Литмир - Электронная Библиотека

Тимка намек понял и заискивающе попросил совета, где купить хотя бы что-то похожее на оружие. А когда ему показали на неказистого дядьку, следящего за разгрузкой и неявно исполняющего роль местного тиуна, уже более внятно попросился переночевать в детинце. И весомо стукнул по звонкому кошелю на поясе под намекающий кашель их сопровождающего.

Мужичок все услышал и оценил, а потому, когда потянул недорослей за собой, то потекший бочонок с медом так и остался стоять перед закрытой дверью лабаза. Сиротливо так, под понимающими взглядами сопровождавшего их эрзянина и внутренней стражи, уже предвкушающей ночные посиделки. А что, враг уже на пороге? Или добрая чаша хмельного меда кому-нибудь мешала охранять закрытые ворота?

— Кляп не забудьте!

Замечание опоздало, Андрейка уже затянул узлы и теперь засовывал кусок дерюги в рот сомлевшему служке, а Москай, эрзянский представитель их малочисленной компании, уже подсвечивал лучиной приземистую дверь, отделяющую конюшню от дома. Задув огонь, он дернул ручку и шагнул в полутьму жилого помещения, откуда через несколько мгновений призывно махнул рукой.

Важену они нашли в конце коридора. Откинув щеколду, Тимка осторожно вошел в душную комнату и замер. Пахло затхлостью и давно немытым телом.

— Эй… — скорее прошептал, чем окрикнул он. — Есть тут кто?

В углу зашевелилось, и Тимка шагнул вперед.

— Важена…

Неожиданно какая-то тряпка взлетела вверх, и пока он следил за ее полетом, на него что-то прыгнуло, ударив в грудь. Отшатнувшись, Тимка потянул нож…

Его остановил плач. И еще рычание, переходящее в тихий скулеж. Нет, это была не собака. Женщина защищала дорогое ей создание и из последних сил преграждала путь врагу.

— Важена… Тш-ш-ш…. Я пришел забрать тебя к брату…

Тимка сказал это по-эрзянски и специально не стал упоминать Ивана, чтобы не спугнуть доверие плененной женщины.

Подвывания постепенно затихли, но ответа он ждал долго, почти минуту.

Мучительно тянулись мгновения тихо кряхтел проснувшийся ребенок.

— Я ему не нужна… Он отдал меня из рода, не спрашивая согласия! И потом не спас меня, хотя я ждала.

Сзади послышалось дыхание, и в ухе раздался Андрейкин шепот.

— Он проснулся. Скорей.

Неслышные шаги удалились, и Тимка попробовал вновь. На этот раз он вспомнил всех и надавил на жалость.

— Тш-ш-ш… Мне Иван, твой суженый, вроде как дядькой приходится… даже еще ближе. И брат твой горюет о тебе. Если ты не согласишься, мы останемся здесь и поляжем все, а у нас даже усы отрастать не начали.

— Такие молодые… — голос не отвечал, он равнодушно констатировал факты, Знал бы суженый, как надо мной поругались, перевернулся бы на своих небесах. А остальным я такая порченная не нужна.

— Ивану без тебя никак!

— Он жив?! — в хриплом голосе послышалась надежда.

— Мы нашли его следы…

— Но, не его самого… — вспыхнувшая надежда угасла.

— Я обещаю. Обещаю, что найду. Тогда поступишь, как знаешь. А пока нам надо собираться.

— Собираться. Надо. У меня ребенок. Куда я с ним? Кто меня примет?

— Для нас. Для всех. Это. Его. Дитя. Ты же помнишь Он сказал это сам.

— Уходите… Пока не поздно.

Нет. Ребенка мы напоим слабым маковым отваром, а потом засунем вас в потайной ящик на дне телеги, припорошив сеном. Все продумано, не беспокойся!

— Бегите!

— Нет. Без тебя никуда не уйдем. Учти, если что то сорвется, наши следующей ночью обязательно пойдут на штурм крепости! Представляешь, сколько людей погибнет?

В наступившем молчании отчетливо раздался шум в коридоре над лестницей. Более ждать было нельзя, и Тимка ринулся туда.

«Вот и взятое напрокат оружие пригодилось! Плохонькое, но нам не на стенах биться!»

Когда он подбежал к комнате городского головы, было уже почти все кончено. В свете теплившегося свечного огарка из-под кровати выползало пятно черной крови, на одеяле комом лежала женщина.

Тимку, перекорежило. Молодуху было жалко, хотя он сам и отдал приказ валить любого, если есть хоть малая вероятность, что тот позовет на помощь.

Сам панок лежал рядом с порогом, зажимая рану в боку. Струйки крови сочились у него между пальцев, растекаясь темным пятном на рубахе, но в своей ненависти, полыхавшей в глазах яркими огоньками, он даже не замечал этого.

Однако молчал.

А что прикажете делать, если силы неожиданно кончились, а острие чужого ножа засунуто под подбородок?

— Кто повеление тебе передал Важену в неволе держать? Куда ветлужцев продал?

Давление клинка ослабло, но это лишь дало повод лежащему плюнуть в сторону Тимки.

— Поставлю вопрос по-другому. Видел такое колечко раньше? К нему еще бляха прилагается… — витой железный ободок на грубой конопляной тесемке на миг показался из-за выреза рубахи, чтобы вновь опуститься на место. — По глазам вижу, что хотя бы слышал и понимаешь, что своими словами я разбрасываться не буду! Так вот, если ответишь, как все было, то Овтай и его ближники не будут мстить твоему роду… Иначе вырежут и старого и малого, в том числе семью твою, которую ты спровадил подальше от ратных баталий, что могут в крепости случиться при проходе суздальцев! Это его твердое обещание, данное мне лично. А от себя добавлю, что если будешь упорствовать, то мы всем расскажем, на что ты обрек своих ближайших родичей…

Ждал Тимка недолго. Для панка умереть было не страшно. Хоть и городской голова, но вышел из воев, не чета своему служке. Страшно было за своих. Кровная месть не щадит никого, а род Медведя подмял под себя многих и многих.

Слову же в эти времена верили.

После озвученного признания Тимка еще раз повторил обещание пощады всему роду, а потом взялся за нож. Самые неприятные вещи надо делать самому, чтобы отчетливо понимать, что ты требуешь от других. Тимку так научили.

Потом его вырвало.

«Будь ты проклят, инязор!»

* * *

Пробуждение было не слишком приятным. После полуденного кошмара, напомнившего о былом, слегка болела голова. Тем не менее, Тимка потянулся, разворошив колючее, до одури пахнущее сено, и приподнялся.

Его «лежбище» было устроено на самой верхушке копны, медленно трясущейся по тесной лесной дороге. Ветки деревьев почти задевали Тимку по волосам и иногда вырывали вокруг него клочки подсохшей травы, остававшейся висеть на деревьях неопрятными космами. Казалось, что деревья вокруг были плотоядными…

«Ну ладно, травоядными!»

Рядом сопела Радка, измотанная бдением у постели девчушки, чьи родители приютили их прошлой ночью. Та все время металась в бреду и даже ему пришлось несколько раз вставать пополуночи, чтобы заварить какие-то травки и поменять компрессы. Если учитывать, что пробыла Радка почтовой лодьей, сразу ринувшись на перекладных на его поиски, а перед этим еще и провела неделю около постели его отца, медленно отводя того от края могилы, она должна была спать мертвым сном.

Однако веки дрожали.

«Вот как можно одновременно спать не спать?!»

Тимка не выдержал, дернул из кучи подсохшую соломинку и метелкой прошелся по нежным Радкиным ушам, выглядывающим из-под сбившегося набок платка. Поднявшийся в ответ маленький кулачок ясно высказал мысль о недопустимости подобных экспериментов.

«Ну и спи… заспиха!»

Возчиков сверху было не видно.

Точнее возчицы, тети Мани, здоровущей бабы в самом соку, при этом называющей себя старой дряхлой развалиной. Как-никак сорок лет. Однако зубы у нее были в целости, а характер остался на старости лет все такой же шебутной.

Вот и сейчас она что-то напевала, сидя на облучке. Если и прерывалась, то только для того, чтобы поругаться с лошадью, медленно тащившей, по ее мнению, себе прокорм на зиму. Корила ее всячески, и даже подгоняла хлыстом, но та отвечала пренебрежительным фырканьем, ничуть не прибавляя шаг.

Для тетки подростки были всего лишь сезонными работниками, которых ее дальний родич попросил подвезти до деревни. Вот только она не скрывала сомнений, что они там могут найти себе работу.

38
{"b":"621293","o":1}