.
— Там, в пустоте, что-то существует. Нечто такое, что захватывает души и, искалечив их, делает своими слугами, а потом посылает назад, в тела других одарённых.
— Выходит, он окреп, — удивлённо приподняла она брови.
— Кто окреп? Кто там живёт?
— Мне это неведомо. — Она повернула к Аль-Сорне своё незрячее лицо, на котором читалось сожаление. — Я знаю лишь то, чего он хочет. Он изголодался.
— Изголодался?..
— По смерти. — Уверенность, прозвучавшая в её тоне, отметала все сомнения. — По смерти.
— Вы знаете, как его можно победить?
Закрыв глаза, она отрицательно покачала головой.
— Но я могу сказать, что его должно сразить, если тебе небезразлична судьба этого мира.
Аль-Сорна поднял лицо к ночному небу, которое виднелось в прорехах между ветвями, и увидел семь звёзд, образующих Меч. По тому, как высоко в небе стояло созвездие, Ваэлин заключил, что здесь уже стоит ранняя осень, но как далеко в прошлом он находился, оставалось загадкой.
— Это уже произошло? — спросил он. — Мой народ уже пришёл в эти земли?
— Нет, что ты, я умерла задолго до этого. Оно и к лучшему, судя по посещавшим меня видениям.
— А будущее? Каково будущее этой земли?
Слепая повернулась с костру и некоторое время молчала. Ваэлин уже решил, что ответа не будет, но она произнесла:
— Ты, Бераль-Шак-Ур, и есть самое далёкое будущее, в которое мне удалось заглянуть. После тебя будущего нет. По крайней мере, я ничего не вижу.
— И все же вы хотите, чтобы я сражался?
— Мой дар несовершенен, и многое остаётся сокрытым. Да и вообще, чего бы ты хотел? Сидеть с унылой физиономией и ждать конца?
— Твоё племя не пропускает нас через лес. Что мне им сказать?
— Не пропускает? — Она изумлённо наморщила лоб. — Передай им, что они должны это сделать. Это поможет.
— И всё?
— А мне-то откуда знать? — Она издала горький смешок. — Люди, живущие в этом лесу, хоть и говорят на одном со мной языке, и в их жилах течёт та же кровь, что и в моих, но это уже не мой народ. Те, кто сейчас приходят к камню, — лишь тени былого величия и красоты. Они сбиваются в кланы и заняты лишь бесконечными сраженьями с лонаками, а знания и мудрость променяли на легенды и сказки. Они забыли, кем были когда-то, они ослабели и измельчали.
— Если они не присоединятся теперь ко мне, то исчезнут даже эти тени прошлого величия, а вместе с ними и надежда, что однажды всё возродится.