– Но я не хочу от него ребенка. Я вообще не хочу ребенка. Если дело не уладится само собой, я… я сама все улажу.

Фрэнсис снова услышала ровный стук дождя. Отстранившись от Лилианы, она ошеломленно прошептала:

– То есть избавишься от него? Ты это имеешь в виду?

– Да. Ничего страшного, Фрэнсис, не волнуйся. Есть таблетки, вызывающие выкидыш на раннем сроке…

– О нет, Лилиана, нет! Не верю, что ты серьезно! Это… слишком мерзко.

– Мне плевать – главное, чтобы таблетки подействовали.

– Сильно сомневаюсь, что они подействуют. Вдобавок бог знает какие у них побочные эффекты.

– Они прекрасно действуют, если выбрать правильные и принять вовремя. – Лилиана говорила уверенным тоном знающего человека. – И пожалуйста, не смотри на меня так. – Она покраснела. – Очень многие женщины это делают.

Фрэнсис не сводила с нее ошарашенного взгляда:

– Значит, ты уже принимала такие таблетки?

– Всего один раз. Но тогда у меня не оставалось другого выбора, Фрэнсис. Это было через год после нашей свадьбы и через пару месяцев после того, как я потеряла ребенка. Я… я тогда страшно боялась. Была сама не своя. Понимаешь, я вбила себе в голову, что опять повторится то же самое. У Веры подруга работает медсестрой, и она достала мне таблетки. Боль была дикая. Я думала, что умру! Я хотела выкинуть втайне от Лена, но в конце концов не выдержала и призналась. Его чуть удар не хватил. Он до смерти испугался, что родители узнают. И нам пришлось делать все по-тихому, в их-то крохотном домике с такой слышимостью. Но на этот раз будет не так плохо, потому что теперь я знаю, чего ожидать. Только мне одной не справиться. Сначала я думала ничего тебе не говорить, но… совсем без помощи будет слишком тяжело. Я могу достать таблетки. Могу съездить в лавку…

– В какую еще лавку? О какой лавке ты говоришь?

– Ну, есть одно место в городе, на Эджвер-роуд. Мне про него Верина подруга рассказала. Там можно купить таблетки. Я знаю, какие спрашивать. Но мне понадобится твоя помощь, когда начнется самое худшее.

Лилиана явно все продумала заранее. Фрэнсис еле успевала переваривать услышанное. Чтобы спокойно обсуждать подобные вещи, здесь, в ее спальне в доме на Чемпион-Хилл, дождливым утром понедельника…

– Наверняка же есть другой выход?

– Нет, Фрэнсис.

– Но ты можешь повредить своему здоровью!

– Меня это не волнует.

– А меня очень даже волнует. Я наслышана о таких историях. Это небезопасно.

– Нет-нет, это небезопасно, только когда ты пропустила нужный срок – когда зародыш превращается в настоящего ребенка и тебе приходится что-то вводить в матку, чтобы от него избавиться. Но это совсем другое дело. Это противоестественно. Это грех и тяжкое преступление. На такое я никогда не пойду.

– Но ведь то, о чем ты говоришь, ровно то же самое.

– Нет, Фрэнсис, совсем другое.

Голос Лилианы снова звучал настойчиво, даже слегка раздраженно. Фрэнсис не могла взять в толк, действительно ли она не понимает процедуру или же просто выбрала удобную для себя позицию и решила твердо стоять на ней. В любом случае… боже, до чего это гадко! До чего непохоже на все чистое, истинное, светлое, о чем мечталось!

Фрэнсис вдруг почувствовала себя неуютно. Осознала, что полураздета и ей зябко. Она встала с кровати, прошла через комнату и села на краешек кресла, подобрав ноги и обхватив себя руками.

Лилиана пристально наблюдала за ней:

– О чем ты думаешь?

– Пытаюсь уложить все в голове. Я сейчас… как оглушенная. У меня почва из-под ног выбита. Извини.

– Не расстраивайся, не надо. Ничего страшного нет. Самое обычное де…

– Когда это случилось? – резко перебила Фрэнсис.

Лилиана растерянно моргнула:

– Что? Я же тебе сказала.

– Да. Но я спрашиваю – когда именно? В какую именно ночь?

– Ах, не все ли равно? Это случилось, и точка.

– В ту ночь, когда ты гладила белье? А я зашла к тебе на кухню?

– На кухню? – Лилиана нахмурилась, припоминая. – Нет. Нет, должно быть, позже. Я точно не знаю, Фрэнсис.

Значит, какая-то самая обычная ночь. Одна из множества ночей, когда Фрэнсис лежала в постели, напряженно прислушиваясь к щелчку закрываемой двери и всем последующим звукам, из-за нее доносящимся.

Лилиана не сводила с нее напряженного взгляда:

– Разве ты не хочешь, чтобы мы были вместе? Ты же еще минуту назад хотела. И сказала, что не позволишь мне смалодушничать.

– Я не знала, что для этого тебе придется сделать выкидыш.

– Ты сказала, что от многого откажешься ради меня. Так почему не хочешь, чтобы я отказалась от ребенка – ради тебя?

Фрэнсис похолодела от ужаса. Господи, неужели она сама и склонила Лилиану к такому решению? Невольно содрогнувшись, она потерла ладонями голые плечи, покрывшиеся гусиной кожей. Она понимала, что сейчас ей следует вернуться в постель, заключить Лилиану в объятия. Но не могла сдвинуться с места: ее словно парализовало. Она все думала о том, как лежала на этой самой кровати, пока в соседней спальне…

Считается ведь, что женщина зачинает ребенка, только когда испытывает наслаждение.

Она решительно отмела эту мысль. Лилиана готова полностью принадлежать ей, ей одной. Вот о чем нужно помнить. Вот что главное. Да, она забеременела, и это ужасно. Но ведь не расставаться же им из-за такой, в общем-то, мелочи?

Фрэнсис наконец поднялась с кресла, снова легла на кровать, и они с Лилианой тесно прижались друг к другу.

– Мне очень жаль, – повторила Лилиана. – Не сердись на меня, Фрэнсис. Я люблю тебя, люблю безумно. И все не так страшно, как ты думаешь. Это… ну, обычная неприятность, совершенный пустяк. Вроде больного зуба, который нужно выдрать. Как только я разберусь с этим, мы сразу же все забудем. И сможем быть вместе, как ты и говорила.

Когда к обеду мать вернулась домой после своего утреннего визита к викарию, Фрэнсис стоило больших усилий смотреть ей в глаза. Она боялась встречаться взглядом и с Леном, когда тот пришел со службы вечером. Никакого энтузиазма по поводу будущего, которое они с Лилианой планировали, Фрэнсис больше не испытывала – воодушевление исчезло, растворилось бесследно, одинокая бледная ниточка в темном-темном клубке проблем.

Лежа в постели ночью, она попыталась разложить все по полочкам. Допустим, ребенок родится. Справятся ли они вдвоем? Это будет очень трудно, но не невозможно, отнюдь не невозможно. Другие женщины справляются же, причем не имея таких денег, какие будут у них. После войны тысячи семей остались без отцов… Но в глубине души Фрэнсис не хотела этого. Ведь, помимо всего прочего, это навсегда свяжет их с Леонардом – даже если предположить, что он позволит им растить своего ребенка. И возможно, ради ребенка Лилиана решит вернуться к мужу. Возможно, ради него Барберы попытаются наладить семейные отношения. Что тогда станет делать Фрэнсис? Вернется к своей прежней жизни – жизни без любви, без Лилианы, – подобная змее, влезающей обратно в свою иссохшую старую кожу?

При этой мысли Фрэнсис охватила паника, которая сама по себе не на шутку ее испугала. Неужели, горестно подумала она, любовь никогда и не была ничем другим, как просто спасением от одиночества, своего рода страховкой от душевной пустоты? В конце концов, подлинны ли их с Лилианой чувства? Фрэнсис вспомнила, какими непрочными они показались ей после визита Эдит. И сейчас, в темноте, вдруг подумала, что ведь их отношения, в сущности, ни на чем не основаны, ничем не скреплены. Они с Лилианой ни разу не провели ночь вместе. Даже ни разу не поели вместе, если не считать дурацких пикников в парке. Но тем не менее они строят планы на будущее, всерьез обсуждают, от чего готовы отказаться сами и от чего заставят отказаться других людей – ее мать, Леонарда…

Фрэнсис лежала без сна два или три часа и наутро встала совершенно разбитой.

Лилиана же, напротив, выглядела лучше, чем когда-либо за последние несколько недель. Едва лишь они остались наедине, она схватила Фрэнсис за руки. Оба кольца, разумеется, опять были у нее на безымянном пальце. Она долго обдумывала, когда лучше «это сделать», сказала Лилиана.