— Папа, а для чего тогда? — мой наследник, оказывается, всё расслышал.

— Диоды — для выпрямления тока. Я же объяснял тебе — мы с наших генераторов получаем переменный, а для некоторых работ нужен постоянный, и тогда мы с помощью диодов получаем его из переменного.

— Так это же разве диод? Это же лампа какая-то.

— Диоды могут быть и ламповыми. Наш меднозакисной — совсем слабенький, а ртутный выпрямитель — для многих случаев слишком мощный. Вот, ламповый диод как раз промежуточным будет по мощности.

— И эта лампа, значит, тоже будет ток выпрямлять?

— Ну, может и выпрямлять, если как диод её подключить. Но вообще-то это у нас триод — три электрода, а не два. Он для связи нужен — с ним более дальняя получится, чем наша. Если все три электрода подключить, то будет как триод для связи работать, а если сетку — спиральку вот эту проволочную — не включать, то будет как диод работать, для выпрямления тока, — мы ещё и сами не решили, будем ли производить диод, то бишь модификацию этого же триода, только без сетки, или уж гнать ради унификации одни только триоды, но использовать их в разных режимах — по реальным потребностям. И у того варианта свои резоны есть, и у этого…

— У кузнеца тоже раскалённая докрасна железяка светится, — добавил Серёга, — Но это же не значит, что он нагревал её ради этого свечения.

Потом раб доложил о завершившемся процессе, и мы пошли доводить начатое до конца. К лампе подключили провода, замкнули цепь, она снова засветилась — в самом деле, где-то на уровне античной масляной. Раб ещё ртути наверх подлил для продолжения откачки — уже не воздуха, а выделяющихся из электродов и стекла газов. Минут десять мы откачивали их, после чего — ага, маски на хари, безмасочным зажмуриться. Терпите, это — уже последний раз. Запаиваем дугой тонкую трубку у самой колбы, чтобы "пипка" была поменьше, после чего "пережигаем" и отделяет готовую лампу. В процессе её отпайки из стекла один хрен выделяется сколько-то газов, ухудшающих вакуум внутри колбы, для поглощения которых по современным технологиям нутро колбы чем-то слишком хитрым для нас покрывают, но нам это не по зубам, и с неизбежным злом приходится мириться. Подключаем к простейшей схемке для проверки — работает! Скорее всего, похуже, чем у того лягушатника, так что ни о каких "догнать и перегнать" тут и речи нет, но на хвоста мы французу таки сели. Скажи-ка, дядя, ведь недаром?

Пацанва, конечно, не понимает и десятой доли происходящего. Для неё голос из динамика с динамиком же и связан, а стекляшка с её тусклым свечением — вроде как и сама по себе, и хрен их знает, этих больших дядек, чего это они возятся с ней, как с эдакой волшебной лампой Аладдина, когда надо просто динамик включить? Да, кстати, джинна арабского знакомого ни у кого нет? Что значит "нахрена"? Вот в эту лампу его поселить, конечно! За те затраты и за весь тот геморрой, в которые она нам обошлась, в её комплект просто обязан входить и исполняющий хозяйские хотелки джинн, гы-гы!

Я уже упомянул, кажется, что электродуговые радиостанции даже при хорошо отлаженной стабильной дуге только на низких несущих частотах работают, то бишь на длинных волнах? А это — если о дальней связи говорить, а не в пределах античного города — и антенны монструозные, и мощность сигнала им под стать, потому как затухает он на длинных волнах самым бессовестным образом. Компактная корзиночная антенна — тоже далеко не на все случаи жизни панацея. Направленная она — если не развёрнута точно на источник сигнала, то хрен его на неё поймаешь. Это с нашими городскими домашними радиотелефонами мы приспособились, поскольку местоположение всех остальных весьма немногочисленных аппаратов известно, и "азимут" на каждый из них засечь и разметить проблемы не составило. А что прикажете делать в открытом море, где своё собственное местоположение нестабильно и точно неизвестно, и хрен его знает, в какой точно стороне тот передатчик стационарной наземной радиостанции? Ламповая же аппаратура даже при всех её недостатках позволяет уже и на высоких частотах работать, то бишь на коротких волнах. Это уже и антенны совсем другие, и мощности, и регулировка несущей частоты с её точной настройкой, и сама несущая частота постабильнее, чем у дуги — и всё это даёт вот эта вот невзрачная стекляшка с железяками и вакуумом внутри…

— Папа, а можно мне твою новую трубу на прогулку взять? — попросил Волний.

— Я же тебе свою старую отдал.

— Ну папа, ну в неё же плохо видно!

Я ведь рассказывал, кажется, хоть и давненько уже, как мы навигационными приборами оснащались — ага, перед нашим с Васькиным первым плаванием за океан? Я ж из-за чего тогда секстан забраковал в пользу простейшей архаичной астролябии? Вот как раз из-за оптики, на тот момент для нас непосильной. У нас и труба-то тогда только одна была — ага, вот эта самая, в которую моему наследнику теперь "плохо видно". Правильно, и я бы тогда от лучшей не отказался, да только где ж её было взять, лучшую-то? Теперь вот только мы и вышли на тот уровень, когда "простое стекло" становится уже ну хоть более-менее приемлемого качества. В смысле, и для оптики какой-никакой, пусть и ни разу не цейсовской, но уже функционабельной. Та же подзорная труба, тот же секстан, те же приборные стёкла на компасах и часах. Да даже и простые как три копейки песочные часы имеют смысл лишь тогда, когда за пересыпающимся в них песком можно СЛЕДИТЬ. Вот поймали мы, допустим, в открытом море сигнал точного гринвичского полудня, а до местного, который ещё впереди, как прикажете ту самую разницу во времени определить, по которой и вычисляется долгота? Маятниковые часы с гирьками на цепочках с морской качкой не дружат, так что вся надежда на песочные, а значит, на "простое" стекло, сквозь которое надо увидеть последнюю упавшую песчинку и не прозевать момент её падения. То же самое, как уже сказал, касается и ламп — и радиоламп, и ламп накаливания, то бишь чисто осветительных. И осмотреть их визуально в случае каких-то неполадок, и свет от лампы в прозрачной колбе уж всяко получше, чем из мутного античного стекла…

— Что ты там такого интересного рассчитываешь увидеть, что тебе это нужно во всех мельчайших подробностях разглядеть? — спрашиваю спиногрыза.

— Ну папа, ну ты же сам как-то рассказывал, что по законам природы большие жуки летать не могут, но как-то летают. Вот мы и хотим рассмотреть получше, как они это делают, — ага, хорошая попытка.

— И ты успеешь вести трубу за жуком со скоростью его полёта?

— А мы его сперва поймаем и будем смотреть, как он взлетает, — смотри-ка, они неплохо подготовились.

— А разве большая лупа для этого не удобнее?

— Ну папа, ну мы же не одних только жуков смотреть будем. Мы же ещё и за дельфинами в море хотим понаблюдать, — о, вот это уже теплее, это уже почти ва-банк, можно сказать, поскольку я ж и его знаю как облупленного, и по себе тоже прекрасно знаю, весь же в меня как-никак, и я прекрасно понимаю, что врёт, и он тоже понимает, что я понимаю, и я понимаю, что он понимает, да и вообще, в конце-то концов, сколько ж можно издеваться над пацаном?

— Ну, раз за дельфинами — да, тут очень хорошая труба нужна. Держи, — и ключ от ящика, где труба заперта, ему протягиваю, — Смотри только, не раскокай мне её.

— Ну папа, ну я же всё понимаю! Спасибо! — и вся стайка пацанвы с довольным галдежом бежит за столь нужным им агрегатом, а я посмеиваюсь им вслед, потому как тоже всё понимаю. А то я не знаю, прямо, за какими это такими дельфинами они в море понаблюдать намылились! За дельфинихами — так точнее будет. Аглея прихватила в эту поездку почти весь свой ближайший выпуск школы гетер, который регулярно в одно и то же время водит на море купаться — в укромном месте, но пацаны его давно разведали…

— Кстати, и с бурой можно оптическое стекло варить не хуже этого свинцового хрусталя, — заметил Серёга, — Больших месторождений я тебе, конечно, не обещаю, ну так нам же и не миллионами штук эту оптику производить.