– Нам нельзя терять время, – прошептала она. – Чем раньше, тем лучше. А эффективнее всего таблетки действуют, если принять их примерно тогда, когда обычно приходят женские дела. У меня месячные должны были бы начаться в воскресенье. Но в воскресенье Лен будет дома. И в субботу тоже. А вот в пятницу он прямо со службы отправляется на встречу с Чарли. И твоя мать тоже куда-то уходит в пятницу вечером, ты говорила? К какой-то своей подруге?

Да, точно, вспомнила Фрэнсис, миссис Плейфер устраивает вечеринку с бриджем. Она и сама получила приглашение, еще две недели назад, но отказалась – хотела остаться дома, поблизости от Лилианы и Леонарда. И все это время…

– Ты не передумала? – беспокойно спросила Лилиана, заметив, что выражение лица у нее изменилось.

Фрэнсис нахмурилась:

– Нет… Просто все так неожиданно. У меня до сих пор в голове не укладывается. Не верю, что все обойдется без осложнений, без серьезных неприятностей. Если моя мать узнает…

– Не узнает.

– Откуда такая уверенность?

– А без уверенности здесь никак нельзя: чем больше ты уверена, тем лучше таблетки подействуют. Я сегодня же съезжу за ними.

– Сегодня? Может, все-таки подождать еще немного? Я чувствую себя так, будто подбила тебя на дурное дело и…

– Вовсе нет.

– Ну, значит, ты меня подбила. И я согласилась, вопреки своим принципам, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты полностью мне принадлежала, – не знаю, смелость это, трусость или… еще что-то.

Лилиана положила ладонь ей на щеку:

– Ах, Фрэнсис… Все не так серьезно, как тебе кажется.

– Ты уверена, Лилиана? Абсолютно уверена?

– Я приняла решение. Станешь ты мне помогать или нет – я все равно это сделаю.

– А если все же повременить день-другой?…

– Нет. Сегодня же. Теперь, когда я решила окончательно, я… просто хочу избавиться от него. – Лилиана переместила руку на живот и с отвращением поморщилась. – Мне противно думать, что он там, во мне, и растет с каждой минутой.

Фрэнсис тревожно вгляделась в нее.

– Нет, одна ты не поедешь. Я тебе не позволю. Вдруг с тобой что-нибудь случится?

– Да ничего не случится, не бойся. Женщины все время это делают. Замужние, я имею в виду, а не только одинокие или там непотребные какие-то. Я не хочу, чтобы ты заходила со мной в эту ужасную аптеку. Потому что тогда ты меня разлюбишь. Ты меня возненавидишь! Это моя проблема, и я сама с ней разберусь. – Она снова стиснула руку Фрэнсис. – Пожалуйста, положись на меня, моя дорогая!

Фрэнсис неохотно ответила на пожатие. Но отпускать ее одну она все же не собиралась. Виновато пряча глаза, она сообщила матери, что они с Лилианой решили посетить художественную галерею. Сразу после обеда они вдвоем вышли из дома и сели на трамвай до города. Лилиана сказала, что ехать лучше не на автобусе, а на трамвае: мол, тогда ее сильнее растрясет и это, «возможно, поможет делу». От каковых слов Фрэнсис передернуло. Всю дорогу она так нервничала, словно сама была беременна, а вот Лилиана, напротив, явно находилась в приподнятом настроении. Когда они расстались у Оксфорд-Серкус, Фрэнсис немного постояла на тротуаре, глядя вслед Лилиане, которая твердым быстрым шагом шла на запад по людной Оксфорд-стрит.

Было половина третьего. Они договорились снова встретиться в четыре, на Кавендиш-Сквер. День выдался пасмурный, сырой, но Фрэнсис взяла с собой зонт. Раскрыв его над головой, она побрела куда глаза глядят, безо всякой цели. С каждой минутой, однако, тревога в ней нарастала. Нет, ей не следовало отпускать Лилиану одну. Им вообще не следовало ехать в город. Господи, да что же они творят-то? Куда бы она ни кинула взгляд – всюду видела детские коляски и малышей с живыми розовыми личиками.

Спустя какое-то время Фрэнсис осознала, что Клипстон-стрит совсем рядом. Она пересекла улицу и прошла несколько сот ярдов до дома Кристины. Тотчас же стало ясно, что заходить к ней не стоило. В последний раз они виделись совсем недавно, и сейчас Кристина была занята. Она пригласила Фрэнсис войти, но постоянно поглядывала на ворох бумаг на рабочем столе. Когда Фрэнсис начала рассказывать про Лилиану, Кристина особого интереса не проявила и, едва услышав, что разногласия между ними улажены, нетерпеливо перебила:

– Ох, Фрэнсис, мне за тобой не угнаться! Я думала, ваши отношения закончились.

– Мне так казалось.

– Похоже, ты не слишком-то рада, что у вас все уладилось.

– Нет, я рада. Только…

Но что она могла сказать? Да мне же просто стыдно во всем признаться, вдруг поняла Фрэнсис. Да, у нее была острая потребность поговорить, излить душу: она хорошо помнила ощущение близости, возникшее между ними в мюзик-холле. Но теперь от него ничего не осталось – так, слабая шероховатость, частицы золы, налипшие на мыло.

Все остальное время они разговаривали о разной ерунде. Фрэнсис пробыла у Кристины не более двадцати минут и сильно пожалела, что вообще зашла.

Но перед самым уходом она медленно обвела взглядом комнату, вся обстановка которой говорила о характерах и вкусах Кристины и Стиви. У них с Лилианой будет такая же комната, как только они покончат с этим ужасным делом.

Когда через полчаса, сидя на скамейке на Кавендиш-Cквер, Фрэнсис заметила Лилиану, торопливо идущую к ней через садик, она вдруг задохнулась от прилива чистой, беспримесной любви – только потому, что увидела ее там, среди прохожих. Лилиана, с разгоряченным довольным лицом, мокрым от дождя, села рядом с ней под зонт и заговорила, шумно отдуваясь:

– Ф-фух… боялась, не успею вовремя! Оказалось, это вовсе не та лавка. Аптекарь направил меня в другую, на Чаринг-Кросс-роуд. Причем держался со мной оскорбительно – будто я уличная женщина или что-то вроде. Я нарочно сняла перчатки, чтобы показать обручальное кольцо, но он явно посчитал, что это просто маскировка такая. Да и бог-то с ним. Зато другой аптекарь был вполне любезен. Я купила. Смотри.

Она принялась расстегивать сумку. Фрэнсис тревожно огляделась по сторонам. Но день был сумрачный, прохожие спешили, спасаясь от дождя, автомобили громко шуршали шинами по мокрой мостовой – и шелковый зонт над ними двумя создавал странную иллюзию уединенности. Лилиана приоткрыла сумку ровно настолько, чтобы показать темно-желтый пакетик, в ней лежащий. Фрэнсис увидела плохо пропечатанную этикетку: «Таблетки д-ра Ридли для нормализации женских циклов».

Даже не верилось, что такое вот продается в вест-эндской аптеке в 1922 году. Выглядел пакетик как музейный экспонат, которому самое место среди медицинских диковин вроде заспиртованного двухголового младенца или банки с пиявками. Сами же таблетки, как обнаружила Фрэнсис, когда Лилиана осторожно раскрыла пакетик, были твердыми, волокнистыми, с едким мерзким запахом, отдаленно напоминающим мятный.

– Но они ведь и должны быть вонючими и гадкими на вкус, правда? – рассудительно произнесла Лилиана. – Иначе никто не поверит, что от них будет польза.

Под прикрытием сумки она вытряхнула на ладонь одну таблетку, с отвращением на нее уставилась, а потом попыталась поднести ко рту.

Фрэнсис в ужасе схватила Лилиану за запястье:

– Ты же не собираешься съесть ее прямо сейчас?

– Так надо, – сказала Лилиана. – Надо принимать по несколько таблеток первые три дня, а на четвертый принять все остальные.

– Нет, давай только не здесь, не сейчас.

Все казалось слишком реальным здесь и сейчас, когда мимо с гудками проносился таксомотор и красные автобусы, урча моторами, катили по Оксфорд-стрит.

Но Лилиана по-прежнему держала таблетку на ладони.

– Так надо, Фрэнсис, – повторила она. После чего втянула щеки, энергично подвигала губами, собирая слюну во рту, закинула таблетку на язык и, поморщившись, быстро проглотила.

Фрэнсис напряженно смотрела на нее:

– Как ты себя чувствуешь?

Лилиана протяжно выдохнула:

– Уже лучше, потому что начало положено. Но нам еще ждать и ждать. – Она свернула пакетик и затолкала поглубже в сумку. – Я приму еще одну на ночь и одну, когда проснусь утром. Если повезет, уже завтра начнется.