Через неделю после проигрыша Blizzards команде the Browns и два дня после того, как команда выиграла Kansas City Chiefs, я сидела в залитом солнечным светом уголке для завтрака на кухне моей матери, огромные окна эркера (прим. выступающая за плоскость фасада часть помещения), с диванчиками по периметру, предоставляли живописный вид на замерзшие деревья во дворе и заснеженные вершины вокруг них.

Крис приобрел этот вычурный особняк площадью в четыре тысячи квадратных футов, который как будто только что сошел со страниц журнала, для моей матери, после того, как подписал свой последний контракт, и хотя все это имущество в целом меня совершенно не привлекало, исключением стала огромная кухня, разработанная по индивидуальному дизайну от Lacanche French, большой разделочный прилавок и бесчисленные шкафы, заполненные различным оборудованием и приборами.

Еще это было просто идеальным местом для того, чтобы сосредоточиться и закончить работу в этот холодный, ясный день в середине ноября, особенно учитывая то, что в данный момент я находилась здесь одна. Практически все свое утро я провела за тем, что снова и снова редактировала черновик примерного меню для кастинга в TK Hospitality Group. Овальный стол был завален моими старыми записями, описывавшими мои путешествия по всему миру, которые часто были источником вдохновения, зарисовки сервированных тарелок, помогавших мне представить блюдо до того, как приготовить его, а также великое множество страниц, заполненных заметками, которые можно было с трудом разобрать.

Однако вне зависимости от того, сколько версий я успела перетасовать, я не могла остановиться на каком-то одном варианте. Трент Келлер не давал никаких указаний по поводу направления кухни, которое он хотел бы для своего нового предприятия. Все было по-честному до тех пор, пока вся гамма вкуса была целостной, изобретательной, доступной и способной продемонстрировать все отличительные черты кухни.

Вздохнув, я окунула кусочек домашнего бискотти в чашку с двойным эспрессо и положила его в рот (прим. популярное итальянское кондитерское изделие, представляющее собой сухое печенье с характерной длиной и изогнутой формой), при этом изучая отброшенные в сторону рисунки, разбросанные вокруг меня. В теории каждое блюдо соответствовало основным требованиям Трента, но от всего этого было такое чувство, что все это можно было увидеть в дегустационном меню в Brindille. Все блюда были слишком… идеальными. Все соответствовали самым высоким вкусовым критертям. И хотя я знала, что еда была бы вкусной и люди бы приходили, каждый раз, когда я касалась края одного из набросков, я не могла заставить себя составить рецепт или даже попробовать его на кухне.

Я не хотела готовить ни одно из этих блюд, не говоря уже о том, чтобы сервировать их. Они не отражали меня. Проблема была в том, что я растратила практически всю свою карьеру, основой которой было классическое образование, на то, чтобы готовить все так, как это видели другие люди, так что мне не удавалось раскрыть свой собственный стиль. Даже вечернее спецменю в Stonestreet’s, которое Логан мне позволил создать, должно было соответствовать стейк-хаусу.

Когда я связалась с Трентом, чтобы сказать ему о том, что была заинтересована в движении вперед, я обосновала это себе самой тем, что просто рассматривала варианты, используя все возможности. Однако в глубине души я знала, что сделала этот телефонный звонок, потому что какая-то часть меня на самом деле хотела доказать, что я не была такой, как обо мне утверждал Стивен — что успехи, которых я достигла в своей карьере, были заработанными тяжелым трудом и честно заслуженными, а не построенными за счет репутации других.

Но теперь, когда я прилагала все свои силы, чтобы составить меню, которое отражало бы мою индивидуальность, я задумалась, действительно ли, как утверждал мой отец, я была создана для чего-то большего, чем просто для роли шеф-повара, работая под чужим именем.

Я притянула к себе свой потрепанный и помятый блокнот, пролистывая практически два десятка записей, полностью погружаясь в свое первое путешествие в Модену, Италия, когда мне было десять лет и я пробовала бальзамический уксус из деревянной бочки на семейной ферме. Даже когда я просматривала пожелтевшие страницы, наполненные воспоминаниями и самыми лакомыми кусочками из различных поездок, я не могла найти нить, связывавшую их всех вместе, не могла найти что-то, что делало меня… мною.

Тем не менее, я улыбалась разным комментариям, которые мой отец нацарапал на полях в ответ на некоторые из моих наблюдений, — «Морской еж считается деликатесом в Японии, Гвендолин», — написал он, когда я отметила, что еж напомнил мне испорченное арахисовое масло, или вот: «В Британии блины называются галетами или «сдувшиеся оладьи», — исправил он, написав это своей любимой красной ручкой. Во всех этих записях было столько юношеского максимализма и глупых фантазий. Куда все это делось?

Я покачала головой, подгибая под себя ноги и распрямляя спину. Возможно, я смотрела на все неправильно. Потому что, на самом деле, вопрос, стоявший передо мной, был прост: Что я хотела готовить?

Когда я макнула последний кусочек бискотти в свой эспрессо, кое-что, сказанное с Логаном, вспомнилось мне — «я думаю, то, что делало мамину еду такой потрясающей, это то, что в конце дня она определяла, что ей больше всего нравилось в блюде, и искренне хотела этим поделиться с людьми, которые были рядом с ней. «Все было так очевидно», — рассмеялась я, ответ лежал прямо передо мной.

Когда я готовила дома для себя или выходила в рестораны, я практически всегда выбирала современную интерпретацию кухни «с фермы прямо на стол», где отдавалось предпочтение старомодному искусству добавления приправ, заготовки, копчения и брожения. А еще мне очень нравилось экспериментировать с различными научно-техническими методами, мне нравилось добавлять в свои блюда разные соусы, пену и пудру, я делала это не с целью напугать или для показухи, а только, чтобы подчеркнуть натуральный вкус пищи.

И это было именно то, что мне надо было показать Тренту — меню, которое охватывало бы все мои кулинарные путешествия, при этом оставаясь естественным в том, что мне нравилось создавать. Широкая улыбка расплылась на моем лице одновременно от волнения и от того, что я точно знала, что находилась на верном пути.

Я услышала низкий рев со стороны двери в гараж, за которым последовал звук закрывшегося багажника. Моя мама вернулась после своей «беготни». Я подумала, что сейчас настало самое лучшее время для того, чтобы устроить перерыв. Бросив свой карандаш на кучу бумаг, я вытянула руки над головой и вытащила себя из-за стола, чтобы встретить ее у заднего входа и помочь с сумками.

— Ох, Гвен, ты все еще здесь, — сказала она, ее глаза изумленно распахнулись. — Я думала, что тебе нужно было быть в Stonestreet’s, чтобы подготовиться к вечернему обслуживанию.

Ее нос и щеки покраснели от холода, но вместо того, чтобы быть похожей на клоуна, как это было бы со мной, в ее случае это лишь подчеркнуло белые волосы, голубые глаза и тонкие черты лица. Нечестным было то, что мы с Крисом в итоге заполучили от своего отца бледный цвет лица, темные волосы и карие глаза.

— Я взяла отгул по болезни, — сказала я, это было впервые за семь лет.

— С тобой было все в порядке, когда я уходила утром, — сказала мама, сняв перчатку и прижимая ладонь к моему лбу. — Ты не горячая.

Это потому что я не болела на самом деле. Но поскольку я до сих пор не рассказала Логану о кастинге, я не могла разрабатывать образец меню в свой выходной, когда он был рядом, не говоря уже о том, что кухня в моем бунгало была не столь велика, чтобы попробовать сразу несколько рецептов одновременно, поэтому у меня не осталось никакого выбора, кроме как солгать и проникнуть в дом к своей матери, потому что я знала, что Логан должен быть на тренировке.

— Мне просто нужен был день психологической разгрузки, — пробормотала я, забирая покупки из ее рук и шагая дальше по коридору. Я поставила пакеты на кухонный остров и сразу же, избегая ее взгляда, начала раскладывать все по категориям: кладовая, холодильник или морозильная камера.