Впервые Джулия начала подозревать, что все произошедшее оставило в душе Сойера ничуть не меньший отпечаток, чем в ее собственной. Просто он лучше скрывал это.

– Ты что, с ума сошел? – возмутилась она. – Как тебе только в голову пришло, что от этого мне может стать легче?!

– Что, не стало?

– Разумеется, нет.

Все так же глядя в камин, он произнес:

– Я читал, что аборт редко влияет на способность женщины в дальнейшем иметь еще детей. Это так?

Она поколебалась:

– Ну, наверное.

– Я рад, – произнес он тихо.

Эта боль так долго принадлежала ей и только ей одной. Она считала, что ему все равно, что он даже не заслуживает знать о том, что все это время терзало ее, о той надежде, которую она так долго хранила в своем сердце.

– Ну ты и скотина. Мне так хорошо жилось, когда я была зла на тебя. Какого рожна тебе понадобилось влезать со своими откровениями?

Сойер слабо улыбнулся:

– Ну, мне же доставляет несказанное удовольствие сообщать красивым женщинам, что я бесплоден.

В это мгновение входная дверь открылась и вошла Стелла. Когда она возвращалась из цветочного магазина, где работала, от нее всегда пахло гвоздиками. Вот и сейчас этот запах опередил ее и в мгновение ока распространился по комнате.

– Я же сказала тебе, что она должна вернуться с минуты на минуту.

– Я вам помешала? – с надеждой в голосе осведомилась Стелла, переводя взгляд с Джулии на Сойера и обратно. – Я могу прийти попозже. Собственно говоря, я вообще могу не приходить. Хоть до утра.

– Нет, ты нам не помешала. Спокойной ночи.

Джулия развернулась и взбежала по лестнице к себе в квартирку.

– Спокойной ночи?! – переспросила Стелла. – Да сейчас и пяти часов еще нет.

Джулия заперла за собой дверь и направилась прямиком в спальню. Она присела на край кровати, потом упала навзничь и уставилась в потолок, расчерченный продолговатыми желтыми квадратами солнечного света.

Внезапно она оказалась перед необходимостью принять очень важное решение. Не думала она, что когда-нибудь придется это сделать.

Возвращение в этот городок спутало ей все карты.

Первые шесть недель в Кольеровской спецшколе для трудных подростков в Мэриленде дались ей нелегко. Там было несколько совершенно неуправляемых девиц. Джулия постоянно плакала у себя в постели в спальне, а все отведенное для телефонных разговоров время пыталась дозвониться до Сойера. Их горничная неизменно отвечала, что его нет дома. Отцу звонить Джулия наотрез отказывалась, равно как и подходить к телефону, когда звонил он, – за то, что упек ее в эту школу. Школьный психолог на нее не давила. Поначалу их беседы вызывали у нее странные чувства, но со временем она стала ждать их с нетерпением.

Собственно говоря, эта женщина стала вторым человеком, которому она сообщила о своей беременности.

Когда Джулия поняла, что беременна, она пришла в восторг. Она уже воображала, как вернется домой к Сойеру. Они поженятся, станут жить вместе и растить свое дитя. С ним она будет счастлива. С ним ей будет лучше. Она знала, что ему это под силу. Она это знала. Он по-настоящему ее видел. Единственный из всех.

Она звонила ему домой раз за разом, пока, по всей видимости, у горничной не лопнуло терпение. Когда Сойер подошел к телефону, его тон ошеломил ее.

– Джулия, перестань сюда названивать, – отрывисто произнес он.

– Я… я скучала по тебе. Где ты был?

Молчание.

– Эта школа просто кошмар, – продолжала она. – Они хотят посадить меня на таблетки.

Сойер кашлянул:

– Может, это не такая уж и плохая идея.

– Нет уж. – Она улыбнулась в блаженном предвкушении. – Это может повредить ребенку.

Снова молчание. Потом:

– Какому ребенку?

– Сойер, я беременна. Я сообщу обо всем моему психологу, а потом папе. Думаю, меня скоро заберут домой.

– Погоди, погоди, – заторопился он. – Что ты сказала?

– Я понимаю, для тебя это неожиданность. Со мной тоже так было. Но разве ты не понимаешь? Ничего лучшего и случиться не могло! Теперь я вернусь домой и мы сможем быть вместе.

– Это от меня? – спросил он.

Она почувствовала, как вокруг сердца обвилось тонкое щупальце страха, холодное и колючее.

– Ну разумеется. У меня это было в первый раз. Ты был у меня первым.

Он так долго молчал, что Джулия уже решила – он повесил трубку.

– Джулия, мне не нужен ребенок, – произнес он наконец.

– Ну теперь уже все равно ничего не поделаешь, – попыталась рассмеяться она.

– Правда?

– Что ты имеешь в виду?

– Мне шестнадцать! – внезапно вспылил он. – Куда мне ребенка? К тому же я хочу быть с Холли. Для меня это худшее, что могло сейчас произойти. У меня есть планы.

Второе, затем третье щупальце стиснули все изнутри так, что трудно стало дышать.

– Ты хочешь быть с Холли?!

Она знала, что они с Холли встречаются, но думала, после случившегося на футбольном поле… он тогда так смотрел на нее, так прикасался к ней…

Как он мог после всего этого оставаться с Холли?!

– Мы с ней всегда были вместе, ты ведь знаешь. Мы собираемся пожениться после колледжа.

– Но в ту ночь…

Он не дал ей договорить:

– Ты была расстроена.

– Значит, дело не просто в ребенке? Я тоже тебе не нужна?

– Прости. Мне действительно очень жаль. Я думал, ты все понимаешь.

Он думал, что она все понимает?! На глазах у нее выступили слезы, за каждый вдох приходилось бороться. Она испугалась, что сейчас потеряет сознание.

А она-то воображала, что он спасет ее.

– Я сама со всем разберусь, – произнесла она и повернулась, чтобы повесить трубку.

Может, Сойеру этот ребенок и не нужен, зато нужен ей, Джулии. Она сама управится с ребенком.

Но Сойер истолковал ее слова по-своему:

– Вот и хорошо. Так будет правильно. Джулия, я понимаю, это тяжело, но ты не успеешь оглянуться, как все окажется позади. Просто сделай аборт, и все будет замечательно. Я пришлю тебе денег.

Его голос теперь звучал ласково, с облегчением. Ее накрыла волна такой ненависти, что защипало кожу и в трубке затрещали помехи.

Аборт? Он хочет, чтобы она сделала аборт? Ему не просто не нужен ребенок, ему нужно, чтобы она от него избавилась. А она-то думала, что любит этого человека.

– Не нужно. Я сама со всем разберусь.

– Позволь мне что-нибудь для тебя сделать.

– Ты уже и так сделал достаточно, – отрезала она и повесила трубку.

Разговор с отцом был ужасен. Когда школьный психолог заставила ее позвонить домой, он потребовал, чтобы она вернулась немедленно, решив, что дочь забеременела в интернате. Но она призналась, что это произошло до отъезда из Маллаби. Как ни пытался он выяснить, кто отец ребенка, она так ему в этом и не призналась. В итоге все сошлись на том, что лучше Джулии остаться в школе. В конце концов, она была там не первая и не последняя беременная ученица.

На третьем месяце ей нестерпимо захотелось сладкого. Желание было невероятным. Порой ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума. Психолог говорила, что с беременными такое случается сплошь и рядом, но Джулия знала, что у нее это не просто беременный бзик. По всей видимости, ребенок, растущий внутри ее, унаследовал волшебное чутье Сойера на сладкое. Когда ей перестало хватать того количества сладостей, которое удавалось съесть за день, она начала прокрадываться в школьный кафетерий по ночам. Тогда-то она и испекла свой первый торт. Вскоре она достигла в этом деле непревзойденного мастерства, поскольку это был единственный способ утихомирить младенца в утробе. Эти ночные вылазки возымели неожиданный эффект и на всю остальную школу тоже. Когда ночами Джулия пекла, запахи медленно расползались по темным коридорам, и девочкам в спальнях – даже тем из них, кому всегда виделись мрачные сны, – внезапно начинали сниться их добрые бабушки и дни рождения из далекого детства.

На пятом месяце психолог стала заводить с ней разговоры о том, чтобы отдать ребенка на усыновление. Джулия наотрез отказалась. Однако на каждом сеансе психолог неизменно спрашивала: «Как ты собираешься растить ребенка в одиночку?» И Джулия начала бояться. Она не знала, каким образом собирается это делать. Единственной надеждой был отец, но когда она в разговоре с ним заикнулась на эту тему, он категорически отказался. Беверли была против младенцев в доме.