– У твоей мамы в детстве тоже становилось такое лицо, – сказал он. – Упрямица она была, каких поискать, моя Далси.

Он поспешно отвел взгляд, как будто сболтнул лишнего. Внезапно за столом вновь воцарилось неловкое напряжение, присоединившись к их трапезе третьим с извинениями за долгую отлучку.

Эмили покатала по тарелке клецку.

– Почему ты не хочешь о ней говорить?

– Все эти разговоры сбивают меня с толку, – все так же не глядя на нее, ответил он. – Не знаю, что говорить.

Эмили кивнула, хотя на самом деле ничего не понимала. Может, как и все остальное в нем, его горе было больше, чем у обычных людей, таким большим, что сквозь него не пробиться никому. Должно быть, Вэнс находился в непростых отношениях с дочерью. Впрочем, ее мать со всеми была в непростых отношениях. Пробиться сквозь ее панцирь удавалось не каждому. Энергичная и деятельная, она напоминала шлейф духов. Приходилось довольствоваться возможностью на миг позволить ему окутать тебя, а потом он рассеивался.

Она не будет давить на него. И постарается не обижаться на его необщительность. В конце концов он принял ее, когда ей некуда больше было идти, и она ему за это благодарна. Значит, она отыщет в городе знакомых ее матери и разузнает про нее у них. Может, пообщается с кем-нибудь из «Сассафрасса». А может, даже снова встретится с Вином Коффи и расспросит его об отношениях, которые связывали его дядю с ее матерью. Он пообещал, что при следующей встрече обязательно расскажет ей их историю.

Эта мысль ей нравилась. Мысль о том, что они с Вином еще встретятся.

Эмили и Вэнс в молчании пообедали. Потом он снова отправился проверить сушильную машину, как будто за время обеда там что-то могло появиться. Однако и на этот раз ничего не нашел и скрылся у себя в комнате. Эмили поднялась наверх и закончила подметать, потом вышла на балкон и стала ждать огоньков.

Так завершился ее второй полный день в Маллаби.

Вечером, выглянув из своей комнаты, чтобы в последний раз перед сном проверить сушилку, Вэнс остановился перед лестницей. Со второго этажа не доносилось больше ни топота, ни шороха швабры. Эмили наконец угомонилась на ночь.

Чужое присутствие в доме было непривычно. Он почти позабыл, каково это. С появлением Эмили атмосфера неуловимо переменилась, наполнилась какими-то вибрациями, как будто где-то неподалеку звучала музыка, которую он не мог расслышать. Он был поражен тем, насколько полнее стал чувствовать себя в ее присутствии, и не понимал, как с этим быть. Быть нужным кому-то во многом сродни тому, чтобы быть высоким, – проблемы возникают только в присутствии других людей.

В детском саду Вэнс был самым рослым. Именно тогда он по-настоящему понял, насколько высок. Прежде, несмотря на то что для своего возраста Вэнс был мальчиком несомненно крупным, он все равно оставался самым низкорослым среди своих более старших родственников, хотя те не отличались богатырским ростом. В школе его поначалу дразнили, пока в какой-то момент до обидчиков не дошло, что ссориться с тем, кто способен сшибить их с ног потоком воздуха, просто проходя мимо, не самая мудрая тактика.

Теперь никого из его близких не было на свете. Вэнс был единственным оставшимся в живых Шелби, и семейное состояние перешло в его руки. Он знал, что ему не полагалось обладать имуществом рода единолично. Все это не должно было закончиться на нем – ни наследие Шелби, ни имя. У него должны были быть братья и сестры, которых ждали великие свершения. В семье должны были быть нормальные дети. Какое-то время так оно и шло. Но его старшая сестра, обои в комнате у которой всегда украшали розовые карамельные завитки, в возрасте одиннадцати лет утонула в озере Пайни-Вудз. Потом в возрасте шести лет погиб его младший брат, вывалившись из домика на дереве во дворе. Родители пытались завести еще детей, но все напрасно. У них остался один только Вэнс. Он был такой рослый, что в любом месте озера доставал до дна и попросту не мог утонуть и сумел бы дотянуться с земли до любой ветки дерева, так что забираться на них с риском упасть необходимости не возникало.

Родители умерли, когда Вэнсу было двадцать с небольшим. Ему казалось, что они отошли в мир иной с выражением разочарования на лице. Все их наследие переходило к великану. «Что Вэнс станет с ним делать?» – наверняка думали они. Он никогда не женится. Кому он такой нужен?

Ему было тридцать два года, он жил один и редко выбирался из дома, когда они познакомились с Лили. Она приходилась дальней родственницей Салливанам, жившим в другом конце улицы, и как-то раз приехала к ним на выходные погостить. Будь она цветом, этот цвет был бы ярко-зеленым. Будь она запахом, это был бы запах чистой бумаги. Она была умная и веселая и ничего не боялась. Ее юные сорванцы-кузены, повадившиеся забрасывать во двор к Вэнсу мяч и потом подначивать друг друга, кто отважится достать его оттуда с риском быть съеденным маллабийским великаном, поделились с гостьей этой историей. Лили пришла в ужас. Она ухватила негодников за уши и повела во двор к Вэнсу, исполненная намерения заставить их извиниться. Когда великан показался на пороге, Лили была так поражена, что выпустила мальчишек. Те мгновенно обратились в бегство. Когда миновало несколько часов, а Лили так и не вернулась домой, сорванцы с ревом поведали матери, что маллабийский великан съел их кузину. Та отправилась на разведку и обнаружила, что Лили и Вэнс сидят на парадном крыльце, распивают ледяной чай и смеются. Женщина остановилась как вкопанная, потом развернулась и двинулась прочь. Произошло чудо, она поняла это с первого взгляда. Ни разу еще она не видела, чтобы Вэнс так смеялся.

Как только Лили окончила колледж, они с Вэнсом сразу же поженились. Лили вела уроки во втором классе начальной школы Маллаби, пока не забеременела Далси. То были дни, исполненные безмятежного счастья. Лили не давала мужу сидеть дома. По ее настоянию они вместе ходили в бакалейную лавку за покупками, в кино, на матчи малой бейсбольной лиги. Он всегда вызывал у людей любопытство, но лишь потому, что привык скрываться. Как только Вэнс начал выходить из дома, он немедленно стал в Маллаби своим. В городе, полном необъяснимых вещей, он был всего лишь еще одной диковинкой. Это открытие стало для него таким облегчением, что в знак благодарности он начал участвовать в финансировании детских площадок, стипендий и памятников героям войны.

Когда Лили не стало, он сам чуть не умер. Далси тогда сравнялось двенадцать. После этого их мир точно накрыло толстое снежное покрывало. В нем воцарились безмолвие и холод. Лишь память о яркой зелени Лили, о ее веселом характере и уме, о ее несокрушимой вере во все, но особенно в него удержали Вэнса на плаву. Каким образом справилась со всем этим Далси, он понятия не имел. И корил себя за это, как ни за что в жизни.

Вэнс считал, что такое испытание может выпасть на долю человека лишь однажды.

А потом он узнал, что погибла его дочь.

Когда ему позвонила Мерри, подруга Далси, с сообщением, что та разбилась в автомобильной аварии, Вэнс не мог даже говорить. Он повесил трубку и ползком забрался на второй этаж, в бывшую комнату дочери, но не смог спуститься и вынужден был провести там целую неделю. Обои в ее комнате стали сизыми и влажными, как грозовые облака. Ему хотелось умереть. Ради чего теперь было жить? Он лишился всего, что привязывало его к этому миру.

Когда его наконец нашла забеспокоившаяся Джулия, он так ослаб от голода, что не мог держаться на ногах. Ему пришлось провести неделю в больнице, где его ноги не умещались ни на одной кровати, а укрываться приходилось тремя одеялами.

Когда его наконец выписали, он обнаружил дома на автоответчике несколько сообщений от Мерри. У Далси есть дочь, сообщала та. И ей нужно где-то жить. У себя Мерри ее оставить не может, поскольку возвращается в Канаду, откуда она родом. Она наняла частного детектива, чтобы найти близких родственников Эмили как по материнской, так и по отцовской линии. Вэнс оказался единственным.