В конце 1990-х археологи впервые обнаружили останки ардипитеков – древнейших предков человека, живших примерно 4,4 млн лет назад. Кости ног найденных скелетов «рассказали» ученым, что эти древнейшие гоминиды уже ходили на двух конечностях. Кроме этой примечательной особенности, про ардипитеков известно, что жили они в тропических лесах, а питались фруктами и орехами. Став в XX веке сенсацией, ардипитеки наделали шумихи в научных журналах. Исследователь эволюции человека Оуэн Лавджой написал несколько статей о них, в одной из которых, в частности, заявил, что ардипитеки, безусловно, были моногамны – скелеты найденных самок и самцов оказались примерно одного размера, что обычно характерно для видов, в которых самцам не надо постоянно конкурировать за самок[109]. Впрочем, на полноценное доказательство этот аргумент не тянет, скорее на гипотезу. С которой, разумеется, согласились далеко не все. Например, супружеская пара – психолог Кристофер Райан и психиатр Касильда Жета, – основываясь на поведенческих и психологических особенностях современных людей, предположили в своей книге «Секс на заре цивилизации» (Sex at Dawn), что сексуальные отношения у наших далеких предков, охотников и собирателей, строились не в пределах семьи из двух партнеров, а, скорее, в полигамных группах, состоявших из разного количества мужчин и женщин[110]. Поэтому не стоит стыдиться естественного желания спать с разными партнерами. Напоминает приверженцев палеодиеты, не так ли?
А вот эволюционисты, наблюдая за нашими «родственниками», бабуинами и гориллами, сделали ставки на полигинию, активно практикуемую представителями этих видов. Полигиния – это «урезанный вариант» полигамии, когда на одного самца приходится несколько самок. Версию с полигинией поддерживают и антропологи. Американский антрополог Джордж Мердок, изучив семейные обычаи 1157 разных обществ людей, выяснил, что полигинию массово практикуют в 982 из них (безусловно, современная западная культура попадает в оставшиеся 175)[111]. Правда, сравнивать количество обществ с разными типами семьи не вполне корректно, потому что на тип семьи в том числе влияет и тип хозяйства. Чтобы понять, как отношения выглядели в прошлом, логичнее смотреть на современные племена охотников и собирателей. А их осталось немного.
Дело Мердока продолжил эволюционный биолог Майкл Хаммер. Он нашел способ с помощью генетики выяснить, каково в среднем было соотношение мужчин и женщин в «семье». Говоря более точным языком, Хаммер с коллегами хотели сопоставить процент мужчин и процент женщин, которым удалось передать свои гены.
У женщин две X-хромосомы, и одну из них они всегда передают или сыну, или дочери. Мужчины, с другой стороны, передают или Y-хромосому сыну, или X-хромосому дочери. При этом и мужчины, и женщины передают детям одинаковое число аутосом (так называют множество всех неполовых хромосом). Это означает, что, сопоставляя генетические различия между X-хромосомами и аутосомами, можно сравнить размер популяции мужчин, которым удалось успешно передать свои гены, с аналогичной популяцией женщин. Если соотношение сумевших размножиться мужчин и женщин примерно 1:1, это значит, что отношения между людьми могли быть ближе к моногамным. Но если на каждого оставившего потомство мужчину приходится две-три оставивших потомство женщины, это аргумент в пользу полигинии.
Команда Майкла Хаммера проанализировала хромосомы в шести разных сообществах: среди французских басков, островитян-меланезийцев из Папуа – Новой Гвинеи, охотников и собирателей племени биака из Центрально-Африканской Республики, жителей деревни Манденка из Сенегала, охотников-собирателей сан из Намибии и представителей китайской этнической группы хан.
Исследователи обнаружили куда большее разнообразие X-хромосом, чем стоило ожидать, если бы моногамия была стандартной практикой. Соотношение мужчин и женщин указывает на полигинию, хоть она и отличалась у разных народов (у намибийцев соотношение 2,4:1, а вот у басков – 8,7:1). Данные, полученные Хаммером и его командой, свидетельствуют в пользу того, что полигиния была наиболее распространенной системой организации сексуальных отношений как минимум около 10 000 лет до н. э. Хотя к такому результату могла привести не только полигиния, но и патрилокальность (тип семейного уклада, при котором юноши остаются жить в родном племени, а девушки выходят замуж в чужие племена). В этом случае мужчины одного племени оказываются родственниками по мужской линии, несут одинаковые Y-хромосомы и в таком генетическом анализе неотличимы от одного владельца гарема. Впрочем, этим аргументы против моногамии не исчерпываются.
Другую версию предложила приматолог Сара Блаффер Хрди, одна из ведущих специалистов по полигинии у приматов. Современные бонобо и шимпанзе – наши самые близкие родственники, – как правило, живут в группах с соотношением самцов к самкам один к двум или один к четырем. Хаммер с коллегами назвали бы их «умеренно полигинными». Однако это не «семейные союзы» из нескольких самок и самца, потому что и самцы, и самки спариваются с разными партнерами. Разумеется, выбор делается не случайно. Соотношение самцов и самок у шимпанзе и бонобо выглядит так же, как у древних людей, потому что самки, как и женщины из обществ охотников и собирателей, предпочитают спариваться с высокостатусными самцами на пике своей овуляции. Они также спариваются с другими самцами в другие периоды цикла (скорее всего, самки сознательно запутывают самцов, чтобы никто не знал, где чьи дети, и не устраивал инфантицид), но так как вероятность беременности значительно снижается, менее статусные самцы реже оставляют потомство и передают свои гены. Хрди предполагает, что наши предки жили примерно по тем же принципам, поэтому, скорее всего, стоит говорить не о полигинии (несколько женщин у одного мужчины), а о полигамии (и у мужчин, и у женщин по несколько партнеров).
Есть и другие косвенные свидетельства в пользу полигамии. Некоторые особенности мужского тела говорят о так называемой «конкуренции спермы» (или «спер-мовых войнах», как это называют некоторые ученые), принятой у наших далеких предков. Если сперма двоих и более самцов оказывалась в репродуктивном тракте женщины в одно и то же время, побеждало потомство самца с более мощной эякуляцией, высокой концентрацией и подвижностью сперматозоидов, а поскольку в условиях полигамии такие ситуации должны были происходить довольно часто, мужской организм со временем к этому адаптировался. В пользу этой гипотезы говорит, например, то, что яички у мужчин гораздо больше (относительно общей массы тела), чем у любых моногамных приматов (хотя и меньше, чем у полигамных). Для сравнения: у орангутана – 0,018 % массы тела, у гориллы – 0,048 %, у самца человека – 0,079 %. А вот у сексуально раскрепощенных шимпанзе – 0,269 %. Правда, надо учитывать, что гиббоны и гориллы не очень сексуально активны (2–3 спаривания в месяц), а люди и в моногамных отношениях имеют секс чаще и спермы требуется больше.
За счет расположения мужских яичек снаружи тела, в них постоянно поддерживается температура ниже, чем во внутренних органах, что способствует регулярной выработке большого числа сперматозоидов и делает их более подвижными. В общем, природа сделала многое для того, чтобы сперма любого самца Homo sapiens всегда оставалась конкурентоспособной, хотя сидячий образ жизни, теплая одежда и облегающее белье вносят некоторые коррективы в этот прекрасный замысел. Голландский исследователь Эрвин Компанье выдвинул гипотезу, согласно которой всем мужчинам для поддержания здоровья стоило бы брать пример с шотландцев и носить килты (к тому же это психологически комфортно и нравится девушкам!). Для ее подтверждения ученый предложил обзор научных публикаций о связи между одеждой и мужским репродуктивным здоровьем[112]. Несмотря на то что несколько исследований действительно указывают на прямую связь между тесной одеждой и бельем и более низким качеством спермы, сейчас положение дел у шотландских мужчин не сильно отличается от среднеевропейского. Но Компанье считает, что это закономерная расплата за переход к презренным брюкам и джинсам, и, если бы шотландцы по-прежнему надевали килты не только по праздникам, они уже были бы впереди планеты всей. Кстати, если вас интересует, носят ли гордые горцы что-нибудь под килтом, Компанье и это выяснил – 70 % по-прежнему говорят трусам «нет».
