Слова приятеля отчего-то тогда меня покоробили, но я промолчал. Наверное, поэтому мне этот эпизод и запомнился. Интересно, ради кого Илья напал на тюрьму и почему его выпустили всего через полгода?

– Что это за история про Юрия Алябина и алтайских болтушек? – спросил я Илью, чтобы перевести разговор на другую тему.

– Это магические насекомые, которых запрещено ловить и использовать, живут на болоте и питаются брусникой. Если они покусают, то выбалтываешь все секреты. Алябин подбросил инквизиторам насекомых, и такое началось! – Он ухмыльнулся: – Половину инквизиторов тогда так и не вылечили, поэтому ордену пришлось их засадить навсегда в подземные тюрьмы.

Илья замолчал, докуривая сигарету. Я тоже молчал, глядя, как Тимофей Дмитриевич заходит в дом вместе с Орестом, радостно тащившим перед собой клетку с совой. На веранде остались только мы с Ильей.

Ветер сдул белую салфетку со стола, и она понеслась к ногам Ильи. Он вдруг хлопнул в ладоши, и вместо салфетки к его ногам прискакал белый котенок, он посмотрел в глаза Ильи и почти беззвучно пискнул.

– Не развеивать его, что ли, – хмыкнул Илья, – пусть магистр позлится.

– А с чего это магистру злиться? – не понял я.

Илья удивленно посмотрел на меня и спросил:

– Откуда, говоришь, ты приехал?

– А при чем тут это?

– Если ты не в курсе, кто, единственный в России, получил степень магистра на Авалоне, то ты или не из России, или не маг.

– Разве ты не слышал, я только что стал магом.

– Ну да, ну да, – как-то неопределенно пробормотал Илья.

Я вспомнил, как коллеги отца со смехом говорили о магистре магии, который все время подает протесты в инквизицию. Однажды он нечаянно подписался не магистр магии, а министр магии – шутки про это гуляли целый год по всем инквизиционным кабинетам. И еще я вспомнил, как о нем как-то сказал инквизитор Сабашников, что магистр – единственная магическая тварь, получившая образование на туманном Альбионе.

Илья дунул на котенка и тот опять стал салфеткой, новый порыв ветра отнес ее к перилам.

На веранду выглянул Орест и позвал меня оценить его новое приобретение. Пройдя за ним через холл, я вошел в кабинет. Там уже был Тимофей Дмитриевич, он что-то шептал сове, которая сидела на спинке кресла и совсем не обращала на него внимания.

– Вы должны это увидеть! – Орест с горделивым видом приблизился к стеклянному шкафу, подождал, пока Тимофей Дмитриевич и я подойдем к нему. – Я торговался за неё до последней капли крови на людском аукционе. Выложил сумму, о которой даже неприлично говорить. Трое мужчин и одна пожилая дама устроили за эту шкатулку настоящий бой. Это были маги, разумеется, я это вычислил по их магическим уловкам и более неформальной, в отличие от остальных, одежде.

«Более неформальной? – хмыкнул я про себя. – Скорее, более неряшливой. Маги могут ходить по улице даже в тапочках и домашних халатах».

– В аукционном каталоге о шкатулке говорилось лишь, что она принадлежала обедневшему дворянину Юрию Алябину, который известен только тем, что учился в одном классе с Александром Блоком, в Введенской гимназии. Поэтому начальная цена была всего лишь три тысячи пятьсот рублей. Если бы не эти трое магов, она бы мне досталась считай задаром. Самой упертой оказалась старая магиня. Она даже не побоялась применить чары к ведущему: он вдруг перестал замечать меня, будто я стал невидим. Хорошо, что в зал вошел инквизиторский наблюдатель. Видимо, он был здесь потому, что выставлялась вещь мага. И старушке пришлось тут же снять чары.

– Ну вот, вы и признались, что инквизиция благо для магов, – сказал я. Я-то сказал это серьезно, но, видимо, Орест подумал, что это была подколка, так как тут же возразил:

– Подобной ерунды я в жизни не произнесу. Просто я рад, что мне досталась шкатулка самого Юрия Алябина.

Орест достал из шкафа простую, величиной с толстую книжку, шкатулку из темного дерева. Крышка её была изрядно потерта, из замочной скважины торчал ключик.

Тимофей Дмитриевич, повертев её в руках, сказал пару слов восхищения, явно только из вежливости.

Орест сказал:

– Я нанял одного знаменитого историка, из простых людей, он работает в Эрмитаже. Я попросил нарыть информацию. Оказалось, отец Юрия Алябина привез шкатулку из Франции как свадебный подарок своей будущей жене. Конечно же, не пустую, а с драгоценностями.

Возмущенный шепот шкатулки заставил меня улыбнуться.

– Ваш историк вас надул, – сказал я. – Эту шкатулку подарил Алябину на двенадцатый день рождения его друг, маг. А когда Алябин стал взрослым, он хранил там важные для себя письма.

– С чего это ты взял? – вытаращил на меня глаза Орест.

Я замялся, не зная, говорить ли правду.

– Шкатулка мне сказала, – пробормотал я.

– Не может быть, чтобы… чтобы ты обладал силой магии, как у магистра Няо… Да что там, силой магии самого правнука Мерлина!

– Это временное, – прервал его я. – Как только найдется противоядие, мои умения исчезнут.

– От подобного не избавляются! Это ж потрясающие возможности! Такой силой хотел бы обладать любой маг!

– Но я-то не маг!

– Дело твое, – пожал плечами Орест. – А что еще тебе сказала шкатулка?

Я прислушался. Я научился успокаиваться и не замечать разговоров вещей. Но я не умел пробуждать свой странную способность по щелчку. Я попытался настроиться на нужную волну, чтобы услышать шепот шкатулки. Наконец, у меня получилось.

– Она гордится тем, что, кроме Алябина, никто так и не догадался, что у неё есть тайна – скрытый ящичек.

– Каков болтун! – донесся возмущенный голос шкатулки. – Теперь этот ящичек не потайной! Раз все о нем знают.

Орест, взвизгнув, выхватил из рук Тимофея Дмитриевича шкатулку и принялся её вертеть и так и сяк, пытаясь найти потайное отделение.

– Где оно, где?

– Вот тупица, – продребезжала шкатулка. – Так бы любой её нашел.

– А что для этого надо? – спросил я её. – Заклинание?

– Конечно же! – воскликнул Орест. – Ящик откроется только после заклинания. – Он обратился ко мне: – Какое заклинание?

– Не заслужили, – озвучил слова шкатулки я.

Орест то сцеплял в замок пальцы, то взлохмачивал волосы, почти что плясал на месте – похоже было, что он впал в крайнюю степень нервного возбуждения. Наконец, он закричал на шкатулку:

– Теперь я твой хозяин и просто обязан знать этот секрет! Иначе испытаю на тебе все заклинания, которые знаю.

Шкатулка обрушилась бранью на всех рабовладельцев, сатрапов и тиранов и сказала, что она сама по себе. Я лишь лаконично передал, что она не желает открывать свою тайну.

– Возьми её в руки, – сказал Тимофей Дмитриевич. – С твоей нынешней чувствительностью к предметной магической энергии ты должен что-нибудь уловить.

Я взял в руки шкатулку. Старательно прислушался к ней, пытаясь прочувствовать её суть. Мои пальцы будто вживлялись в её волокна. Дерево ощущалось теплым, почти живым. Я вдруг услышал женский голос, который пел колыбельную песенку про куниц и голубей, за окном завывала вьюга, а резчик аккуратно вырезал завитушки по бокам шкатулки, а потом, прилаживая ко дну второй ящик, прошептал: «Закрувейся-Открувейся». И в ту же секунду второй ящик слился со шкатулкой и будто исчез.

Я выдохнул и с удивлением обнаружил, что стою посреди гостиной, мирно тикают настенные часы, а Тимофей Дмитриевич и затаивший дыхание Орест с ожиданием и любопытством глядят на меня.

– «Закрувейся-Открувейся», – прошептал я.

В шкатулке что-то щелкнуло, и тотчас же стали видны швы ящичка.

Орест с благоговением взял шкатулку. Он открыл ящичек и ахнул так, будто там была некая святыня. Но я увидел всего лишь пожелтевшие, сложенные в несколько раз, бумажные листы.

– Письмо? – спросил Тимофей Дмитриевич.

Орест с восторженной улыбкой развернул лист, и в ту же секунду улыбка его погасла. Мы со стариком заглянули через его плечо. Я увидел аккуратно начерченный план здания, квадратного, с двором посредине. На втором листе тоже был план, этого же здания, только, видимо, другого этажа.