Она бросилась вперед, исполненная решимости нагнать его.
– Это не я кинулась прочь без оглядки. И вообще, откуда ты знаешь, что я не оглядывалась? Ты что, следил за моей жизнью? Нет, не следил. Ты понятия не имеешь о моих переживаниях, Сойер Александер, так что даже не начинай этот разговор.
– Ты права. Не буду. Ты никогда не делилась своими переживаниями со мной. Тебе хотелось страдать в одиночку. Но ты пытаешься мне сказать, что согласна на отношения со мной только в том случае, если они будут временными. Что ты согласна впустить меня в свою жизнь лишь при условии, что в определенный момент вышвырнешь обратно. Никаких обязательств. Никакого багажа в виде нашего бурного прошлого.
– Ты где? – рявкнула она, срывая досаду.
– Так вот, у меня для тебя новость. Ни на какие временные отношения я не согласен. Это все и близко не лежало с тем, чего я от тебя хочу.
– Что ты имеешь в виду?
– Останься в Маллаби, Джулия, и узнаешь.
Скрипнула дверь, открывшись, затем закрывшись.
– Сойер? Сойер!
На то, чтобы найти выход из зеркального лабиринта, у Джулии ушло несколько минут. Выскочив за дверь, она очутилась в чреве вращающейся бочки. Джулия пробежала по ней, потом преодолела трубу с бьющими навстречу воздушными струями, но когда она наконец снова выбралась наружу, на воздух, который был как сахарная вата, Сойер как сквозь землю провалился.
А пыталась она сказать ему следующее: в свете того, что она собирается ему сообщить, заводить с ним какие бы то ни было отношения не кажется ей удачной идеей. Вдруг он возненавидит ее, когда обо всем узнает? Она совершенно не хотела сказать, что намерена закрутить с ним роман. А он решил, что она как раз это имеет в виду, и раскипятился. И ради чего? Просто чтобы настоять на своем? Временные отношения должны были быть для него пределом мечтаний; хочет она их или не хочет, это уже другой вопрос. Однако же он ясно дал ей понять, что она может заполучить его лишь на его условиях. Лишь если она останется.
Он в самом деле считал, что эта незатейливая уловка сработает?
Когда-то она решила, они будут вместе навсегда, и вот что из этого вышло.
Джулия зашагала по улице к летней эстраде, кипя от негодования. Это было хорошо. Привычная враждебность вернулась. Она ничего ему не должна. Имеет право взять и уехать. И ничего ему не рассказывать.
О господи. Если бы она еще в самом деле так считала.
Если бы он не поцеловал ее.
Если бы он не сказал ей…
Не успела Джулия выйти из парка аттракционов, как до нее донеслось:
– Джулия! Джу-у-у-улия!
Она обернулась и увидела, что к ней, цокая своими высоченными каблучищами, направляется Беверли. Рядом плелся ее муж Бад Дейл, до такой степени нагруженный пакетами и пакетиками, что напоминал вьючного осла.
– Беверли, – сухо кивнула бывшей мачехе Джулия, потом обернулась к ее мужу. – Сто лет тебя не видела, Бад. Как поживаешь?
– Да грех жаловаться, Джулия. Спасибо тебе на добром слове.
Он как-то так это произнес, что Джулия на миг опешила. Так мог бы сказать ее отец, с теми же самыми интонациями рубахи-парня. Беверли бросила ее отца, чтобы тут же выскочить замуж за человека, который ничем от него не отличался.
– А у меня для тебя сюрприз, – объявила Беверли.
– И какой же?
– У меня сейчас нет его при себе. – В это Джулии верилось с трудом, учитывая, каким количеством свертков с покупками был нагружен Бад. – Но я заскочу к тебе завтра в обед, договорились? Мне просто не терпится.
– Да ради бога. – Джулия развернулась, чтобы уйти. – Увидимся.
– Джулия, ну почему ты вечно ведешь себя таким образом? – вопросила Беверли, упирая руки в бока. – Почему ты все делаешь с таким несчастным видом? Это тебя не красит. Почему бы тебе не привести себя в порядок? Закрась уже наконец эту свою кошмарную розовую прядь. Улыбайся почаще, носи что-нибудь более открытое. – Беверли огладила себя, поправила на груди сильно декольтированную блузку. – О, я помню, что ты не любишь демонстрировать свои шрамы, но как только ты окажешься с мужчиной в постели, ему будет совершенно не до разглядывания твоих рук, если ты понимаешь, о чем я.
– Спасибо за заботу. Пока, Бад.
– Рад был тебя повидать, Джулия, – сказал он ей вслед.
– Я всегда старалась быть ей матерью, – донесся до Джулии голос Беверли. – Делилась опытом и все такое. Но думаю, с ней с самого начала было что-то не так. И ничего тут не поделаешь.
Джулия с трудом удержалась, чтобы не обернуться и не высказать Беверли все, что о ней думает. Никакой матерью она ей никогда не была. Джулия ускорила шаг, твердя себе, что ей уже недолго осталось терпеть все это. И Сойера тоже.
И вообще, между ними, девочками, так ли уж удивительно, что она несчастна? Вот вернется она в Балтимор, и все будет в порядке. Конечно, нельзя сказать, что там она постоянно пребывала на седьмом небе от счастья, но, когда она откроет свою кондитерскую, все переменится.
По крайней мере, она уедет отсюда.
Эмили слонялась по рядам, где царили ароматы еды и бьющая по ушам музыка с детских аттракционов. Она пыталась сделать вид, что никого не ищет. Вдруг Вин вовсе не имел в виду, что хочет провести с ней какое-то время, когда спросил, увидятся ли они на фестивале. Впрочем, возможность выяснить это ей все равно представилась только сейчас.
Она уже несколько раз мельком видела его в толпе, но в следующий миг Джулия уже тащила ее прочь или отец отвлекал его. Когда появился Сойер, Эмили вздохнула с облегчением. Это был идеальный предлог, чтобы отправиться гулять в одиночестве, хотя Джулия, похоже, вовсе не пришла от идеи побыть наедине с Сойером в такой восторг, как Эмили ожидала.
Не прошло и пяти минут, как, направляясь к информационному киоску, где в последний раз видела Вина, она почувствовала на своем локте знакомую теплую ладонь.
Эмили с улыбкой обернулась.
Вин снял бабочку и пиджак и закатал рукава рубахи. Шляпа-канотье тоже куда-то запропастилась.
В рубахе, которая надувалась, как парус, всякий раз, когда поднимался ветер, он выглядел залихватски. Его зеленые глаза прожгли ее насквозь.
– Привет.
Блестящее начало для разговора, браво, Эмили. Однако ничего более оригинального придумать она была не в силах. Так уж действовало на нее его присутствие.
– Здравствуй, – отозвался он.
– Ты заметил, что все вокруг как будто сговорились, чтобы не позволить нам приблизиться друг к другу меньше чем на двадцать футов? Кто бы мог подумать, что быть друзьями окажется так трудно?
Он махнул рукой, дав ей понять, что лучше им не стоять на месте.
– Думаю, этим мы друг от друга и отличаемся, – заметил он, рассеянно оглядываясь через плечо. – Я с самого начала знал, что это будет нелегко.
– Будешь теперь требовать себе медаль за отвагу?
– Прости. Я не к тому. Рад, что смог наконец немного побыть с тобой.
Смягчившись, Эмили призналась:
– Как бы мне хотелось лучше понимать тебя.
Уголок его губ дернулся в улыбке.
– Знала бы ты, как приятно это слышать ради разнообразия.
– Брось. Ты хочешь сказать, что ты открытая книга для всех, кроме меня?
Он пожал плечами, отчего рубашка на груди пошла складками.
– В Маллаби – да.
– Ха, можно подумать, я и без того не чувствовала себя здесь белой вороной.
– Именно это я и имел в виду. Ты живешь в таком странном городе и при этом считаешь странной себя.
Они шагали рядом, время от времени задевая друг друга плечами в бурлившей вокруг толчее. Эмили нравились эти нечаянные прикосновения. Во всем прочем, что касалось Вина, случайностям места не было.
– Ну, рада, что смогла добавить перца в твою пресную жизнь, – произнесла она наконец, и он рассмеялся.
Не прошло и нескольких минут, как он остановился и свернул к небольшой очереди.
– Давай сходим на этот аттракцион, – предложил он неожиданно.
– Почему именно на этот? – поинтересовалась Эмили, сворачивая за ним.