Нет, летних дел было невпроворот, но по ее мнению все, на что детишки могли рассчитывать, это скудный прокорм в обмен на обильный пот и толстую корку трудовых мозолей. Даже проворность, с которой мальчишка помогал ей метать сено, ничуть не убедила ее в обратном.

После того, как Тимка зевнул, огласив окрестности протяжным стоном, Маня тут же перекинула свое внимание на него.

— Поднялся, красава лесная? Отряхайся и спускайся снедать, пока твоя невестушка дрыхнет! Выкладывай на общую тряпицу, что там у тебя есть, полдень уже.

Тетка весьма бойко разговаривала по-словенски, пусть и со своими особенностями. Собственно, а чего не толковать, если и происходила она из одного из многочисленных славянских племен. Название Тимке ничего не говорило, но он подозревал, что была она из тех, кого булгары называли мурдасами, и кто с давних пор жил в окрестностях Суры.

Пускало ее племя, конечно, себе кровь от эрзян, черемисов, да насельников с Дона, пришедших с русами, но в основном роднились со своими. Хватало деревень в округе.

Так что говор, был особый, но слова почти все знакомые, а если понимаешь мордву, то и все. А к той Тимка уже привык за два года. Тетка тоже осознавала то, что он говорил, хотя переспрашивала нередко, и тогда ему приходилось подбирать другие слова.

— Красава, а красава, слышишь ли? Скажи, что это ваш староста мне телку на лошадку сменял, а? Изъяны у нее или просто характер злобный? Ты мне правду говори!

— А не станешь на меня злиться за правду эту?

— Да больно надо! Я вообще не обидчивая!

— Так нетель ты сменяла, а не телку, — поделился Тимка уже устаревшими сведениями. — И за то твой родич с тобой сеном поделился, за три дня не вывезешь. И мне он не староста!

— А то я не вижу, кто ты есть! Не с Ветлуги ли?

— Ага, оттуда.

Тогда ваш староста, ваш… К вам переметнулся!

Деревенька, куда они направлялись, хоть и числилась под ветлужцами, но, по сути, осталась под управлением Веремуда. Того самого кто вывел полусотню Ивана на белый свет из таежных мордовским лесов. А что? С остальными русами в набеге на воронежских ясов не участвовал? Бунт против ветлужцев не поддержал? Вот и остался при своих, ему даже кое-какие отступные за землю дали.

А уж почему Веремуд ни слова поперек новых хозяев не сказал, из-за того ли, что его брат фактически заложником стал, или потому, что Иван его сына вылечил?.. Так в голову за потаенными мыслями ему никто не лез, а старой чадью ветлужцы не разбрасывались, как впрочем, и остальные, На бережливости родовой знати любое государство строилось, хоть булгарское хоть русское.

— Ну и что. Он же тебе родич, а не мне!

— Родич… Оглоед он, а не родич! Так знала, что надует! Ах, я и подумать не могла, старая, что скотина не праздна! Ведь на случку не водила! Нешто сынок мой недоглядел?

— Но лошадка ведь нужна?

— Нужна, соколик оно ведь и буренушку жалко! — Маня чуть подождала и с вызовом спросила. — А, знаешь ли, хлопец, сколь такая молока давала бы? До трех ведер! А у меня два десятка коров на выпасе!

Вспомнив, что это именно он потратил подотчетные деньги на выкуп племенной скотины, и ему еще из-за них отчитываться, Тимка вздохнул.

— Видать из-за этого староста и взял. Да ладно, Мань, куда тебе это молоко девать?

— Как это куда?! — непритворно возмутилась та. — Вот, на, попробуй! На ржаном квасе! А этот и вовсе губчатый, с закваской из перетертого желудка ягненка! Сам ешь, девке твоей я оставлю…

Тетка развернула холстину и притянула ему два небольших кусочка сыра, которого, если говорить честно, Тимка не видел уже давно? И если тот, что на квасе, был отдаленно похож на обычный творог, который на Ветлуге как раз таки называли кислым сыром, то губчатый…

Рот наполнился слюной, и Тимка в несколько заходов отправил предложенное лакомство, за щеку, а потом еще и аккуратно подобрал прилипшие на ладонь крошки. Голодный желудок довольно заурчал, и жирная масса с кисловатый молочным запахом быстро рассосалась, проваливаясь в утробу.

— Вкусно, второй кусок и вовсе на брынзу похож! Еще бы ржаную горбушечку к нему, — облизал измазанные пальцы Тимка, — вот было бы счастье!

— От хлебушка и я не отказалась бы, да зерно еще по весне кончилось, — мечтательно и одновременно печально произнесла Маня, и почти без паузы продолжила. — А еще я сухой сметанный делаю. И на желудках телячьих, этот еще тверже и хранится дольше.

— А у нас нельзя губить телят[32]. Совсем.

— Мясо их нельзя исти? Нечистым считается?

— Да как-то, не спрашивал… Нельзя и нельзя! Если молодь заколешь, могут и плетей всыпать от всей души. А на Руси, говорят, еще хуже…

— У нас со скотиной легче, — пожала плечами Маня, — потому и запретов таких нет.

— А хранишь сычужный сыр где, в погребе?

— Сычужный? — Майя посмотрела на него недоуменно, но потом что-то вспомнила и рассмеялась. — Ведь точно, сычугом половцы часть желудка зовут! А храним сыры в бочонке с маслом. Не черствеют, да и само масло не горкнет.

— Вот отчего пошла пословица «как сыр в масле катается», — усмехнулся Тимка. — А ты богачка, оказывается!

— Тю красава! — вновь возмутилась та. — Ты думал это все мои буренушки?

— А чьи же?

— А хозяина нашего, Веремуда! Чтоб вас разобрало пополам да в черепья!

— Нас, не его? Ты словно и не рада тому, что его землицу вашей общине передали?

— А что радоваться? хмыкнула Маня. — Ей мы и так пользовались! Веремуд всегда по чести наделы делил, и большинство хозяев оставались довольными.

— Большинство?

— Кто не оставался, тот молчал как рыба в пироге, потому что Веремуд так сказал! А как без него дележка началась, мужи наши не по разу передралась, чтобы себе лучший кусок урвать, и в итоге засеяли позже и на треть меньше! Сип вам в кадык, типун на язык, чирей во весь бок!

— И урвали?

— Кое-кто урвал… Ух, мироеды проклятые! — ощерилась Маня. — Чтоб их разорвало вместе с вами! Ничего, следующей весной поквитаемся.

— Так нас ты за что хулишь, тетка? Разве мы что-то себе забрали? Все вам, все общее!

— Общее, красава, значит ничье!

— Ну, в чем-о ты правильно мыслишь. В этом деле главное не перегибать палку… Ну так мы и, не перегибали, за вас ничего не решали!

— Надо было всего лишь землю меж нами поделить по справедливости, вот и все!

— Ха! Маня, что такое справедливость каждый понимает по-своему! Кто-то и корочкой ржаной довольствуется, а кому-то и каравая мало. Вот скажи, зачем нам в вашем болоте лягушек пугать? Потом еще и виноваты окажемся!

— Зато поделили бы! Так или иначе!

— И как нам всем угодить! — удивленно вскинулся Тимка и припомнил общину, к которой была приписана школа. — Вот у нас, к примеру, решили, что в личном владении будут лишь огороды, пашня же должна быть общая. Тех же, кто на такое не согласился, отселили на хутора, выделив собственные наделы и всем обществом перенеся им дома!

— Ишь ты!.. Времени не жалко было срубы изгоям перекладывать?

— Да что там трат, дом по бревнышку разобрать и в другое место перевезти? Хотят сами хозяйствовать? Флаг им в руки и барабан на шею, за частоколом место освободилось! А еще без них ругани меньше, да и хлеб без межей убирать не в пример легче стало. Пустил конную жатку по общему полю и знай снопы складывай всем миром. Это тебе не руками клочок земли обрабатывать!

— Вы бы еще жен общими сделали, — недовольно процедила Маня. — Кому-то тоже неплохо было бы!

— Лишь то, что руками людскими создается, поделить можно, — осторожно возразил Тимка, скрывая улыбку, — а бабы, под это описание не подходят. Так что пусть сами как-нибудь… распределяются!

— Ага! Скотина вот тоже не руками делается, — не приняла его шутку Маня. — Но Веремуд ее забрал себе подчистую!

— Так большую часть он со степи вроде привел? Его скотина? У вас же до того мор был, сначала людей покосило, а следующим годом и живность? Так?