– Напомни мне, пожалуйста, семь чудес света вашей планеты, он помнил по прошлым встречам с евреями, что те всегда обладали очень большим объемом информации.
– Статуи Гелиоса Родосского и Зевса, усыпальница царя Мавсола, Александрийский маяк, сады Семирамиды, Ебипетские пирамиды, – съехидничал Козел, – и это…, как его, седьмое …
– Точно еврей, – подумал Язык, – информацией обладает не всей до конца, но как всегда больше чем достаточно.
– Причиной всему, – громко продолжил Язык, сконцентрировав свои мысли, – является апогея периодов развития человечества.
– Подожди, а как же седьмое чудо света? Подскажи!
– Да плюнь ты на него, я и первых-то шести не знал, – засмеялся Язык, – Слушай сюда.
– Каждый период человеческой цивилизации имеет свой точно установленный историей апогей. Апогеи периодов известных цивилизаций имели место в своей эпохе, когда вековой полюс переходил в столицу или, точнее, в центр владений народа лидера.
– Такими центрами цивилизаций у вас являлись: Вавилон во времена правления Семирамиды две тысячи лет до Рождества Христова; Египет времен Фивы, за пятнадцать веков до нового летоисчисления; ваше, между прочим, еврейское государство времен Соломона со столицей в Иерусалиме, – ткнул он изнутри Козела (тот подпрыгнул), – значит, чувствует, – удовлетворенно отметил Язык. – Греческий расцвет времен Перикла; Римское владычество разных времен и Французское – времен Людовика тринадцатого и четырнадцатого, – подытожил он.
– На протяжении же всего девятнадцатого и двадцатого столетия протекала упорная борьба и перетягивание полюса правления на свою сторону. Вначале в этой борьбе участвовали Россия и Франция, не захотевшая первой расставаться с ним добровольно, затем Германия и Советский Союз. После победы последнего во Второй мировой войне полюс, казалось бы, уже перешел в Москву. Но, увы, все это оказалось очень временно.
– Сразу резко активизировалась Америка и борьба между ними разгорелась с новой силой, – Язык опять ткнул изнутри Леву, но в этот раз тот не отреагировал. – По-разному, значит, до него доходит, – подумал Язык.
– Так вот, Америке удалось оттянуть полюс на нейтральную территорию, а затем и вообще перетянуть на свою, – закончил Язык.
– И вот сейчас, когда все считают, что Америка выиграла эту драматическую битву и является полновластной хозяйкой положения на этой планете, на самом деле она находится в движении в сторону глубокой задницы. А все это необходимо лишь для того, чтобы дать возможность России окрепнуть и набраться сил перед новыми важными битвами, – сделал вывод Исаев.
– Ты смотри, соображает, – улыбнулась Жопка, которая до этого времени молчала и пристально, как психолог, наблюдала за реакцией Левы. – Слышь, штандарт, давай уже сходи, поужинай. А то я скоро из-за тебя сама травку начну щипать.
– Да-да, – поддержал ее Язык, – пора на ужин, далее рассказывать без подпитки отказываюсь, – запротестовал он.
– Ладно, – Исаев и сам уже заметил, что Аська машет ему вопросительно черпаком: отдавать его порцию, или он идет ужинать.
– Ладно, – повторил он, – сегодня вы заслужили хавку. Продолжим после трапезы. И фон Штирлиц в развалку направился в столовую.
– Все, пацаны, – сказал здоровенный больной, проглатывая слюни, – сегодня ночью Сатурн налетит всей своей массой на Юпитер, Исаев жрать идет.
Глава 40
Проснувшись, Анатолий долго смотрел на закопченный потолок избушки не в состоянии вспомнить, что же такое вчера с ними произошло. Водка делала свое дело. Яркие воспоминания напрочь стерлись из сознания дядьки, а вместе с ними исчез и вчерашний страх. Ему, вдруг, страшно не захотелось возвращаться домой пустым. Как объяснить всем столь раннее возвращение с рыбалки, да к тому же еще и без рыбы, он не знал.
Соломоново решение подсказал Борода.
– Слышь, Анатоль, – он почему-то называл дядьку на французский манер, а может у него это было обычным сокращением длинного слова, что татарин в своей речи использовал довольно часто.
– Слышь, Анатоль,– повторил он еще раз, видя, что последний не среагировал на его обращение.
Дядя вышел из своего оцепенения и, нехотя развернувшись в его сторону, кивнул: – Ну?
– Баранов мну. Че, говорю, с харчами-то домой идти и тем более без рыбы.
Здесь Борода глянул на Санька: – Вон от племяша все девки за такую рыбалку отвернутся, даже ранение не поможет, – он скосил свои маленькие с постоянным прищуром азиатские глазки на забинтованную руку Санька.
Похоже, с ней было все в порядке. Наложенный на свежую рану подорожник и пропитанный мочой бинт не дали ей загноиться. Рука чувствовала себя довольно комфортно и создавала впечатление вполне рабочей.
– Вот и я говорю, здесь все равно уже не рыбалка. Ну, разве только если смерти себе искать, а вот на моем стане можно рыбки взять за два денька сполна. Не стыдно будет домой возвращаться.
В поселке у них, кстати, была традиция: при встрече каждый считал своим долгом спросить, сколько взяли? При чем этот вопрос относился не к килограммам. Больше двух пудов из тайги все равно не вытащишь в одиночку, да и не надо это. Рыбу в поселке никто не продавал, а себе и родственникам, если зайдут, этого было достаточно вполне.
Это относилось, исключительно, к щукам. Причем щукой считалась всякая, от мала до велика, не важно как пойманная, главное – хищник! И вот было престижно поймать их поболе. Сейчас же у рыбаков имелось всего две небольших травяночки, пойманные еще в первое утро. Это был настоящий позор. Ну, возвращаться с семью, ну с шестью, еще куда ни шло. Но две! Это был верх неприличия.
Анатолий напрягся. Смена своего решения всегда давалась ему с трудом, но и не поменять, значит, опозорить и себя и племяша перед всем поселком. Борода прочувствовал этот момент по-своему и, развязав мешок, ловко выхватил припасенную для таких случаев маленькую.
– На-ко, вспрысни не веселья ради, а исключительно здоровья для. Только половинку, – предупредил он. – Мне еще на этом лекарстве три дня держаться. Зуб, зараза, совсем замучил, – обращаясь почему-то к Саньку, и прижимая руку к щеке, сказал он. – Вырвать его что ль? А? Как думаешь?
– Лишний вырви, – ответил пацан, я вообще-то не стоматолог.
– Ты не он, – согласился Борода (слово стоматолог он не рискнул повторять слишком мудреное), – но уж очень ты, я смотрю, умный. Лишние – это у тебя. Он, смотри, полный ротешник, а у меня кажный корень на счету, – недовольно пробурчал он. – Ты книжку-то прочитал? А то, давай, возвращай.
– Ты че? – изумился Саня и скосил глаз на дядьку.
Борода тут же понял, что не туда он направил сейчас свое внимание.
– Ну, все-все, Анатоль, и так уже лишку дернул.
– Что скажешь, племяш? – оторвавшись от бутылки, спросил дядька. – Как скажешь, так и будет.
– Так вот только не все сразу, я ж не Фигаро. Вначале тебе, – Санек повернул голову в сторону Бороды. – Где ты видывал, что б такие толстенные книги читали за один день? Он показал большим и указательным пальцем примерную толщину книги, увеличив ее почти вдвое (не приукрасишь – историю не расскажешь).
– А теперь тебе мой ответ, – пацан чуть кивнул головой в сторону размякшего и подобревшего дядьки. – Ты, дядь Толь, я смотрю, как на грудь примешь, так хоть с Чудо-Юдом готов сражаться?
– Ты давай коротко и по делу. Да или нет? – недовольно пробасил дядька. – Как скажешь, так и будет.
– Скажу да, потому как по прочитанному у меня к этому знатоку Тибета, – Саня кивнул в сторону Бороды, – есть парочка вопросов, да и без щук возвращаться неохота.
– Любой вопрос, любой ответ, – весело пропел Борода. Ему были по душе эти простые, на первый взгляд, но совсем не относящиеся к разряду простаков Анатоль и его племяш. Восточная интуиция татарина подсказывала ему, что неспроста в этот час оказались они на озере рядом с ним, и ему очень не хотелось вот так вот просто с ними расстаться.