— Я не про это, — он присел рядом со мной и обнял за плечо. — Расскажи, что помнишь.

— Ладно, — вздохнула я и начала вспоминать все события вчерашнего вечера. — Мне захотелось побыть одной, и я полетела на крышу. Думала, что ты скоро прилетишь за мной, но пришёл Вой.

— Я хотел, но он мне не дал, — попытался оправдаться Гром.

Вой, стоящий на том самом месте, что и раньше, только развёл руками.

— Что вы с ним делали? — следующий серьёзно поставленный вопрос заставил меня поперхнуться слюной.

— Разговаривали… эм… — я не хотела говорить в присутствии Ласки, что он мне рассказывал. А Дёма, похоже, ревнует…

— Я рассказал, откуда мы с тобой, — вздохнул нефилим. — Думал, что так она лучше поймёт…

Ласка в первый раз за то время, пока я её знаю, погрустнела и вздохнула:

— Надеюсь, больше никто не слышал? — и не давая Вою ответить, обратилась ко мне толи в шутку, толи в серьёз: — Чтоб молчала, иначе язык отрежу, хотя с тобой это всё равно не поможет.

— Я тут слушал, что наша снежная дева заболела, — нахально заблеял Рог, только увидев меня, когда я одна прогуливалась у замка в человеческом облике на следующий день.

Его и так неуспевающие расти рога были обломаны ещё больше, чем обычно. Интересно, с деревом бодался или друга себе нашёл? Хотя… судя по запаху вина, всё-таки с деревом.

Я не обратила внимания на этого Казанову, а он продолжал:

— А-а… а я знаю, что вы предались любовным утехам, вот и… — он икнул. — Сколько-то у вас оборотне… ик…. чат намечается? Будете, как людей крестить? Тогда я буду крёстным! О, точно! За такое событие надо выпить!

После этих слов он, шатаясь, побрёл «выпить», оставив меня наедине с истерическим смехом, который этот пьяный дурак не придал никакого значения.

Странно, от смеха больно не было. Это срабатывает через раз? Или смех не считается ильной эмоцией? Ладно, интереснее то, что случилось вечером.

Я охотилась в лесу. Только собиралась напасть на беспечно жующего кору зайчика, как меня окликнули по имени:

— Анфа!

— Вот блин, — прошипела я, глядя в след убегающей добыче. — Гром, что тебе надо?

Я превратилась в человека.

— Это правда, что сейчас говорят? — тоже став человеком, но не отдышавшись, заговорил он.

— Объясни всё нормально, — я начинала злиться, ведь у меня и добычу отняли и нормально спросить не могут.

— То, что ты беременна… — выдохнул Гром.

На несколько секунд я потеряла дар речи. Ничего себе поворот. Я беременна и об этом узнаю позднее, чем все остальные. Весело. Найти бы этого Рога и бороду ему оторвать за такие шутки. Хотя бороды тут будет маловато.

— Что ты молчишь!? — Гром начал выходить из себя. В его голосе была злоба смешана с тревогой. — Когда и с кем?

Я снова не смогла удержаться от смеха. Неужели он поверил?

Несколько минут я просто каталась по снегу в облике кошки, с силой ударяя хвостом по белому покрывалу и смеясь в голос, пока брат не взял хохочущего зверя в руки.

— Отвечай, — он немного тряханул меня.

— Знаешь, у Рога забыла уточнить, когда и с кем, — выдохнула я, когда немного успокоилась. — Хотя, вроде, он что-то говорил про тебя.

— Не понял, — Гром отпустил меня, дав превратиться в человека. — Можешь сказать нормально?

— Ладно, — я выдохнула последний смех. — Слушай, помнишь, что вчера мне стало плохо из-за нашей ссоры. Об этом многие знают, и Рог лично не видел. Кто-то ему рассказал и больное воображение этого пьяного существа дорисовало всё остальное. Днём Рог мне распинался про то, что хочет быть крёстным моих детей, не обращая внимания на мой истерический смех.

Гром как-то косо посмотрел на меня, похоже, он всё ещё не верит.

— Ладно, если хочешь, докажу. Оборотни учат своих детей, в отличие от крестьян, поэтому я хорошо знаю, о чём говорю. У оборотня дети могут быть только от человека или оборотня. Людей здесь что-то не наблюдается, а оборотень…

Увидев замешательство, на лице своего собеседника я продолжала:

— Как ни стыдно, пьяный Рог это знает, а ты нет. И этот слух скоро все забудут. Должны же они понять, что этому фавну верить нельзя. Но лично я сегодня посмеялась от души.

Конечно, на счёт физиологии оборотней я соврала. Оборотни скрещиваются со всеми, кроме вампиров и духов. Но это вызвало бы ещё больше подозрений.

— Ладно, извини, что подозревал — наконец проговорил Гром, почесав затылок. — Я просто… ем… испугался. Я очень злюсь, когда только представлю тебя с кем-то, кроме меня. Прости, но я вряд ли смогу тебя кому-то отдать.

— Так и не отдавай, — улыбнулась я. — Других оборотней всё равно нет, так что я всегда буду твоей.

— Анфа, — он стал, на удивление, серьёзным, — может, всё-таки попробуем отучить Рога от таких сплетен? Может и смешно, но другие верят.

— Я за, — хихикнула я. — Зацепишь волка — попадёшь на клыки. А два волка — число клыков удваивается.

Ночью, как и ожидалось, это существо ещё торчало на улице. Со способностями оборотня ничего не стоило подделать блеяние девушки-фавна, на которое поддатый Рог побежал, как пчёлы летят на мёд.

Но каково было удивление этого Дон-Жуана, когда вместо девушки он нашёл двух злобных волков. Не хочу долго рассказывать, но в общем, мы хорошо поиграли ему на нервах. До потери сознания…

Вернулись в замок, а остальным сказали, что наш Рог ходит во сне. Не будили, ведь лунатиков будить нельзя. «А к утру, когда поймёт, вернётся сам,» — решили мы.

Да, вернулся. Обвинял меня и Грома каннибализме, ведь мы пытались съесть его, и прелюбодеянии, а всех остальных в хронической слепоте. Это было что-то. Не помню, когда последний раз так смеялась, даже смех после его пьяного бреда не мог сравниться с этим.

Всю зиму нам пришлось жить в этом замке, которым управлял тот старый ангел. Как ни странно, никто не высказывался против такой жизни, ведь мифы здесь могли жить спокойно, не боясь каждый день за свою шкуру и не сражаясь, чтобы доставить удовольствие богачам. Хотя мне и Грому было не по себе, мы молчали, боясь осуждения со стороны остальных. Моё сердце всё ещё иногда болело, но не так сильно и я уже знала, как остановить эту боль.

А теперь главное: 23 марта я проснулась без сил и в человеческом теле, в котором я уже давно не спала. Всё тело болело, особенно сердце. Я не могла превратиться, всё внутри будто резали сверкающие льдом ножи, когда я пыталась поменять форму. Что же это такое? И ещё то, что больше всего напугало, когда боль немного утихла и я снова приобрела способность думать: я не могла вспомнить, что было вчера. Даже каких-то смутных обрывков не осталось в памяти, как это обычно бывает. А тут ничего! Совсем!

Единственное, что мне удалось узнать: меня видели рано утром, когда ещё было темно и почти все спали. Я шла куда-то в подвал замка, спускалась всё ниже и ниже. Но что было там? Ласка сказала, что меня нашли вечером в лесу без сознания. Какая в этом связь?

Конечно, посмотрев на это из следующей жизни я всё поняла и вспомнила часть того, что было там, того, что видели мои глаза…

Я не хотела идти, но меня как будто тащила какая-то неведомая сила. Она была сильнее: не давала выбраться, не давала превратиться, не давала кричать. Я в ловушке! Сердце и ужасной силой колотилось внутри, но почему-то не болело. Тогда, слыша эти удары, чувствуя их внутри себя, я отчётливо понимала, что во мне бьётся камень вместо живого сердца…

Они все были там, в подвале. Все четверо тех, кто сделал моё сердце таким. «Мне конец! — промелькнуло у меня в голове. — Они не просто так стёрли мне помять о тех опытах».

Они ничего не говорили или я просто не слышала. Меня бросили в центр ритуальной тетраграммы на полу, как провинившегося раба к ногам его хозяина. А дальше… острая боль одновременно и холодной, и горячей иглой пронзила сердце и я снова провалилась в пустоту…

Я проснулась в лесу, пели птицы и стрекотали в траве кузнечики, а где-то в чащу кричала большая птица. Кругом цвело лето и пахло почему-то сиренью, которая и в этой и в прошлой жизни была моим любимым цветком.