Маша Слоним – моя подруга, которой посвящено стихотворение, тогда уезжала в эмиграцию, в то время как я еще только собиралась. Сейчас она – одна из немногих прочно вернувшихся. «Не спи на закате…» Не спи на закате, приснятся крылатые львы над каналом, расцепятся цепи, взлетишь и погибнешь, Икар, ламорисовский шар, в бетонном колодце, на лестнице у ростовщицы, между печкой и шкафом, не спи на закате, не спи, холодной водою, горькими слезами отгони сонливость, голова к подушке, крылатые цепи, чугунные крылья, голова – чугун… Отгони себя за борт канала, чтоб чернела вода и сминала воспоминанье и сон незакатных времен. Не спи на закате… ⇨ По народному поверью, правоту которого легко проверит каждый, спать на закате плохо: не высыпаешься, встаешь с тяжелой головой, чувствуя себя разбитым. …приснятся крылатые львы над каналом, / расцепятся цепи (…) крылатые цепи, / чугунные крылья… ⇨ Крылатые львы (грифоны) на цепном Банковском мосту через канал Грибоедова в СПб. …взлетишь и погибнешь, / Икар, ламорисовский шар. ⇨ Икар – общеизвестный герой др.-греч. мифологии, взлетевший слишком близко к солнцу, несмотря на предостережения отца, и упавший, потому что растаял воск, скреплявший его крылья; в к/ф французского режиссера Ламориса «Красный шар» воздушный шарик гибнет, сбитый мальчишками из рогатки. …на лестнице у ростовщицы… «Он уже был на лестнице… Переведя ⇨ дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница по ту пору стояла совсем пустая. (…) Потом еще раз прислушался вниз на лестницу, слушал долго, внимательно» (Достоевский, «Преступление и наказание»). …между печкой и шкафом… ⇨ «Или вправду там кто-то снова / Между печкой и шкафом стоит?» (Ахматова, «Поэма без героя»), в свою очередь, идущее от: «С правой стороны этого шкафа, в углу, образованном стеною и шкафом, стоял Кириллов…» (Достоевский, «Бесы») и: «В самую эту минуту, в углу, между маленьким шкафом и окном, он [Раскольников] разглядел как будто висящий на стене салоп…» (Достоевский, «Преступление и наказание»). Приводя эту последнюю цитату, В.Н. Топоров пишет: «…один из важнейших мотивов сна Раскольникова (…) многократно повторенный в разных комбинациях (шкаф, печь, стена, окно) в русской литературе» (О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления. Прил. 4 // В.Н. Топоров. Миф. Ритуал. Символ. Образ), а дальше, в прил. 7, озаглавленном «Узость – ужас», приводит еще целый ряд схожих примеров, прежде всего из Достоевского. «Гримасою прощальной…» Гримасою прощальной на мой закат печальный, на пройденный зенит, на мой печальный запад, где прежней жизни запах едва в ушах звенит, на мой холодный ужас, на мой остывший ужин, на пайку новых лет, и оклик твой печальный, плеснувший в берег дальный, последний мне привет… «Как молчаливы эти ивы, эти вербы…» Как молчаливы эти ивы, эти вербы, хоть вдоль дорог и вширь полей гудит вихорь, в нас еле живы еле внятные напевы, плач предков, клёкот журавлей, судьбы прихоть. Как терпеливы эти руки в теле глины, хоть полночь сжала горизонт серпом лунным, забыть мотивы, не запеть всё те же гимны, «Крайобраз по…», и новый фронт открыт гуннам. «Крайобраз по..» ⇨ Начало польского названия к/ф Вайды «Пейзаж после битвы» («Krajobraz po bitwie»). «Тень мой, стин мой, тихий стон…» Тень мой, стин мой, тихий стон струн, натянутых на стены, камерная музыка и казарменная брань. Я и до сих там брожу, брежу, грежу и тужу, в ту же сдвоенную решку зачарованно гляжу. Все свое ношу с собой: этажи в пружинных сетках, вечное отчаянье, ежедневное житье. Только тень в стране теней все яснее и плотней, и сгущается над нею прежний иней новых дней. Тень мой, стин мой… ⇨ «Тень» (cień) по-польски мужского рода, отсюда «тень мой»; «стин» (stín) – тоже тень, но по-чешски. …камерная музыка / и казарменная брань. ⇨ «Камерная музыка» – соединение музыкального термина, притом что музыка звучит в тюремной камере, и «блатной музыки» – блатного, воровского языка (в наше время – «фени»). …в ту же сдвоенную решку… ⇨ См. прим. к стих. «Вздохнет, всплакнет валторна электрички…». …этажи в пружинных сетках… ⇨ В тюрьмах между этажами (в лестничных пролетах) обыкновенно натянуты сетки (против самоубийств?). «Как искрится черемуховый ворох…» Как искрится черемуховый ворох в окно наддавшей ходу электрички, в поспешных про́водах, оборванных укорах одна к одной, ломаясь, гаснут спички. Тебя уносит мутное стекло, пустой перрон меня назад относит, мне – сумерки, мне – сумрак на откосе, лишь бы тебе, лишь бы тебе светло… «Взлетаю вверх усильем слабых плеч…» Взлетаю вверх усильем слабых плеч и, колотя по воздуху кистями, в туман стараюсь, в облако облечь, что одевалось мясом и костями, да говорят, игра не стоит свеч, и дружескими, милыми горстями, пока я набираю высоту, сырая глина скачет по хребту. Из теплых туч не выпаду росою, и стебельком асфальт не прорасту, смерзается дыхание густое в колючий столб и хвалит пустоту… Чего я сто́ю? Ничего не сто́ю, но всё как на столпе, как на посту в пыли морозной висну без опоры, взирая слепо книзу на заборы, на изгороди, проволки, плетни, на разделенье мира, на раздоры, извечные колодца и петли бесплодны за меня переговоры, и, вытолкнута из-под пят земли, я все лечу, лечу туда, где скоры расправы и суды, где, скомкав речь, на вечной койке разрешат прилечь. |
