Первой ее мыслью было, что что-то стряслось с Лилианой. Она не выдержала и все рассказала. Она тяжело заболела. Она умерла. Обуреваемая черными мыслями, Фрэнсис долго не решалась открыть конверт. Так, значит, вот он? Момент, когда все рушится?

Наконец она отклеила клапан конверта, достала и развернула оранжево-розовый листок.

УВИДЕЛА НОВОСТИ ПОТРЯСЕНА ПОЖАЛУЙСТА ПОДТВЕРДИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ЖДУ К.

Смысл текста оставался непонятным, пока Фрэнсис не увидела штамп почтового отделения на Клипстон-стрит.

Потом она осознала, что мать вышла следом за ней в холл и с тревогой на нее смотрит.

– Что там? От кого это? Неужели еще какие-то скверные новости? – Она подошла, взяла у Фрэнсис телеграмму и нахмурилась. – А кто отправитель? Не понимаю. Кузина Кэролайн, что ли?

Фрэнсис открыла было рот, чтобы по привычке соврать что-нибудь, но ложь вдруг показалась страшно утомительной. Утомительной и бессмысленной, даже нелепой.

– Это от Кристины, – сказала она.

Мать недоуменно похлопала глазами, потом лицо ее напряглось.

– Ах, от нее. – Она отдала телеграмму Фрэнсис. – С чего вдруг она тебе пишет?

– Говорит, что прочитала о деле в газетах.

– Но как она связала его с тобой? Или там уже и наши имена появились?

– Должно быть, узнала Барберов на фотографии.

– Но…

– Я ей рассказывала о них.

Переварив услышанное, мать заговорила холодным тоном:

– Так, значит, вы с ней виделись.

– Да, несколько раз в этом году, когда я выбиралась в город. Она живет около Оксфорд-стрит, с подругой… Я думала, ты давно догадалась.

Мать скривилась:

– Нет, конечно! Откуда бы у меня взялись такие мысли?

– Не знаю. Я как-то не задумывалась.

– Мне даже в голову не приходило, что ты можешь меня обманывать. После того как клятвенно пообещала не видеться с ней!

Фрэнсис опешила:

– Ничего такого я тебе не обещала.

– Ну, значит, косвенно дала понять.

– Нет, и такого не было. Мы с тобой никогда не разговаривали про Кристину. Ты никогда не хотела ничего знать. И наверное, все-таки мне решать – да? – с кем из моих друзей мне видеться, а с кем нет? И вообще, какое это имеет значение?

– Большое, по всей очевидности, раз ты так скрытничала.

– Да я просто знала, как ты отреагируешь!

– Не желаю дальше обсуждать эту тему, – произнесла мать совсем уже ледяным голосом. – Тебе прекрасно известно, какого я мнения о твоей подруге. Продолжай встречаться с ней, если тебе это так необходимо. Мне ваша дружба совсем не нравится, я ее не понимаю, решительно не одобряю и никогда не пойму и не одобрю. Но еще больше я не понимаю твой обман. Вдобавок ко всем неприятностям! Даже не знаю, чего еще ожидать! Сейчас у меня такое чувство, что я и тебя-то толком не знаю. О чем еще ты лгала мне?

Вопрос, хотя и заданный без всякого подвоха, застиг Фрэнсис врасплох, и она снова почувствовала, как заливается предательской жгучей краской… Неожиданно у нее возникло полное впечатление, будто сейчас опять вечер пятницы и она только что стащила мертвого Леонарда вниз по лестнице. Все ощущения были более острыми, чем в обычных воспоминаниях или во сне: рвущая мышцы тяжесть его тела, огромная мягкая голова на плече, даже дурацкое давление котелка на лбу. Сердце замолотило, как механический двигатель, словно зажив своей отдельной жизнью. Фрэнсис шагнула к одному из отцовских кресел и тяжело оперлась на спинку. Когда немного погодя она подняла глаза, мать пристально смотрела на нее, все с тем же страхом и подозрением…

Фрэнсис неловко засунула телеграмму обратно в конверт.

– Пожалуйста, давай не будем ссориться, – через силу выговорила она. – Что бы ты ни думала про Кристину и про… про что угодно – на самом деле все не так. И право, оно того не стоит. Пойдем в тепло, а? – Она двинулась мимо матери к двери гостиной.

Но мать странным, быстрым движением схватила ее за руку:

– Фрэнсис. – У нее был вид человека, который решился сказать что-то, но если не скажет сейчас же, то уже никогда не скажет. – Фрэнсис, в пятницу вечером, когда умер мистер Барбер, я вернулась домой с мистером Лэмбом, и ты… ты была сама не своя. Ответь мне честно – тогда что-то случилось?

Фрэнсис попыталась вырваться:

– Нет.

Мать не отпускала:

– Я имею в виду – с миссис Барбер? Не произошла ли какая-нибудь ссора между ней и мистером Барбером?

– Нет. О чем ты вообще? Ведь Леонарда даже дома не было. Мы вообще не видели его в тот вечер.

– А она ничего тебе не рассказывала по секрету? Про мистера Уисмута или другого мужчину? Ты ничего не скрываешь от полиции?

– Нет.

– Я очень хочу верить тебе, Фрэнсис. Но у тебя всю жизнь были эти твои… странные увлечения. Стоит мне представить, хотя бы на секунду, что эта женщина втянула тебя во что-то…

– Ничего такого нет, мама.

– Правда? Ты клянешься? Честью клянешься?

Фрэнсис не ответила. Несколько мгновений они молча боролись, обе испуганные столько же неестественностью своих напряженных поз, сколько мыслями обо всем, что осталось не сказанным.

Наконец Фрэнсис, резко крутанув запястьем, выдернула руку. Мать сильно шатнулась вперед и едва не упала. С помощью Фрэнсис она восстановила равновесие, но тотчас же отступила от нее на шаг. Тяжело дыша, они стояли лицом к лицу, на черно-белых плитках пола.

– Ничего такого нет, – повторила Фрэнсис успокоительным тоном. – Слышишь? Давай пойдем в гостиную. – Она протянула руку.

Но мать не пошевелилась. Вид у нее теперь стал настороженный, подозрительный. Все еще задыхаясь, она ответила:

– Нет… не хочу. У меня голова разболелась. Пожалуй, прилягу на часик-другой.

Не встречаясь глазами с Фрэнсис, но искоса поглядывая на нее чуть ли не с опаской, она прошла через холл к своей спальне и тихо затворила за собой дверь.

Внезапно почувствовав страшную слабость в коленях, Фрэнсис доковыляла до черного жесткого кресла и рухнула в него. Мысли ее лихорадочно заметались. Что делать? Что делать? Мать знает. Мать догадалась! По крайней мере, о части правды точно догадалась. Но сколько еще времени ей понадобится, чтобы понять и все остальное? Чтобы полная картина составилась у нее в уме, как один из ее чертовых акростихов? И если уж она сумеет увязать все факты в единое целое, то как скоро инспектор Кемп, и сержант Хит, и жених племянницы Пэтти, и коронер мистер Самсон… как скоро они… как скоро…

Фрэнсис боялась даже про себя произнести следующие слова. Она крепко прижала ладони к глазам. Ей позарез нужно увидеться с Лилианой. Но что подумает мать, если она сейчас сорвется из дома и помчится в Уолворт? И потом, вдруг здесь что-нибудь произойдет в ее отсутствие? Вдруг заявится сержант Хит, чтобы собрать свой очередной таинственный сверток? Вдруг он пожелает поговорить с матерью, которая находится в таком вот взвинченном состоянии? Нет, так рисковать нельзя – нельзя! Фрэнсис трясло от страха – дикого страха – при одной мысли о том, чтобы оставить все здесь без надзора.

Но ведь она может написать Лилиане! Вся встрепенувшись, она вскочила на ноги и кинулась наверх, в свою комнату. Там взяла бумагу, перо, чернила и принялась торопливо писать обо всем, что рассказала миссис Плейфер. Она исписала уже добрых три четверти листа, когда вдруг осознала свое безрассудство. Тебе нужно быть предельно осторожной, Лили. Бога ради, не делай и не говори ничего такого, что может навести полицию на подозрение… Господи, о чем она, вообще, думает? В ужасе Фрэнсис скомкала незаконченное письмо, бросила на пустой каминный колосник и поднесла к нему зажженную спичку. Если она сейчас совершает поступки столь необдуманные, значит наверняка и прежде где-то промахнулась. Она считала, что владеет ситуацией. Но на самом-то деле – ничего подобного! Родная мать подозревает, что она каким-то образом причастна к убийству. От уверенности, владевшей ею еще вчера, не осталось и следа. Фрэнсис дрожащими пальцами скрутила сигарету, просыпав половину табака на пол. Выкурила ее у окна, глядя в сад, на калитку в стене – задаваясь вопросом, как она вообще могла помыслить, что все обойдется.