— Отлично, Хонока! Теперь тяни! — Ёсихико почувствовал, что ноша на плечах стала чуть легче, и продолжил восхождение.

Наверху тем временем Хонока держала Накисавамэ-но-ками за руки и изо всех сил тянула на себя, помогая ей преодолеть края колодца.

И освободиться от ноши печали.

Наконец, Накисавамэ-но-ками прилетела в объятия Хоноки, и они вместе повалились на землю.

— У… у нас получилось… — Ёсихико высунул головы из колодца, оперся на каменную кладку и с облегчением вздохнул.

Он не знал, что получится из затеи, но теперь мог сказать, что операция прошла успешно.

— П-прости меня, Хонока! Ты в порядке?! — Накисавамэ-но-ками перепуганно вскочила и обратилась к девушке, на которой только что лежала. — Т-тебе не больно? Ты не ранена?!

— ...Я в порядке, — коротко ответила Хонока, смахивая грязь со школьной формы.

Затем обе они словно впервые увидели друг друга и притихли, не зная что сказать.

— А-а… знаешь, Хонока… — наконец, заговорила Накисавамэ-но-ками. — М-мне ты можешь говорить правду, ладно? Так и скажи, если тебе больно, тяжело, холодно, зябко…

Хонока моргнула так, словно слова застали ее врасплох.

— А, п-правда, у тебя ведь это не слишком хорошо получается, так что я по возможности стараюсь сама все замечать, так что э-э-э… — в глазах Накисавамэ-но-ками встали слезы, а сама она отчаянно пыталась подобрать слова. — Я з… знаю, что на самом деле ты постоянно плачешь, Хонока…

Знала она и то, что сколько бы слез за нее ни проливала, тьма внутри девушки никак не уходила.

Накисавамэ-но-ками протянула руку и коснулась щеки Хоноки.

— Ты не проливаешь слез, но я знаю, что в душе ты плачешь.

Хонока смотрела на богиню, не произнося ни слова. Ручка богини скользнула с щеки на шею, и Накисавамэ-но-ками прижалась к девушке всем своим маленьким телом.

— Н-на самом деле я хотела не увидеть внешний мир.

Ёсихико и Когане невольно переглянулись.

Слезы Накисавамэ-но-ками мерно падали на землю, а ее уста роняли слова, которые она так долго хотела сказать:

— Н-на самом деле я… хотела вот так обнять тебя.

Хонока ошарашенно уставилась на богиню.

— Я хотела утешить тебя собственными руками…

“Сегодня она вновь бросит мне цветы, но что я могу сделать ради нее?

Небо всегда рядом со мной, и в то же время так далеко. Поэтому я не могу даже вытереть ее незримые слезы…”

— Будучи Накисавамэ-но-ками, я принимаю печали многих людей, но печаль одного из них хочу прекратить.

Хонока сидела в объятиях богини и безмолвно смотрела в небо. Готовая разрыдаться Накисавамэ-но-ками все же смогла наскрести в себе мужество и заявить:

— В-ведь мы с тобой… д… друзья.

Стоило ей договорить, как из глаз Хоноки беззвучно скатились слезы.

За первой каплей последовала вторая, а затем они превратились в нескончаемый поток.

— Савамэ…

Хонока обняла маленькую богиню. Ее прекрасное лицо исказилось и послышались всхлипы.

Впервые в жизни она заплакала не от горя или обиды.

— И что в конечном счете, Ёсихико? Ты подождал, чтобы вернуться вместе с той девушкой, но хватило ли тебе времени понять чувства Накисавамэ-но-ками?

Выполняя заказ, Ёсихико так устал, что на следующий день, в субботу, провалялся в постели до полудня. Когда он спустился, чтобы съесть не то завтрак, не то обед, мать поручила ему поход по магазинам. От вчерашних событий у него болело все тело, но 24-летний бездельник понимал, что если он хочет жить спокойно, ему необходимо прилагать определенные усилия, чтобы не портить отношения с матерью.

— На самом деле мне просто кажется, что Накисавамэ не смогла заставить себя так жестоко поступить с Хонокой, которая постоянно таскала ей цветы.

Ёсихико чихнул и продолжил брести по тротуару. Тело пронизывал холодный ветер, но тепло яркого солнца все-таки побеждало. Погода уверенно приближалась к весенней.

Поначалу Накисавамэ-но-ками, мечтавшая обнять Хоноку собственными руками, конечно же, думала попросить девушку вытащить ее из колодца. Однако она понимала, что ее пропитавшееся печалями тело стало слишком тяжелым. Кроме того, она не хотела во всем полагаться на Хоноку. В идеале она хотела выбраться из колодца незаметно для девушки, прийти к ней сама и преподнести сюрприз. Если бы она с самого начала сказала правду, возможно, план удалось бы претворить в жизнь, но Накисавамэ-но-ками и подумать не могла, что Ёсихико окажется знаком с Хонокой.

— К тому же м-мне казалось, что меня накажут, если я скажу, что стараюсь ради Хоноки… — робко объяснила Накисавамэ-но-ками вскоре после того, как ее вытащили из колодца. — М-мой долг — принимать печаль многих людей… Поэтому я думала, что высшие боги не одобрят особое отношение к одному человеку. Я искренне прошу прощения у достопочтенного лакея за то, что сказала неправду!

Накисавамэ-но-ками поклонилась так низко, что чуть не коснулась лбом колен.

Другими словами, она провела не только лакея, но и высших богов, которые одобрили заказ.

— Страшные вещи она совершила, — пробормотал Когане, шедший сбоку от Ёсихико, и вздохнул. — Не стоит так играть с лакеем и высшими богами, какая бы сильная нужда тебя ни толкала. Более того, я не понимаю, как бог может считать человека другом.

Выслушав как всегда суровую отповедь Когане, Ёсихико кисло улыбнулся и шмыгнул носом.

— Ты знаешь, мне на самом деле кажется, что высшие боги как раз все понимали.

Он никак не мог отделаться от мысли, что боги одобрили заказ, прекрасно понимая все обстоятельства. Впрочем, заказ уже остался позади, а трения между богами Ёсихико не касались. На странице с именем Накисавамэ-но-ками уже стояла красная печать в форме слезы.

— Та-ак, сначала в продуктовый за зеленым луком и мирином22. Затем в хозяйственный за мешками для мусора и отбеливателем… Эх, что ей мешало в один супермаркет меня отправить?.. — ворчал Ёсихико, глядя на листок, исписанный знакомым маминым почерком.

Возможно, она заставила его сходить по двум магазинам, просто чтобы пожурить за такой долгий сон.

— Не забудь про пирожок, десерт и шампунь, — добавил Когане, буравя Ёсихико зелеными глазами.

— ...Откуда взялись пирожок и десерт, я догадываюсь, но шампунь? — Ёсихико на всякий случай еще раз перечитал листок и даже перевернул. — Тут про него не сказано.

— Естественно. Но мне он нужен.

— А? Зачем он тебе?

За мыслью о том, когда Когане заразился чистоплотностью, Ёсихико снова чихнул. Видя, что лакей ничего не понимает, Когане наморщил морду и сурово на него посмотрел.

— Уже забыл, как вчера после колодца прижимался ко мне и причитал о том, как тебе холодно?

Хоть Ёсихико и вспомнил, но все равно шмыгнул носом и свел брови.

— Нет, я помню, как пользовался твоей шерстью, но шампунь здесь при чем?

Когане словно сравнивал Ёсихико с грязью. Удивительная бессердечность с учетом того, что, как правило, ночевали они на одной постели.

— Если бы ты просто грелся за мой счет, я бы, так и быть, стерпел. Но ты ко всему прочему решил высморкаться в меня! Измазал соплями мой великолепный хвост!

— А-а, это поэтому ты вчера весь день из ванной не вылезал?

Ёсихико успел было решить, что после случая с Сукунабиконой-но-ками лис пристрастился к горячей воде.

— Знаешь, скольких трудов мне стоило избавиться от той засохшей гадости?!

— Понял-понял, прости. Кста-ати, если ты уже избавился, зачем тебе шампунь?

— Где гарантия, что такого не повторится впредь?! С тобой ни в чем нельзя быть уверенным! Добудь мне какой-нибудь с кипарисом, алоэ, на худой конец с сандалом! Почему-то цветочные ароматы мне…

— А, Хонока.

— Ах ты-ы-ы! Сюда слушай!