– Что это? – моргнул Орест.

Кроме надписей, что это подвальный этаж и первый, других указаний на листах не было, но я легко узнал и коридоры, и комнаты, и центральный холл, а, главное – контуры здания-крепости. Но я подавил чуть не вырвавшиеся слова и промолчал.

– Мне это здание напоминает… – сказал задумчиво Тимофей Дмитриевич, – здание инквизиции. – Я, конечно, там был, но видел только несколько кабинетов и пару коридоров, и с планом я их не могу совместить. Но помню, что к холлу справа примыкал зал суда, а в центре холла была широкая лестница. Вижу, на плане тоже самое.

– А шкатулка не говорит по этому поводу что-нибудь? – с надеждой спросил Орест.

Я и прислушиваться не стал, для вида помолчал с секунду, а потом отрицательно покачал головой.

Орест посмотрел на листы и сказал:

– Думаю, Тимофей, ты прав, это наверняка инквизиция. Надо Илье показать, какая находка! – Орест сунул листы в карман, а шкатулку поставил обратно в шкаф.

«А Илья уж точно постарается воспользоваться этими чертежами», – подумал я.

– Порасспрашиваю Алябина, как только он появится. Наверняка с этими чертежами связана какая-нибудь загадочная история, и Алябину, может, даже будет приятно её рассказать, – сказал Орест.

Он вышел из комнаты.

Тимофей Дмитриевич сказал, что Ольга хотела о чем-то сообщить мне. Мы прошли на кухню, где Ершова после обеда мыла посуду – точнее, только взмахивала рукой, и тарелки выпрыгивали из пенной раковины, обмывались под краном, а потом становились в ряд в сушильном шкафу.

Не переставая дирижировать, она, полуобернувшись, сказала мне:

– Как я уже говорила, у меня сейчас нет времени заниматься твоей проблемой. Но ты же не против остаться здесь на день или два?

– Может, вам не по силам такая задача, так мне здесь и не стоит оставаться, – сказал я, с ужасом думая, что придется жить в магической семье целых два дня.

– Тимофей мне рассказал, что происходит, какие ответы дают зелья, соприкоснувшись с твоей кровью. И кстати, Тимофей, можно было остановиться и на первом опыте, результатом которого стал призрачный лес.

– Но ведь он, как я понял, всего лишь обнаружил природу Колиной магии.

– Это и есть решение, – сказала она.

– Какое решение? – одновременно спросили мы с дедом. Я даже подошел ближе, боясь не расслышать.

– Ты, Тимофей, искал следы зелья, которым его отравили. А ему вплели в кровь магическую силу растений. Думаю, над тобой, Коля, свершен очень сложный обряд.

– Не может быть, – сказал я. – Я бы это заметил.

– Если маг опытный, он способен провести обряд ловко и незаметно, под стать ярмарочному воришке. Ну, так ты остаешься?

У меня не было другого выбора, кроме как согласиться, тем более Ольга Ершова производила впечатление умного, разбирающегося в магических обрядах человека.

Мне неприятно было думать, что я буду находиться среди магов еще два дня, но, с другой стороны, выдавалась возможность посмотреть на охоту на вурдалаков. И хотя это было варварским, чисто маговским способом развлечься, неожиданно для себя самого я захотел поучаствовать в этом диком действе.

– Только мои вещи остались в доме у Тимофея Дмитриевича, – сказал я.

– Я пошлю за ними Илью, – ответила Ольга.

Я с испугом подумал, что Илья может увидеть мой черный костюм или записку от мамы, но потом решил, что в записке нет ничего определенного, а деловые костюмы имеются у всех.

Ольга домыла посуду. В руках ее вдруг из ниоткуда возник шприц, и она приказала мне закатать рукав.

– Нужно немного твоей крови для опытов, – пояснила она.

В усадьбе вовсю готовились к охоте и приему гостей. На втором этаже Полина убирала гостевые спальни. Ольга Ершова на кухне что-то пекла. Как рассказал мне Тимофей Дмитриевич, сейчас у Ершовых прислуги не было. Раньше у них был семейный домовой, но пять лет назад он ушел. Дело в том, что тогда инквизиция закрыла больницу для магов, где работала Ольга. От стресса Ольга начала беспрерывно что-то готовить, и домовой, не стерпев второго повара на кухне, сбежал.

А на первом этаже, посреди гостиной, Орест, его сын Илья и Тимофей Дмитриевич начищали ружья, складывали сети, заряжали солью патроны и обсуждали стратегию ловли вурдалаков. Мне, как гостю, ничего поручать не стали, и я стоял в сторонке и только наблюдал.

– Удивительно, что в вашем лесу еще остались вурдалаки, – сказал Тимофей Дмитриевич.

– Да толку-то, сейчас вурдалак уже не тот пошел. Мелкий, плешивый, трусливый, – Орест махнул рукой. – Вчера вот пошел на разведку немного за полночь, присмотреться, выбрать покрупней да порезвей. Слышу, сидят на мосточке и затягивают: «На речке, на речке, на том бяряжо-очке, мыла Мару-усенька белые ножки». Ну разве можно от них ожидать остервенелости да злости, с такими-то песенками?

– И вам не жалко после этого на них охотиться? Они же как люди. – В дверях возникла Полина и укоризненно посмотрела на Ореста.

– Вурдалак не человек, – ответил ей Орест, – он только повторяет все, что делает человек, это в нем и пугает. Если одежда пропала, все знают, что вурдалак унес. И голоса у него своего нет, и мыслей.

– А как же их вурдалачьи поэмы?! – возразила она. – Например, знаменитая поэма восемнадцатого века, «Жизнь в лунном свете»?

– Это всего лишь сказка, – пожал плечами Орест.

– Неправда, я общалась с ее автором, Еремеем Поповым, он на самом деле был укушен вурдалаком и стал впоследствии главой клана.

– И это выдумка, человек не может стать вурдалаком, – сказал Орест.

Полина обижено надула губы.

Я поспешил увести разговор в другое русло и спросил:

– Так к вам приведение и этого Еремея заглядывает?

– Нет, – сказала Полина, – это я к нему в восемнадцатый век наведывалась.

Илья вдруг отвернулся, но я заметил, что его губы растянулись в улыбке.

– А хочешь, – вдруг воодушевилась Полина, – я покажу тебе эту поэму, она подписана собственноручно Еремеем, причем лично для меня.

Я кивнул, хотя подумал, что это, наверное, какой-то розыгрыш, так как увидел, что Илья едва сдерживает смех, а Орест неодобрительно качает головой.

Полина повела меня на второй этаж, мы зашли в угловую комнату. Комната была небольшой, в ней помещались только кровать, шкаф и письменный стол. Напротив двери, над столом, висело зеркало, а справа от него к стене были прикреплены четыре полки, на них стояли разные странные мелочи.

– Вот эта вазочка с ароматическим маслом куплена в Египте в сороковом году до нашей эры, – стала рассказывать Полина. – Там как раз шло празднование, у Клеопатры и Антония родились близнецы. А вот эта пряжка – из древней Греции. Видишь, какой особый узор в виде лошадей?

Я удивленно взирал на совершенно новые вещи. Лично я никогда не слышал, что кто-то может путешествовать во времени: ни в одном учебнике, ни в одной инквизиционной книге об этом не говорилось. Путешествия во времени существуют только в фантастических фильмах. Теперь я понял, почему Илья не мог сдержать улыбки. Но спорить с Полиной я не хотел, итак в этом доме она, похоже, была для всех чужой и, как мне показалось, никто здесь не воспринимал её всерьез. А милая отрешенность и наивность в ее глазах были даже симпатичны мне.

– А вот и поэма. – Полина вытащила из ящика стола рулончик, перевязанный розовой атласной ленточкой, и протянула его мне.

Я развернул пергаментный свиток. Наверху аккуратным почерком, нисколечко не выцветшими чернилами, было выведено:

«”Жизнь в лунном свете”. Еремей Попов. 1784г.»

– Он жил в России? – спросил я.

– Да, но только до девятнадцати лет. Когда с ним произошла эта история, он уехал из Новгорода и стал колесить по всей Европе.

Я решил принять игру и сделать вид, что путешествия во времени возможны, а потому не стал придираться, что поэма написана современным русским языком.

Целиком читать поэму не хотелось, но все же интересно было узнать, о чем там речь. Тем более, как заявила Полина, эти стихи написал первый вурдалако-человек.