Но вернемся к мужской анатомии. У самца Homo sapiens наиболее длинный пенис из всех приматов (в абсолютном выражении, а что касается соотношения с массой тела, мы по параметрам близки к шимпанзе), а также не очень удобная склонность достигать оргазма еще до того, как женщина как следует возбудится. Стремление кончить быстрее и проникнуть глубже косвенно свидетельствует в пользу конкуренции. Еще один аргумент сторонников гипотезы «спермовых войн» – американское исследование 1994 года, в ходе которого ученые просили гетеросексуальные пары разлучаться на какое-то время и сравнивали состав мужского эякулята в режиме совместного и раздельного времяпрепровождения[113]. Выяснилось, что когда пары проводили вместе 100 % времени, сперма за одно семяизвержение содержала 389 млн сперматозоидов. А когда мужчина видел свою женщину лишь 5 % времени, количество сперматозоидов возрастало почти вдвое – до 712 млн, как будто организм предполагал, что свободное время партнерша могла провести с другим мужчиной, с которым теперь надо соревноваться.
Форма человеческого пениса (в частности, его головки), по мнению некоторых ученых, помогает выталкивать сперму предшествующего самца. Поскольку проверить эту гипотезу на живой женщине было несколько затруднительно с этической точки зрения, американские исследователи использовали три искусственных члена реалистичного размера (у одного из них удалили венчик головки, чтобы посмотреть, будет ли разница – да, в этом плюс силиконовых моделей), вагину из секс-шопа и муку (в другой итерации – кукурузный крахмал), смешанную с водой для имитации спермы. (На всякий случай вот рецепт: 18,8 г муки и 250 мл воды, припускать в течение 15 минут, перемешивая, затем охладить – теперь, если вам когда-нибудь понадобится изготовить искусственную сперму, вы знаете, что делать.) В описании исследования говорится, что трое «опытных в сексуальном плане мужчин» признали консистенцию реалистичной (хотя нам и не очень понятно, зачем вообще понадобилась искусственная сперма при наличии в команде мужчин). Все работало, когда пенис погружался в вагину больше, чем на 75 % длины, – как минимум треть объема эякулята выталкивалась обратно, а член без венчика оказался неэффективен[114].
Но кое-что все равно не сходится: у полигиничных горилл и лангуров, которые не соревнуются за самок, пенисы тоже имеют головку, как и у людей, а вот у полигамных бонобо и шимпанзе нет. Так что, возможно, это случайный бонус. При этом семявыводящий проток у приматов, практикующих полигамию и полигинию, короче, чем у Homo sapiens, и с более мощной мускулатурой. У приматов с крупными семенниками семенные пузырьки имеют крупные размеры, что свидетельствует о способности вырабатывать много семенной жидкости, в то время как у человека семенные пузырьки средних размеров. Длина яйцеводов у самок приматов также зависит от стратегии размножения – у видов, в жизни которых имеет место конкуренция спермы, яйцеводы длиннее (то есть «трасса», на которой сперматозоиды могут обгонять друг друга, больше заточена под соперничество). А вот у женщин они сравнительно коротки. И это еще один довод в пользу сторонников моногамии.
В конце 1980-х возникла еще одна любопытная теория: возможно, в состав спермы входят так называемые сперматозоиды-камикадзе, цель которых – не оплодотворить яйцеклетку, а снизить риск оплодотворения спермой последующего самца[115]. Долгое время она вызывала большой интерес у прессы, но в 1999 году появилось исследование английских ученых из Шеффилдского университета, которое ее опровергло. Его авторы, если описывать эксперимент упрощенно, взяли сперму у разных мужчин, смешали и посмотрели, будут ли сперматозоиды сражаться не на жизнь, а на смерть. Результаты оказались разочаровывающими – ничего интересного в таких спермококтейлях не происходило, и все взаимодействия между сперматозоидами были случайными и не влияли на их жизнеспособность[116]. Правда, выборка была совсем небольшой – всего 15 мужчин, поэтому далеко идущие выводы делать сложно. С другой стороны, более убедительного исследования, которое доказало бы обратное, тоже пока нет.
Ученые Алан Диксон и Мэтт Андерсон изучили сперматозоиды приматов и человека с точки зрения их «гоночных свойств». Каждый сперматозоид состоит из головки, в которой содержится ядро, средней части, где содержится митохондрия (энергетическая станция клетки, дающая «хвосту» силы на движение), и жгутика, с помощью которого сперматозоид плывет. Если митохондрия выполняет функцию топливного бака, рассудили Диксон и Андерсон, у сперматозоидов, конкурирующих друг с другом, средняя часть должна быть крупнее. Поэтому они измерили параметры «живчиков» у разных видов приматов (размеры сперматозоидов не зависят от размеров тела, так что их можно было сравнить по абсолютным показателям). Гипотеза подтвердилась: у приматов, живущих многосамцовыми группами (макаки, анубисы и шимпанзе), средняя часть сперматозоидов достоверно больше, чем у моногамных (игрунки и гиббоны) и полигинных (гелады и гориллы) видов. Люди, согласно этим измерениям, на полигамию все же не тянут[117].
Довольно низкий половой диморфизм в плане размеров тоже аргумент в пользу моногамии, потому что у полигамных/полигинных приматов самцы заметно крупнее самок. Мужчины в среднем весят лишь на 20 с лишним процентов больше, чем женщины, правда, у женщин на запасы жира приходится намного большая доля массы тела, чем у мужчин. К тому же по показателям физической силы мужчина все-таки заметно превосходит женщину.
Наконец, еще один аргумент в споре сторонников моногамии и полигамии – copulation vocalization, или стоны самок во время секса, которые практикуются не только у Homo sapiens, но и у приматов. Есть версия, что таким образом самка подначивает других самцов порезвиться с ней после того, как закончит текущий партнер. Учитывая, что вопить в природе в присутствии хищников довольно рискованно, ученые сходятся на том, что такое поведение должно иметь весомые социальные выгоды[118].
В общем, хотя исчерпывающих доказательств пока не предъявила ни одна сторона, наши доисторические предки, судя по всему, не были так уж безукоризненно моногамны. Но придется разочаровать и тех, кто любит романтические истории про верность волков, лебедей и других животных. И тут есть нюансы: в подавляющем большинстве случаев речь идет о так называемой социальной моногамии – самка и самец привязаны друг к другу, совместно живут, используют ресурсы и выращивают потомство, – но не о моногамии сексуальной. Какое-то время эти различия не играли роли для науки просто потому, что их невозможно было зафиксировать доступными средствами, но в конце 1980-х молекулярно-генетические методы исследований позволили обнаружить, что 80 % видов птиц, которых ранее считали моногамными, периодически все-таки изменяют постоянным партнерам. В том числе и лебеди.
Нейробиология измены
Судя по всему, на нашу готовность потакать стремлению к сексуальному разнообразию сильное влияние оказывают гены. Английский генетик Линн Черкас вместе с коллегами обследовала 1600 пар женщин-близнецов в возрасте от 19 до 83 лет. Почти у четверти участниц исследования была сексуальная связь на стороне. При этом однояйцевые близнецы обманывали партнеров примерно в полтора раза чаще, чем разнояйцевые[119].
Вольфганг Форстмайер из Института орнитологии Общества Макса Планка в Зеевизене (Германия) наблюдал за зебровыми амадинами (эти птицы формируют пожизненные моногамные пары, хотя некоторые из них и не прочь гульнуть на стороне) и выяснил, что в популяции из поколения в поколение передаются гены «поиска приключений». Причем наследуются они и самцами, и самками.