– Возможно, учитывая тот факт, что все мы вместе с Землей посредством системы Солнц, о чем, кстати, в своих трудах упоминала и Блаватская, соединены со Светлым Космосом, и нам удастся, в конце концов, шагнуть за грань, и вырваться из своего постоянного, пограничного состояния между Светом и Тьмой?

– Вопросов больше чем ответов, – размышляла Клавдия Ивановна, вспоминая последние семинары буддистов–отвинтистов, то и дело, поглядывая на настенные часы, так как поставила вариться яйца и страх как не любила, если они получались крутые.

– Ладно, шут с нею с неизвестностью, – подумала она, решая, во сколько ей сегодня лучше выйти из дома, чтобы, пройдя через парикмахерскую, быть в больнице не позднее четырех.

Осмотревшись по сторонам и поглубже спрятав рулон туалетной бумаги, Левушка, едва сдерживая дрожь, и, то и дело, прислушиваясь к доносившимся из соседней комнаты голосам, начал старательно выводить свою первую шифровку:

– Не удивляйтесь, мой милый друг, что этот лист весь насквозь пропитан водой. Если Вы попробуете его на вкус, даже через тысячу лет, то почувствуете солоноватый привкус.

– Нет, это не слезы! Просто любая, даже самая примитивная мысль приходит к нам впервые – либо в воде, либо во сне. Вспомним хотя бы Архимеда или Менделеева. Вот и я зачерпнул эту идею в ванной.

– Почему вода соленая? В водопроводе такая течет? Что Вы! У нас в России пока нормальная вода. Мы до сих пор можем ее пить без вреда для здоровья.

– Нет, вред-то, как Вы догадываетесь, присутствует всегда и в любом деле. Понятие «без вреда» философийское, как и весь этот труд. Но, по крайней мере, почки к сорока годам от такого пития не отказали!

– Все гораздо проще. За свои сорок с небольшим лет мне удалось побывать на море всего один раз, несмотря на то, что я родился и вырос, практически, на берегу того самого моря, а посему я всегда добавляю в ванну с водой полтора стакана соли, чтобы чувствовать морской привкус.

– Ну да, ближе к телу, как сказал Мопассан. Замысел романа, который я начал писать, испытывая страшные сомнения, сводится к тому, чтобы приоткрыть Вам тайный смысл написанного в священных писаниях еще задолго до нашей эры.

Весь роман разделен на главы: одни – для людей с философским складом ума; другие – для братков, детей и милиционеров; третьи – для разведчиков и шпионов всех мастей, времен и народов. Читать не относящиеся к вам разделы крайне вредно для психики или, как говорят служители разных конфессий – большой грех. Исключение составляют только шпионы, которым по роду занятий и вверенной им судьбой профессией положено знать все: от Баха до Бля…

– Исаев! Жрать иди, а то опять пролетишь как фанера над Парижем, – громыхнуло у Льва Валерьяновича над ухом так, что он, успев подумать: – Это провал, – мгновенно потерял сознание.

Через пять минут, придя в себя, Лев Валерьянович, машинально прочитав с самого начала весь лист, несколько успокоился. Провала удалось избежать. Первый лист начатой им рукописи не попал в злые руки. По всей вероятности, он успел засунуть его в карман уже в последний момент, когда сознание покидало его.

Оглядевшись по сторонам, Левушка понял, что с обедом он действительно пролетел, но это ничуть не огорчило его. Никто из больных и обслуживающего персонала не заметил его отключения. Все просто посчитали, что Исаев, как всегда, решил отдохнуть в самое неподходящее время и не зло посмеивались над ним.

Достав рукопись, он попытался продолжить правку написанного: – … исключение составляют только шпионы, которым по роду занятий и вверенной им судьбою профессией положено знать все, от Баха до Бляха. Общее предназначение этого эпического труда – помочь каждому индивиду, прочитавшему его, вскрыть хотя бы одну потайную ячейку своего сознания, что позволит homo sapiens достичь таки просветления и понимания смысла своего земного существования..

– Хренотень какая-то получается, – сказал вслух штандартенфюрер и крамольная мысль о том, что под писателя в России – этой холодной и голодной стране он никогда не сможет залегендироваться, сразу закралась в его голову.

Больной психиатрической больницы им. П.П. Кащенко и бывший заключенный Воркутинской зоны Лев Валерьянович Ко'зел (попрошу ставить ударение с этого места только на первый слог, ибо от психа можно ожидать всего); он же – Агент 007; он же – штандартенфюрер СД Макс Отто фон Штирлиц; он же – Левушка, как его любя называла его единственная тетушка; он же – Лева Исаев, как уважительно за его знания и огромный запас информации стали называть его здесь больные и нянечки, сидя на своей кровати в позе полулотоса и затачивая зубами коротенький огрызок карандаша, одновременно как профессиональный разведчик, ощупывал взглядом все стоящие по близости тумбочки, с тем, чтобы вспомнить, используя глубоко развитый у него метод дедукции – в какую из них он заложил «тайник» в виде газеты размещаемых объявлений – "Из рук в ноги", с нанесенными тайнописью на всех ее ста двадцати страницах шифрами. В это мгновение он, казалось, презирал весь мир, ибо мир был не достоин того, что в нем жил он – Великий комбинатор всех времен и народов, супершпион и неуловимый разведчик – полковник Максим Максимович Исаев.

– Ко'зел! – донеслось до него, – ты че оглох? К тебе пришли.

– Попрошу обращаться ко мне не иначе как господин фон Штирлиц, или же по званию, – с достоинством поднимая голову и разгибаясь в спине, – ответил штандартенфюрер.

– Эй ты, штандарт, который с фюрером, иди уже, тебя тетка заждалась, мать твою…, – в сердцах выругалась Аська, одна из трех бессменно работающих в отделении уборщиц.

– Что с нее возьмешь! мАсква-а-а! Далекая провинция!

Боковым зрением Левушка увидел, что тетка прилипла к вышедшему для проведения осмотра Главврачу, и решил продолжить поиск, используя случай.

Главврач, заметив Клавдию Ивановну, попытался улизнуть, но не тут-то было.

– Доктор, как мой Левушка?– запричитала она, хватая его за рукав халата.

– Осень-осень тяселый слусяй со Львом Валерьянысем, – вздохнул врач, – полная потеря памяти, налицо маниакально-депрессивная сисофрения.

– Слава богу, что не паранойя, – перекрестилась про себя Клавдия.

– Но, отягосенная какой-то неисвестной доселе агрессией, – как-будто прочитав ее мысли, поспешил грозно добавить Главный.

– А в чем выражается агрессия? – поинтересовалась любознательная тетка.

– Спорит.

– Как спорит?

– Не как, а с кем, я бы спросил, – поправил очки Главный и очень важно снизу вверх посмотрел на Ивановну.

Он был почти на две головы ниже ее и поэтому все время пытался стоять на носках и подпрыгивал.

– На колени мне, что ль опуститься, что б тебе удобно было, коротышка хренов, – зло подумала родственница.

– С кем и как? Ведь он же не говорит уже вторую неделю? Как перевели к вам, так и молчит.

– Это он с Вами молсит, – надув щеки, важно сказал Главный, – а бес Вас спорит.

– Да с кем же спорит-то? – взмолилась тетушка.

– С собою и спорит.

– Не поняла?

– С собой, – повторил Главный, давая понять, что у него уже обход давно начался.

– Слава тебе господи, а я уж думала …, – и тут тетя поняла, что в этой больнице ей лучше не думать вообще, – мысли считывают эскулапы, – догадалась она.

Главный согласно кивнул: – Да, представьте себе, на прослой неделе каждый день бубнил: – Я не дам тебе спать, фрис проклятый! Ты у меня сдохнес от бессоннисы!

– И что? Таки сдох? – вырвалось у тети Клавы, и она тут же прикрыла испуганно рот рукой.

Но главный сделал вид, будто ничего не заметил.

– И не спал всю неделю. Никакое снотворное не могло с ног сбить… А давали мы мно-о-о-го, – протянул он.

– Да уж, это вы можете, – мелькнуло опять в мозгах у Клавдии Ивановны, – скольких уже загубили, мучители, – на глаза ее стала наворачиваться предательская слеза.