Вскоре Лилиана глубоко вздохнула и закрыла глаза. Фрэнсис обняла ее одной рукой, и они прильнули друг к другу, совершенно обессиленные. Огонь гудел, потрескивал в камине, и комната вдруг стала невероятно уютной. Часы на полке показывали двадцать минут восьмого. Боже, ну и денек! Фрэнсис чувствовала себя выжатой как тряпка. Но самое поразительное, что все получилось, как и обещала Лилиана, причем даже в нужный срок. Мать вернется от миссис Плейфер только в половине одиннадцатого, а Леонард, скорее всего, еще позже, где-то в двенадцатом часу. У них есть целых три часа, чтобы прийти в себя и успокоиться.

Фрэнсис поцеловала Лилиану в макушку и прошептала:

– Ну как ты?

Лилиана нашарила ее руку и выдохнула:

– Ничего… Теперь обычная боль. Не такая, как днем.

– Я испугалась до смерти, когда тебя увидела! Думала, потеряю тебя.

Лилиана чуть отодвинулась, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Правда? – Она почти улыбалась.

– Но подозреваю, тебе все-таки хуже, чем ты показываешь. Ах, если бы я могла забрать твою боль!

– Я бы тебе не позволила.

– Ну хотя бы половину.

Лилиана помотала головой:

– Нет. Это моя боль, и я ее вытерплю. Это моя прежняя жизнь выходит из меня, моя жизнь с Леном. Вот почему мне было так плохо. Но сейчас уже лучше, честное слово.

Они снова прижались друг к другу и какое-то время сидели с закрытыми глазами, держась за руки.

Но Лилиана по-прежнему беспокоилась, как бы не испачкать диван. Пару раз она проводила ладонью под бедрами, проверяя, не протекает ли прокладка, а через несколько минут встала. Стыдливо отвернувшись, она подняла подол платья и испустила стон. Кровотечение наконец унимается, сказала она, но нижнее белье и чулки промокли насквозь, просто ужас. Ей нужно вымыться и поменять прокладку, пока сонливость не одолела.

Фрэнсис с трудом встала и потащилась в кухню за тазиком воды, мылом и полотенцем. Когда она вернулась, Лилиана, уже без юбки и чулок, пыталась отстегнуть пропитанную кровью прокладку от узкого полотняного пояса. «Ох, не смотри!» – вскрикнула она в который уже раз за день. Но поскольку она еле шевелилась от усталости и никак не могла справиться с зажимами, Фрэнсис поставила тазик на пол и подошла к ней, чтобы помочь.

Прокладка, тяжелая от крови, походила на шмат сырого мяса. Фрэнсис свернула ее как сумела и, за неимением другого места, положила на угли в камине. Лилиана, покачиваясь, опустилась на корточки над тазом и начала подмываться с мылом. Вода в тазике стала розовой, потом красной: при приседании у Лилианы возобновилось кровотечение. Фрэнсис с тревогой увидела тягучую густую струйку, похожую на блестящую темную нить. Она помогла Лилиане подняться с корточек и промокнуть бедра полотенцем, просунуть между ног новую прокладку и пристегнуть ее к поясу. Лилиана кое-как натянула юбку, потом рухнула на диван, задыхаясь от изнеможения, бессильно завалилась на бок и легла щекой на подлокотник.

Из-под полуопущенных набрякших век она следила, как Фрэнсис подбирает с пола испачканные кровью чулки и нижнюю юбку. Когда Фрэнсис подняла тазик с мутно-красной водой и направилась с ним к двери, она пролепетала:

– Мне страшно жаль, Фрэнсис. Это был кошмар какой-то… без тебя я не справилась бы. И я бы, наверное, умерла со стыда, если бы кто-нибудь, кроме тебя, увидел меня в таком состоянии.

После короткой заминки Фрэнсис ответила:

– А ты еще жаловалась на недостаток мужества.

Лилиана непонимающе смотрела на нее.

– Говорила, что тебе не хватает смелости. А посмотри, как мужественно ты держалась сегодня.

Глаза Лилианы наполнились слезами. Она помотала головой, не в силах произнести ни слова. Волосы у нее висели сосульками, лицо по-прежнему оставалось бледным и одутловатым, а губы – сухими. Но, глядя на нее через комнату, Фрэнсис со всей ясностью осознала, что еще никогда в жизни она никого не любила так сильно, так беззаветно.

Взяв тазик поудобнее, она повернула дверную ручку, поддела дверь мыском туфли, чтобы приоткрыть, неуклюже обогнула ее и вышла на лестничную площадку.

По ступенькам, на ходу расстегивая пальто, поднимался Леонард.

Фрэнсис вздрогнула так, что едва не расплескала воду из тазика. А потом неподвижно застыла на месте, парализованная страхом. При виде нее Леонард не проявил никаких эмоций сверх обычных: он, возможно, не особо обрадовался встрече, но устало вскинул ладонь в приветствии. Однако уже в следующий миг он заметил, что она ведет себя странно. А когда преодолел последние ступеньки и увидел в руках у Фрэнсис тазик и окровавленные тряпки, спрятать которые было решительно некуда, взгляд его стал острым, пристальным.

– Что происходит?

– Ничего, – ответила она вопреки всякой очевидности.

– Что-то с Лили?

Леонард с размаху надел шляпу на опорную стойку перил и стремительно прошел мимо Фрэнсис в гостиную.

– Лили! – донесся оттуда его голос. – В чем дело, черт возьми?

Фрэнсис могла думать только о том, что надо срочно уничтожить все следы крови. Она поспешила в кухню, выплеснула тазик в раковину, открыла кран до упора и подождала, когда вода в ней станет чистой. Потом торопливо протерла забрызганные фарфоровые стенки. Нижнюю юбку и чулки она попробовала отстирать, но безуспешно – только грязь опять развела в раковине. Наконец она кинула белье в пустой тазик, отнесла в свою комнату и оставила там на полу.

Затем, вытирая мокрые руки об юбку, она вернулась в гостиную. Сердце у нее колотилось как сумасшедшее.

Леонард, по-прежнему в пальто, сидел на краешке дивана спиной к Фрэнсис. Одну руку Лилианы он сжимал в своей, а Лилиана пыталась высвободиться. «Да успокойся, со мной все в порядке». Она уже приняла сидячее положение и сейчас улыбалась. Улыбка на ее напряженном бледном лице выглядела жутко. Под глазами обозначились темные круги, похожие на синяки. Когда Фрэнсис вошла, она посмотрела на нее беспомощным, испуганным взглядом.

Леонард резко обернулся:

– И давно она в таком состоянии?

– Со мной все в порядке, – повторила Лилиана, прежде чем Фрэнсис успела ответить.

Он снова повернулся к ней:

– В порядке? Да ты выглядишь – краше в гроб кладут! Я только что видел, как Фрэнсис выносит целый таз крови, и… Господи, а это еще что такое? – Он заметил свернутую прокладку в камине.

Улыбка Лилианы стала еще более жуткой.

– У меня месячные, вот и все. Просто очень тяжелые – ума не приложу почему. Фрэнсис мне помогала. Куда ты смотришь? Ах, не смотри туда! Обычная прокладка. Не смотри на нее! Мужья не должны видеть такие вещи! – Она подняла руку и насильно повернула его лицо к себе. – Почему ты дома? Почему ты здесь? Почему не с Чарли?

– Чарли пришлось уйти рано. У нас было время только на пару пива.

– Мы не слышали, как ты входил.

– Я доехал на автобусе до Камберуэлла, поэтому возвращался через сад. Ты выглядишь ужасно, Лили. У тебя ведь обычно не так, как сейчас?

– Да, в этот раз тяжело проходит.

– Когда я увидел таз…

– Там была просто вода…

– Мне так не показалось.

Леонард опять обернулся к Фрэнсис. Она по-прежнему стояла столбом у двери, держась за ручку: ноги не несли дальше, и все тут.

– С ней весь день такое творится? – спросил он.

Фрэнсис оцепенело смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

Вместо нее ответила Лилиана:

– Не волнуйся. Со мной все в порядке.

Он повернулся к ней:

– Почему ты все время это повторяешь? В чем дело?

– Ни в чем. Я…

Но Фрэнсис видела, что у нее уже нет сил продолжать в прежнем духе. Голос у нее задрожал, натужная улыбка превратилась в гримасу. Под недоуменным взглядом Леонарда она откинулась на подушки, прикрывая глаза ладонью. А чуть погодя уронила руку и устало произнесла, словно смирившись с неизбежным:

– Я не хотела тебе говорить, Лен. Я… я думаю, у меня выкидыш. Вот почему мне так плохо.

Леонард коротко оглянулся на Фрэнсис, хлопая рыжеватыми ресницами, потом повернулся обратно к Лилиане и понизил голос: