«Пьяна и сухим и крепленым…» Пьяна и сухим и крепленым, Я буду всю ночь танцевать, Шутить над мальчишкой влюбленным И шпилькою письма вскрывать, Я буду являться незваной, По мелочи всем ворожа, Лить воду, соль сыпать на раны И есть – по привычке – с ножа. С волос поседевших на плечи Цветастый платок уронив, Пасьянс разложу я под вечер, И будет мой вечер ленив… Соседка, мой хлам разбирая, Находку согреет рукой: На яблоке – надпись витая: « kaὶ ἔσεσθε ὥσπερ Θεoί»2. 1980 «На траве зеленой, влажной, длинной…» На траве зеленой, влажной, длинной Воду льют в долбленый малахит. Перейти осталось круг старинный, Но озноб колени леденит. Под улыбкой губы задрожали Лепестками розы на ветру: «Что стоишь? Не мы тебя позвали И с тебя сорвали кожуру. Опусти же взгляд неослепленный, Тяжкой чашей по земле ударь». Скачет вдаль на жеребце зеленом С шумной свитой юный государь. 1980 «Вдруг замерли дожди, как вздыбленные кони…» Вдруг замерли дожди, как вздыбленные кони, И ветер вдаль прошел – дорожный плащ в пыли… Деревья, изумясь, из трепетных ладоней Роняют хрупкий груз листвы на грудь земли. И лист разбившийся исходит ароматом Тревожным и сухим, как плотный темный шелк. От вопрошающих укрыт поступка толк, И роскошь нищеты неведома богатым. 1980 «Эти старые зимние дачи…» Эти старые зимние дачи. С черных бревен стекает вода, Доски накрест на окнах незрячих И комком на земле – провода; В доме – погреба запах зеленый, Стулья, мыши, от пыли темно… Этот мир из складного картона, Эту ширму я спрятала, – но, — Там, смирив распадения силу, Бродят (как их сюда занесло?) Громче – скрипка: светло и уныло. Тише – флейта. Та – только светло. 1980 Сердцевина жизни (1980–1983) «Кого ты будишь, воздух влажный…» Кого ты будишь, воздух влажный? Я сплю, и цепи не звенят. Мне снится город двухэтажный, Цветущий персиковый сад… И круглый пруд, и шум пирушки, Вина не хватит – есть вода… Как любопытство равнодушно На час заехавшей сюда! Здесь речи пенятся, как реки, А стороны обратной нет… Мне сквозь неподнятые веки Глаза тревожит жаркий свет. 1980 «Что холодно, что дождь на желтом камне…» Что холодно, что дождь на желтом камне Ознобом округлился и застыл, Что звонкий камень мастера руками В тысячелетний сложен монастырь; Что белый сыр едят, нарезав крупно, Горячие лепешки не соля, Что даже осязанию доступно, Как круто здесь замешена земля, Что все-таки на дне – осадком – больно, — Не тяжело; страшней, что нет тепла. Как голуби, на старой колокольне Ночуют и молчат колокола. 1980 «Во мне уютно голосам чужим…» Во мне уютно голосам чужим Аукаться, затеивая жмурки, И прятаться по комнатам пустым, Да ноготком писать по штукатурке: «Я здесь была…» Ни подписей, ни дат… Лишь иногда портрет карикатурный. Огрызок яблока, египетский смарагд И – все на ногу левую – котурны. До срока пряжа у сестер прочна. Скрипит станок, переплетая нити. Как терпеливо ткет плащи жена! Муж далеко, и некому носить их, Вот мне и дали; с радостью взяла: Теперь зима длиннее с каждым годом. Давно покрыты пылью зеркала, И пестрый кот скучает перед входом. 1980 «До пятого акта закончилась пьеса…» До пятого акта закончилась пьеса, И веет недобрым от ближнего леса, И рыжая кошка свернулась клубком, На листьях лежит и не просится в дом. Так я, наконец, получила свободу; А в праздники пью не цикуту, не воду — На случай такой разверну полотно, Приправы в горячее брошу вино. И тмином – на горечь, и тленом – на горе; Пути твои в узел завяжутся вскоре; Душистой корой да перстью земной, Сушеной, толченой гадючьей спиной. И ты не узнаешь, что будет со мной. 1980 «Довольно надежды, довольно и нежности лживой…» Довольно надежды, довольно и нежности лживой, Глаза отводить и небьющимся сердцем лукавить. Довольно ли силы не знать, что умершие живы, На черном пороге горшочек с похлебкой не ставить? Довольно ли зримо: чертеж мирозданья печален? Довольно ли горько? Устройство его справедливо. Довольно ли влажной соломы? С рогами завален Бессолнечный день в ноябре затяжном и дождливом. Довольно ли вам? Музыкальную властную фразу, Как светлую лестницу, тьме посвятив без опоры, Оставил открытой немецкий расчетливый разум, Но руки пусты, и чужие доспехи не впору. 1980 вернуться«И будете как Боги [знающие добро и зло]». |
